Дверь в лето (сборник)
Шрифт:
— Стойте!
Это было сказано человеком, привыкшим приказывать. В его голосе чувствовались властность и сила; так укротитель усмиряет хищных зверей. Одно это слово заставило толпу подчиниться. Все повернулись к нему.
Гейнс продолжал:
— Оставайтесь на местах, пока мы не будем готовы к эвакуации. Я — Главный Инженер. Здесь вы в безопасности. Вот вы, — он указал на здоровенного детину у дверей. — Назначаю вас моим заместителем здесь. Никого не выпускайте без специального разрешения. Миссис Маккой, распорядитесь всех накормить.
Гейнс
Вся двадцатифутовая экспресс-полоса была забита: из магазинов, кафе, телетеатров и прочих заведений толпами высыпали люди — посмотреть, что произошло. Несчастный случай не заставил себя ждать.
Толпа колыхнулась, стоявшая с краю средних лет женщина, пытаясь сохранить равновесие, ступила на соседнюю девяностомильную полосу. Она едва успела крикнуть… Ее перевернуло, бросило на движущееся полотно и со скоростью девяносто пять миль в час — сто тридцать девять футов в секунду — проволокло по нему. Словно серп траву подсекла она людей и пропала из виду.
Но дело этим не кончилось. Один из сбитых ею был вышвырнут на неподвижную стомильную полосу, прямо в толпу. Он чудом остался жив — всю силу удара приняли на себя те, кто теперь вокруг него — истекающие кровью, изломанные жертвы его дикого скачка. Мало того. Удар снова колыхнул толпу, и еще несколько несчастных, стоявших у границы полос, были сброшены на движущееся полотно.
Центр событий переместился, и Блейкинсоп больше ничего не увидел. Он, политик, привыкший разговаривать с толпой, был совершенно выбит из колеи. Его подташнивало.
К удивлению Блейкинсопа, Гейнс не бросился на помощь пострадавшим, не попытался успокоить охваченную паникой толпу, а быстро повернулся к двери ресторана. Увидев, что Гейнс собирается войти туда, Блейкинсоп воздел руки.
— Неужели вы не поможете этим несчастным?!
Гейнс обернулся. Сейчас он менее всего напоминал остроумного и радушного хозяина, каким был несколько минут назад.
— Нет. Им помогут другие. Я отвечаю за всю дорогу. Не вмешивайтесь.
Блейкинсоп был обескуражен и возмущен, однако замолчал, понимая умом, что Гейнс прав, что на нем лежит ответственность за безопасность миллионов людей и он не может размениваться на частные случаи, но его чувства восставали против такого холодного рационализма.
Гейнс вошел в ресторан.
— Миссис Маккой, где у вас запасной выход?
— В кладовой, сэр.
Гейнс поспешил туда, Блейкинсоп — следом за ним. Молодой филиппинец вскочил из-за стойки, смахнув на пол какую-то зеленую смесь, ибо прямо над ним был круглый люк с запорным маховиком в центре. К нему вела тонкая, но прочная металлическая лестница.
Блейкинсоп потерял шляпу, пытаясь поспеть за Гейнсом; когда они выбрались на крышу здания, Гейнс осветил ряды дорожных кабин карманным фонариком. От крыши их отделяли четыре фута свободного пространства.
Наконец, мистер Гейнс обнаружил то, что искал, — такой же люк футах в пятидесяти от них. Он опустил крышку люка, встал одной ногой на крышу кабины, уперся руками и резким движением перебросил себя на кабину. Блейкинсоп сделал то же, правда, не так легко.
Они стояли в темноте, осыпаемые мелким холодным дождем. Под ними и по обе стороны, насколько хватало глаз, простирались слабо светящиеся экраны, превращающие солнечную энергию в электрическую. Свет был не особенно ярок; так призрачно и жутко светится снег в безлунную ночь.
Этот свет выхватывал из темноты узкую, выгнутую дугой над крышами кабин дорожку, ведущую к зданию на краю дороги, затянутому сеткой дождя. Они побежали по ней так быстро, насколько позволяли скользкое покрытие под ногами и темнота. Гейнс показался Блейкинсопу совершенно отрешенным. Конечно, он был умен и обаятелен, что совершенно необходимо для его работы, но, как казалось австралийцу, надо всем преобладал холодный расчет. Таких людей он опасался. Ведь с точки зрения чистого разума, нет веских причин для существования человечества, не говоря уже об отдельных людях.
Если бы он мог проникнуть в мысли Гейнса, то изменил бы свое мнение. Внешнее спокойствие лишь прикрывало напряженную работу мозга. Словно компьютер, перебирал он варианты решений, отбрасывая негодные и отыскивая единственно верные. Под панцирем жестокой самодисциплины были и чувства. Во всем он винил только себя. То, что он видел, отдавалось болью в сердце, но болью Удвоенной, ибо он отвечал за все это. Он нес сверхчеловеческий груз ответственности; далеко не каждый мог выдержать такое и сохранить здравый рассудок. Сейчас он чувствовал себя капитаном, стоящим на мостике тонущего корабля, и только необходимость в немедленных действиях поддерживала его. Но его лицо было спокойно.
На стене здания поблескивал ряд зеленых стрелок, над которыми светилась надпись: “ПРОХОД ВНИЗ”. Он побежал вдоль стрелок, а Блейкинсоп пыхтел за спиной. Они нырнули в дверь и оказались на узкой лестнице, освещенной всего лишь одной лампой дневного света. Гейнс сбежал по ней и оказался на загруженном людьми шумном тротуаре северной полосы.
Рядом со входом, справа, стояла будка связи. За стеклянной дверью солидный, хорошо одетый мужчина разговаривал со своей половиной, маячившей на экране. Еще трое дожидались своей очереди.
Пробежав мимо них, Гейнс распахнул дверь, схватил за плечи солидного джентльмена и вытолкнул его из будки, недоумевающего и возмущенного. Прежде чем его благоверная успела сообразить, что происходит, Гейнс отключил ее и нажал кнопку аварийной связи.
Он набрал свой личный кодовый номер, и на экране тотчас же появилось встревоженное лицо Девидсона.
— Докладывайте!
— Это вы, шеф! Слава богу! Где вы? — в голосе Девидсона слышалось почти патетическое облегчение.