Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
– Что будем делать? – испугался Арнольд.
– Чуть отодвинься от меня, но не останавливайся.
Молодой толстяк взялся за рукоять меча и вытащил его из ножен на несколько дюймов. Переход от паники к безрассудной храбрости был мгновенным. Тангейзер видел такое не раз – немногие после этого оставались в живых.
– Оставь в покое меч и делай, что я сказал, – приказал он.
Приблизившись к воинственному гугеноту, Матиас дал ему шанс избежать столкновения и свернул в сторону. Но забияка не желал отступать. Снова преградив им путь, он ткнул пальцем в де Торси и сказал, обращаясь к мальтийскому рыцарю:
– И какова на вкус его задница?
Тангейзер схватил выставленный палец и резко вывернул его. Протестант взвыл от боли. Иоаннит прошел мимо него, и задира, вся сила которого оказалась бесполезной, был вынужден согнуться пополам, чтобы ему не вывихнули палец. Внешней стороной правой ноги Матиас ударил его под колено. Гугенот рухнул на каменные плиты, и послышался хруст сломанного пальца, за которым последовал громкий стон. Госпитальер продолжал идти, не замедляя шага и не оглядываясь. В этом не было необходимости. Внимание всего двора переключилось на упавшего громилу. Арнольд оглянулся, вытянув шею.
– Смотри вперед. К тому времени, как он встанет, мы будем уже внутри, – шепнул ему Матиас.
Два швейцарских гвардейца ухмылялись из-за своих алебард. Они кивнули Тангейзеру и не удостоили даже взглядом его спутника, который разозлился еще больше.
– Такое презрение – крест, который мне приходится нести за близость к Анжу, – проворчал юноша.
Генрих, герцог Анжуйский, судя по слухам предпочитавший носить женские серьги, а не меч, был младшим братом короля и недругом гугенотов. Он считался любимцем матери, и кое-кто считал, что поэтому он обладает более серьезным политическим весом, чем король, которого Анжу презирал и которым помыкал. Его развращенность, ставшая уже легендарной, компенсировалась периодическими приступами самобичевания.
– Не обращай внимания, – сказал иоаннит. – Ты держался молодцом.
– Правда?
– Не потерял голову и был готов сражаться с превосходящим по численности противником.
Арнольд выпрямился, став дюйма на два выше ростом, и вошел в вестибюль. Там он огляделся и зашагал по коридору. Окна в старом дворце представляли собой просто прорезанные в камне щели. С полутьмой сражались зажженные лампы и свечи.
– Ты один из миньонов герцога Анжуйского? – поинтересовался Матиас.
– Я его друг и советник, – ответил де Торси. – Ему очень нужен и тот и другой, хотя обе эти роли довольно опасны. Дворец буквально кишит завистниками, плетущими интриги. Тело Филиберта Ле Вайе было найдено на аллее в пяти минутах от того места, где мы теперь стоим, и больше его имени не упоминали. Даже убийство какого-нибудь могильщика расследуют тщательнее. Все знают, кто приказал его убить, и приняли это к сведению.
– Может ли провинциал тоже принять это к сведению?
В ответ Арнольд, прижав палец к губам, изобразил жеманную походку.
– Сам Анжу? – уточнил госпитальер.
– Нет. Анжу его обожал. За всем стояла она – «дочь купца».
Мнение Тангейзера о королеве явно изменилось к лучшему.
– Кстати, манера одеваться вовсе не означает, что мой хозяин Анжу содомит, – как и его терпимость к мужской любви, которой предаются некоторые, но далеко не все, его фавориты, – продолжил де Торси. – Я лично видел, как он овладел горничной сзади, когда та скребла полы, причем с энергией недавно посвященного в сан епископа. Должен признать, что так он хотел реабилитировать себя перед матерью, которая тоже стала свидетелем этой сцены, однако крики горничной указывают на то, что это не было заранее спланировано.
– Мне приятно слышать, с каким рвением ты защищаешь мужественность его высочества.
– Значит, вы тоже слепо следуете за мнением большинства?
– Я не очень много размышлял над таким предметом, как содомия. Наверное, зря?
Арнольд позволил себе усмехнуться:
– Почему вы настаивали, чтобы мы шли через двор?
– А разве ты этому не рад?
Молодой человек задумался:
– Пожалуй, да.
– Вот тебе и ответ.
Они вошли в огромную залу, заваленную остатками театральных декораций. Вдоль одной стены выстроились африканские горы, выкрашенные в серебристый цвет и увенчанные троном. Другая кипа декораций изображала адское пламя. Рядом стояло гигантское колесо, обвешанное колоколами. На полках рядами лежали маски демонов, а вешалки были забиты костюмами животных и ангельскими крыльями. Внимание Тангейзера привлекли странные звуки, и он прошел дальше между грудами мусора.
В глубине комнаты стоял большой куб, накрытый куском черного бархата. Звуки исходили оттуда: шорох, потом тишина, потом тихий шепот и жалобный плач, потом опять тишина. Матиас сдернул покрывало, и на него обрушился такой оглушительный визг, что он попятился, не выпуская из руки ткань.
Под бархатом оказалась деревянная клетка, до отказа забитая маленькими обезьянками, размером не больше белки. Мех у них был короткий, желтоватый, а вокруг ртов и глаз – черный, что придавало их мордочкам сходство с черепом. Крошечные изящные пальчики цеплялись за перекладины клетки, ребра вздымались и опускались под шкурой. Обезьянки скалились, обнажая десны нездорового, серого цвета. Глаза у зверьков ввалились. Некоторые лежали на дне клетки, слишком слабые, чтобы двигаться. Грегуар с сочувствием смотрел на несчастных существ. Тангейзер был готов поклясться, что обезьяны все свои жалобы обращали к мальчику.
– Что это? – спросил маленький парижанин.
– Их называют обезьянами, – объяснил его господин.
Грегуар попытался произнести это слово, а Матиас продолжил:
– Они живут на деревьях, в дальних странах, на другом конце света.
– Они напуганы и голодны. И воды у них нет! – с болью воскликнул ребенок.
– Верно подмечено, приятель. Бедняги умирают от жажды.
Подошел Арнольд и с отвращением посмотрел на обезьян.
– Зачем сильные мира сего вывозят из Африки экзотических животных? Неужели они думают, что коллекция дурно пахнущих зверей придаст им величия? – спросил у него иоаннит. – Эти макаки из Нового Света. Я видел таких в Севилье, но не столько сразу.
– Боюсь, им не повезло. Одна из них укусила за палец любимого карлика королевы, а ее карлики пользуются большим влиянием, чем я, – пожал плечами де Торси.
– Помоги мне, Грегуар, – скомандовал госпитальер.
Под оглушительный визг обезьян Тангейзер и его слуга вынесли клетку из глубины комнаты и поставили у двери.
– Что вы делаете? – забеспокоился Арнольд.
– Грегуар прав – они умирают от жажды. Отсюда их услышат те, кто должен за ними присматривать.
Они оставили галдящих обезьян, и полный придворный снова повел своих спутников по коридору.