Дверь в лето (сборник)
Шрифт:
Гейнс смотрел на него изучающе. Вот когда раскрылся характер Ван Клика и удивительно, что он не замечал этого раньше. Он припомнил, что Ван Клик не представлял собой ничего особенного, пока он сам не помог ему выбраться наверх. Теперь нужно было сыграть на его слабостях, отвлечь от рубильника. Пусть вся его ярость будет направлена на Гейнса. Только сделать это нужно осторожно, чтобы не допустить пальбы, да и самому обойтись без крови, отвоевывая рубильник.
— Ван, — с улыбкой сказал Гейнс, — вы ведь всего лишь надутое ничтожество. Это у вас на лбу написано. Я же вас насквозь вижу: вы третьесортный человечишка, Ван, и всю жизнь боялись, как бы кто-нибудь не дал вам пинка. Директор… Тьфу! Если бы все функционалисты были вроде вас, мы бы наплевали на них — пусть захлебываются в собственном дерьме, — и он демонстративно повернул свой стул, садясь спиной к Ван Клику и его пистолету.
Ван Клик бросился к обличителю, встал в нескольких футах от него и прокричал:
— Ты… Я тебе покажу… Всажу в тебя весь магазин и вот мой ответ!
Гейнс откинулся на спинку стула, потом встал с него и пружинистым шагом пошел на Ван Клика.
— Положите вашу пукалку на место, пока сами не застрелились.
Ван Клик отступал шаг за шагом.
— Не подходите ко мне! — закричал он. — Не подходите — или я застрелю вас, клянусь богом!
“Вот так”, — подумал Гейнс и кинулся коротышке под ноги.
Пистолет рявкнул над самым его ухом. Слава богу, не задело. Они катались по полу. Для такого коротышки Ван Клик был крепок. Где пистолет? Вот он! Гейнс схватил пистолет, вырвался.
Ван Клик остался лежать, скорчившись на полу, и из-под его век катились слезы. Он всхлипывал, как обиженный ребенок.
Гейнс посмотрел на него с каким-то подобием жалости, наклонился и легонько тронул его за ухом рукояткой пистолета, потом подошел к двери, прислушался и осторожно запер.
Веревка все еще была натянута. Он осмотрел узел и развязал его, отведя рубильник в безопасное положение. Потом повернулся к экрану на контрольной ’панели и вызвал Фресно.
— Все в порядке, Дейв, — сказал он, — начинай атаку и, ради всего святого, поживее! — и выключил экран, чтобы вахтенный не увидел, как его трясет.
На следующее утро Гейнс, довольный, расхаживал по помещению Главного Пульта. Дороги катились — их пустили уже давно. Это была долгая ночь. Инженеры и кадеты дюйм за дюймом проверили весь сектор Сакраменто, потом переключили на другие пульты два испорченных субсектора. На дороги катились — даже сквозь пол была слышна их вибрация.
Он остановился позади изможденного, заросшего щетиной человека.
— Почему вы не идете домой, Дейв? — спросил он. — Макферсон справится и без вас.
— А вы сами, шеф? Вид у вас далеко не цветущий.
— Ну, я — то вздремну после завтрака у себя в кабинете. Я позвонил жене и сказал, что не мог вчера встретить ее, теперь она едет за мной сюда.
— Злится?
— Не то, чтобы очень, но вы ведь знаете, как это бывает у женщин, — он повернулся к приборной панели, изучая данные всех шести секторов: Кольцевая Сан-Диего, сектор Анжелес, сектор Бейкерсфилд, сектор Фресно, сектор Сток… Стоктон! Боже правый! Блейкинсоп! Он же оставил австралийского министра в Стоктоне и за всю ночь даже не вспомнил о нем!
Он бросился к двери, крикнув через плечо:
— Дейв, велите подать мне машину и как можно быстрее!
Он пересек зал и заглянул в свой кабинет.
— Долорес!
— Да, мистер Гейнс.
— Позвоните моей жене и скажите ей, что я поехал в Стоктон. Если ее не будет дома, подождите ее здесь. И еще, Долорес…
— Да, мистер Гейнс?
— Успокойте ее.
Она закусила губу, но только сказала:
— Да, мистер Гейнс.
— Ну что за умница!
Он вышел из своего кабинета и сбежал по лестнице к дороге Вид бегущих полос обрадовал его, как никогда. Почти бегом он подошел к двери, на которой было написано: “ПРОХОД ВНИЗ” открыл ее, и громкая музыка “подземелья” слилась с мелодией которую он насвистывал:
“О, это скорость, скорость, да! Мы у роторов всегда Блюдем свои секторы строго! Раз! Два! Три! Куда бы ты ни ехал, помни всегда, Что катятся наши дороги! < image l:href="#" />ДАЛИЛА И КОСМИЧЕСКИЙ МОНТАЖНИК
Конечно, монтаж первой космостанции не обошелся без трудностей, и в основном не везло с персоналом.
Собрать станцию в открытом космосе, за 22300 миль от Земли — отнюдь не детская игра; даже с технической точки зрения она гораздо сложнее Панамского канала, египетских пирамид и даже реактора в Саскуэханне. Но Тини [49] Ларсен все же построил ее.
49
Тини (англ.) — тонкий, худой.
Когда мы с Тини познакомились, он был защитником в одной полупрофессиональной баскетбольной команде и числился в Оппенгеймеровском институте. Каждое лето он подрабатывал у меня, потом получил диплом, но так и остался в строительном бизнесе, и в конце концов стал моим боссом.
Надо сказать, что любую работу Тини начинал с подробнейшего планирования и что для ларсеновского подготовительного цикла нужны были шестирукие обезьяны, а не мужики в скафандрах. Тини цеплялся к любой небрежности, нещадно браковал конструкционные элементы и не одна тонна металла пошла к чертям, прежде чем начался монтаж.
Но больше всего хлопот доставляли люди. Женатиков было всего двое, все же прочие — холостые парни, любители приключений и больших денег. Были среди них списанные космонавты, были специалисты по приборам и по наземному строительству, были подводники, привыкшие работать в скафандрах, а еще — кессонщики, электрики, сварщики, судовые слесари и два акробата из цирка.
Четверых мы вышибли за пьянку в рабочее время, причем один поцапался с Тини и тот сломал ему руку. Где они доставали спиртное? Мы долго ломали над этим голову, пока не обнаружили, что один из судовых слесарей сварганил самогонный аппарат. Поилка могла работать без подогрева, благо вакуума вокруг хватало, а на брагу шла картошка с продовольственного склада. Увольнял я его с тяжелым сердцем: люблю изобретательных парней.