Две стороны жемчужины
Шрифт:
– Кого я воспитала? – понурила голову Мария Алексеевна. – Ты свела мальчишку с ума. Наигралась им вволю?
– Наигралась, – тихо сказала Инна и сжала дрожащие пальцы в кулаки. Глубоко вздохнула, собираясь с духом. – Не тебе меня судить. Я не стала, как ты, любовницей, вышла замуж за победителя.
– Очень заслуженная победа. Хоть бы постеснялась носить кольцо и цепочку, купленные на ворованные деньги.
Инга фыркнула:
– Это трофеи. И хватит меня упрекать. Всё давно прошло и забыто. – Разве она могла сказать матери, как сожалела обо всём. Сколько раз винила себя за глупость
Мария Алексеевна поднялась с лавочки.
– Пошли в дом, – от горечи на душе ей не хотелось больше разговаривать с дочерью.
– Да ладно, мам. Кто в юности не совершал ошибок. Я не понимала, что делала. Семейку Рудаковых ты немного знаешь. И без меня бы Димка пошёл по кривой дорожке. Разве папаша алкаш научил его чему-то хорошему? Не надо на меня лишнее валить.
Мария Алексеевна вынула пирог из духовки.
– Ешь сама, у меня нет аппетита.
Инга отрезала кусок Курника и, запивая горячим чаем, принялась есть. Мария Алексеевна лежала в зале на диване и не видела, что по лицу дочери бегут слезы, попадая на пирог и в сладкий чай.
Инга старалась не вспоминать Дмитрия, вычеркнула его из памяти, но в душе осталась горечь. Перед глазами встал Димка: высокий, стройный, похожий на итальянца, черноглазый и белозубый. Он ни на кого из своей семьи не походил, рядом с ним они выглядели так, будто присыпаны пылью. Разница в четыре года не мешала Димке преследовать её. Обычно она лишь отмахивалась от признаний парня, но в тот день Инга впервые встретилась с отцом. Мать никогда не скрывала, кто её родитель, не выдумывала лётчиков и космонавтов. Ещё в детстве объяснила: я родила тебя от любимого человека, но, к сожалению, мы оказались не нужны ему, поэтому у тебя есть только я. Инга не собиралась видеться с человеком, ни разу не вспомнившем о дочери, не подарившем ни одного подарка. Но так случилось, попала на практику в санаторий, принадлежащий отцу. Столкнувшись с ним в холле, поняла: он знает, кто она такая. Отец принял равнодушный вид и прошёл мимо. Это задело Ингу настолько, что она бесцеремонно прошла в его кабинет и уселась перед ним в кресло.
– Что тебе нужно?
Ни смущения, ни беспокойства она не заметила на его холёном лице.
– Вот счёт. Перечислишь на мою карточку всю сумму, что задолжал за восемнадцать лет. Папочка, – быстро приняла решение Инга, понимая, что не будет никакого разговора, раскаяний или извинений.
Он холодно посмотрел на неё, усмехнулся, взял бумажку с номером счёта.
– А ты не похожа на мать. Хорошо, я перечислю. Надеюсь, больше ты меня не побеспокоишь.
Тягостное молчание длилось минут пять. Он без интереса рассматривал её, Инга леденела под его взглядом, ощущая себя букашкой. Наконец поднялась.
– Не побеспокою.
– Вот и ладно, – он занялся бумагами, больше не обращая на неё внимания.
Инга на деревенеющих ногах покинула кабинет. Никогда ещё она не чувствовала себя настолько никчёмной и незначительной. Во дворе столкнулась с давним поклонником Димкой. Он протянул ей букет гладиолусов. Инга не любила их: один-два цветка распустятся,
– У меня есть два билета на концерт Киркорова. Пойдёшь?
– Дима, я не дешёвка какая-нибудь, у тебя на меня денег не хватит, – ухмыльнулась Инга.
– Хватит, я заработаю, – воодушевился Дмитрий, обрадованный, что любимая девушка наконец снизошла до беседы с ним. Тёмные глаза загорелись упрямством. – Пойдёшь со мной?
Так всё началось. После беседы с папашей Инга решила: никогда не позволю мужчине растоптать себя, как это произошло с матерью. Я всегда буду главной. Тем летом она чувствовала себя роковой женщиной, немного жалела, что один из поклонников слишком молод, игра стала бы ещё увлекательнее. Её не интересовало, где Дмитрий берёт деньги, каждый сам решает, как поступать.
***
– Вы к кому? – Елена Назаровна, открыв дверь на звонок, обнаружила на пороге незнакомую женщину.
– Если вы мать Арины, то к вам.
– Что она опять натворила?
Мать Арины мучилась от головной боли и желания выпить. К концу второй недели трезвости желание становилось просто невыносимым. Если муж пил ежедневно и понемногу, то она периодами. Спустя две недели употребления горячительного у неё начинал болеть желудок, отказываясь принять ещё хоть каплю. В трезвый промежуток времени Елена Назаровна наводила порядок в квартире, усерднее ходила на работу, бралась за воспитание дочери.
– Вы знаете, что Арина спускается к морю с Высокого берега? Вчера потащила туда моего сына, и он чуть не сорвался вниз.
Высокий голос гостьи вонзился в мозг Елены Назаровны.
– Но не сорвался же. Что вы от меня хотите?
Гостья обвела глазами комнату, губы дёрнулись в пренебрежительной усмешке. Чисто, но обстановка ужасающе скудная: продавленный диван, дешёвый пожелтевший тюль на окнах, круглый древний стол в пятнах ожогов от сигарет и горячих сковородок, на тумбочке с перекошенной дверцей ламповый телевизор.
– Вы не боитесь, что дочь упадёт?
– Она с трёх лет там лазает. Ничего с ней не сделается.
Гостья покачала головой.
– Тогда объясните своей девочке, чтобы не водила туда моего сына.
Елена Назаровна поморщилась.
– Сами объясните. Аринка, иди сюда. Быстро я сказала!
Арина в комнате, принадлежащей ей и брату, наклеивала ракушки на глиняный горшок. Услышав голос матери, побежала на зов.
– Тут кое-кто требует, чтобы ты не таскала её трусливого сына на Высокий берег, – наклонила голову Елена Назаровна, глядя на гостью с насмешкой.
– Что вы говорите, он не трусливый. Это вы безответственная, если отпускаете туда дочь! Что можно взять с девочки, когда у неё такая мать.
– Какая такая? Ты чего припёрлась сюда? Оскорблять?
Арина встала перед разъярённой матерью, та всегда вспыхивала быстрее, чем сухая трава от искры.
– Можешь не сомневаться, моя дочь больше не приблизится к маменькиному сынку.
Гостья, медленно отступая к выходу, кивнула:
– Я только рада этому.
Елена Назаровна, обогнув Арину, с силой захлопнула дверь за женщиной и повернулась к дочери.