Дверь в лето (сборник)
Шрифт:
В 1955 году федеральное шоссе № 66 Лос-Анджелес — Чикаго, “Главная Улица Америки”, как его называли, превратилось в автомобильный конвейер, движение по которому разрешалось со скоростью не ниже шестидесяти миль в час. Во время его постройки неожиданно обнаружилось новое явление: два города-гиганта, Чикаго, и Сан-Луи, сомкнулись где-то в районе Блумингтона, штат Иллинойс. В результате, образовался один огромный город.
В этом же году в Сан-Франциско произошла замена устаревших трамваев на самодвижущиеся эскалаторы, приводимые в движение энергией солнечных экранов Дугласа — Мартина. Хотя права на вождение автомобилей еще сохраняли свою силу, конец автомобилизма был предрешен. Последний удар ему нанес Закон о Национальной Обороне, изданный в 1975 году.
В свое время этот закон вызвал массу споров: он объявил нефть исключительно стратегическим сырьем и, таким образом, вооруженные силы овладели всей нефтью, а восемьдесят миллионов гражданских машин стали бесполезным хламом. Такая мера уже вводилась во времена Второй Мировой войны, но теперь на ее “временность” уже никто не уповал.
Возьмите супер-шоссе того времени, по обе стороны которых высились города, добавьте самодвижущиеся эскалаторы в Сан-Франциско, учтите при этом катастрофическую нехватку бензина и присущую янки изобретательность. В 1960 году была пущена первая самодвижущаяся дорога между Цинциннати и Кливлендом.,
На нынешний взгляд ее конструкция была ужасно примитивной, и она более всего напоминала транспортер для руды, применявшийся пару десятилетий назад. Самая быстрая полоса развивала всего двадцать миль в час, была узкой, и уж конечно, ни о какой торговле на ней не могло быть и речи. Но несмотря на все недостатки, она стала прототипом, определившим образ жизни страны на ближайшие десятилетия — ни городской, ни сельской, а точнее — и той и другой, продиктованной существованием быстрых, безопасных, дешевых и удобных самодвижущихся дорог.
Фабрики — широкие, приземистые здания, крытые солнечными энергетическими экранами (такие же приводили в движение дороги) тянулись по обеим сторонам дорог. Позади них располагались отели, магазины, театры, кинозалы, меблированные комнаты, а еще дальше — жилые дома, которые покрывали холмы, вклинивались между фермами, стояли по берегам рек. Люди работали в “городе”, а жили в “деревне”, и чтобы попасть из одного места в другое, нужно было не более десяти минут.
Миссис Маккой сама обслуживала шефа и его гостя. При виде двух чудесных бифштексов они прервали беседу.
Было время ежечасных рапортов, дежурные инженеры секторов слушали механиков.
— Субсектор-один — порядок!
— Субсектор-два — порядок!
Натяжение полос, вольтаж, температура деталей, синхронность.
— Субсектор-семь — порядок!
Крепко скроенные, жилистые мужчины в хлопчатобумажных робах, большую часть жизни проводящие “под землей”, среди неизменного воя механизмов скоростных полос, визга роторов и подвывания подшипников.
Девидсон в просторной пультовой изучал действующий макет дорог сектора Фресно. Он взглянул на стомильную полосу и подсознательно отметил Четвертый ресторан Джейка. Шеф сейчас был в Стоктоне, следовало позвонить ему после приема рапортов. Пока все было тихо, движение для этих часов нормальное, так что он чуть было не заснул. Тогда он повернулся к младшему вахтенному инженеру:
— Мистер Бернс…
— Да, сэр.
— Что вы думаете насчет чашечки кофе?
— Чудесная мысль, сэр. Как только приму рапорты, я сразу же закажу.
Через минуту стрелки хронометра сомкнулись на двенадцати. Младший вахтенный повернул переключатель.
— Всем секторам — рапорт, — сказал он ровным голосом.
На экране возникли два человека. Младший из них ответил, заметно волнуясь:
— Диего-Кольцевая — катятся!
Их тут же сменили двое других:
— Сектор Анджелес — катятся!
Потом:
— Сектор Бейкерсфилд — катятся!
И:
— Сектор Фресно — катятся!
Наконец, когда отрапортовала Рино-Кольцевая, младший вахтенный повернулся к Девидсону и доложил:
— Катятся, сэр.
— Хорошо — пусть катятся!
Экран вспыхнул снова:
— Сектор Сакраменто, дополнительный рапорт.
— Давайте.
— Кадет Дженфер, младший вахтенный инженер сектора, производя осмотр, обнаружил кадета Алека Джинса, вахтенного техника субсектора, занятого игрой в карты с Россом, механиком второго класса того же субсектора. Невозможно сказать, в который раз они играли вместо того, чтобы патрулировать свой субсектор.
— Есть повреждения?
— Один из роторов перегрелся и разбалансировался. Сейчас все приведено в порядок.
— Хорошо. Прикажите кассиру и бухгалтерии рассчитать Росса и передайте его городским властям. Кадета Джинса поместите под арест и прикажите ему доложиться мне.
— Хорошо, сэр.
— Пусть катятся!
Девидсон повернулся к пульту и набрал временный номер Главного Инженера Гейнса.
— Мистер Гейнс, вы упомянули о двух вещах, представляющих для дорог наибольшую опасность, а рассказали только об одной.
Прежде, чем ответить, Гейнс пожевал листочек латука.
— Этой второй опасности практически не существует. Это просто невозможно. Но я все же расскажу. Смотрите, мы сейчас движемся со скоростью сто миль в час. Можете ли вы себе представить, что произойдет, если наша полоса внезапно остановится?
— Гм, — мистер Блейкинсоп нервно поерзал на стуле, — лучше не думать об этом, правда? Даже как-то не верится, что мы сидим в этом уютном кабинете и в то же время несемся куда-то. А что бы случилось?
— Не беспокойтесь, ничего особенного. Покрытие порваться не может, ибо его секции спроектированы так, что перекрывают друг друга и разве что сдвинутся. Даже если на протяжении нескольких миль разом остановятся все роторы, остальные примут нагрузку на себя и обеспечат движение полосы.
Но мы никогда не забываем о катастрофе на дороге Филадельфия — Джерси-Сити. Линия была одной из первых, самых первых, а нагрузка на нее была довольно велика, так как она обслуживала большой индустриальный район. Линия больше напоминала простой конвейер, и никто не мог предвидеть, что она сдаст. Это случилось в часы максимальной нагрузки, когда по скоростным полосам ехали толпы людей. За местом обрыва дорога вспучилась на протяжении нескольких миль, сбросив пассажиров на крыши восьмидесятимильной полосы, а передняя часть словно хлыстом ударила по другим полосам, расплющивая людей, сбрасывая их в жернова роторов, вминая в барьеры. Эта авария погубила свыше трех тысяч человек, и началась агитация за запрещение самодвижущихся дорог. По приказу президента они были остановлены на целую неделю, потом он был вынужден этот запрет снять — у него просто не было выбора.