Двести лет вместе. Часть I. В дореволюционной России
Шрифт:
Но сорокалетний Струве, почти с юной подвижностью, обернулся в «Слове» уже 12 марта ответить на «учительное слово» Милюкова. И прежде же всего на этот выворот: «куда это ведёт?». («Кому послужит?», «на чью мельницу?» – таким способом будут затыкать рты – на любую тему – ещё столетие вперёд. Это – исказительный оборот, лишённый всякого сознания, что слово может быть честным и весомым само в себе.) – «Наши взгляды не опроверга[ются] по существу», а полемически сопоставляются с «проекцией», «куда ведут» они [1476] . («Слово» ещё через несколько дней: «Старая манера дискредитировать и идею, которую не разделяешь, и лицо, её провозглашающее, скверным намёком, что это-де встретит полное сочувствие в „Новом времени“ и в „Русском знамени“. Такая манера, по-нашему, совершенно недостойна прогрессивной печати» [1477] .) – А по существу: «К национальным вопросам в настоящее время прикрепляются сильные, подчас бурные чувства. Чувства эти, поскольку они являются выражением сознания своей национальной личности, вполне законны и… угашение[их] есть… великое уродство». Вот если их загонять внутрь – тогда они и вырвутся в изуродованном виде. А «этот самый ужасный „асемитизм“ – гораздо более благоприятная
1476
П. Струве. Полемические зигзаги и несвоевременная правда // Слово, 1909, 12 (25) марта, с. 1.
1477
Слово, 1909, 17 (30) марта, с. 1.
1478
П. Струве // Слово, 1909, 12 (25) марта, с. 1.
1479
В. Голубев. К полемике о национализме // Там же, с. 2.
Газетные споры огненно продолжались. «За несколько дней состави[лась] уже цел[ая] литератур[а]». Происходило «в прогрессивной русской печати… нечто, совершенно невозможное ещё так недавно: дебатируется вопрос о великорусском национализме»! [1480] Но на эту полную высоту поднимало спор «Слово», а другие газеты сосредоточились на «притяжения[х] и отталкивания[х]» [1481] . Интеллигенция с раздражением набросилась на своего недавнего героя «Освобождения».
1480
М. Словинский. Русские, великороссы и россияне // Там же, 14 (27) марта, с. 2.
1481
Слово*, 1909, 17 (30) марта, с. 1.
И не смолчал Жаботинский, да ещё и дважды… «Медведь из берлоги», – кинул он Петру Струве, кажется, такому спокойному и взвешенному, – а Жаботинский был оскорблён, называл его статью, а заодно и статью Милюкова, «блестящ[им] выход[ом] первачей», «лицемерием, неискренностью, малодушием и искательством пропитана их ласковая декламация, и оттого она так непроходимо бездарна»; и вылавливает из Милюкова, что «у старой русской интеллигенции, святой и чистой», значит, «имелись антиеврейские «отталкивания»?.. Любопытно». И проклинал «святой и чистый» климат этой прекрасной страны» и «зоологический вид ursus judaeophagus intellectualis [интеллектуального медведя юдеофага]». (Доставалось и примирительному Винаверу: «еврейск[ая] прислуг[а] русского чертога».) Жаботинский гневно отказывался, чтобы евреи ожидали, «когда будет решена общегосударственная задача» (то есть свержение царя): «Благодарим за столь лестное мнение о нашей готовности к собачьему самозабвению», о «расторопности верноподданного Израиля». И заключал даже, что «никогда ещё эксплуатация народа народом не заявляла о себе с таким невинным цинизмом» [1482] .
1482
Вл. Жаботинский. Медведь из берлоги//[Сб.] Фельетоны, с. 87-90.
Надо признать, эта крайняя запальчивость тона не служила выигрышу его точки зрения. Да и самое близкое будущее показало, что как раз именно свержение царя и откроет евреям прежде невозможные позиции, откроет им даже более, чем добивались, и этим вырвет почву из-под сионизма в России, так что Жаботинский оказался неправ и по существу.
Много позже другой свидетель того времени, бундовец, охлаждение вспоминал: «В годы 1907—1914 в России если не откровенно антисемитское, то «асемитское» поветрие порой охватывало и некоторых либералов среди русской интеллигенции, а разочарование в максималистских тенденциях первой русской революции давало иным повод возлагать ответственность за них на бросавшееся в глаза участие евреев в революции». И в предвоенные годы «наблюдался рост русского национализма… в некоторых кругах, где, казалось, ещё недавно еврейский вопрос воспринимался, как русский» [1483] .
1483
Г.Я. Аронсон. В борьбе за гражданские и национальные права: Общественные течения в русском еврействе // КРЕ-1, с. 229, 572.
В 1912 и Жаботинский, уже спокойно, пересказал такое интересное наблюдение видного еврейского журналиста: как только каким-то культурным делом заинтересовались евреи – с этого мгновения оно стало для русской публики как бы чужим, её уже туда больше не тянет. Какое-то невидимое отталкивание. Да, неизбежна будет линия национального размежевания, организация русской жизни «без посторонних примесей, которые в таком количестве для[русских] очевидно неприемлемы» [1484] .
1484
Вл. Жаботинский //[Сб.] Фельетоны, с. 245—247.
Сопоставляя
Дискуссия же 1909 года в «Слове» – еврейской темой не ограничилась, а выросла в обсуждение русского национального сознания, что, после 80-летней с тех пор глухоты нашего общества, свежо и поучительно для нас и сегодня. – П. Струве высказал: «Как не следует заниматься «обрусением» тех, кто не желает «русеть», так же точно нам самим не следует себя «оброссиивать», тонуть и обезличиваться в российской многонациональности [1485] . – В. Голубев протестовал против «монополии на патриотизм и национализм только групп реакционных». «Мы упустили из виду, что японские победы подействовали угнетающим образом и на народное, на национальное чувство. Наше поражение унизило не только бюрократию», как общество и жаждало, «а косвенно и нацию». (О, далеко не «косвенно» – а прямо!) «Русская национальность… стушевалась» [1486] . – «Не шутка и опозорение самого слова русский, превращённого в „истинно-русский“. Прогрессивная общественность упустила оба понятия, отдав их правым. „Патриотизм всё-таки понимался нами не иначе, как только в кавычках“. Но „с реакционным патриотизмом нужно конкурировать народным патриотизмом… В своём отрицательном отношении к черносотенному патриотизму мы так и застыли, а если противопоставили ему что, так не патриотизм, а общечеловеческие идеалы“ [1487] . Однако вот, весь наш космополитизм до сих пор не дал нам сдружиться с польским обществом [1488] .
1485
П. Струве // Слово, 1909, 10 (23) марта, с. 2.
1486
В. Голубев // Там же, 12 (25) марта, с. 2.
1487
В. Голубев. О монополии на патриотизм // Там же, 14 (27) марта, с. 2.
1488
В. Голубев. От самоуважения к уважению // Там же, 25 марта (7 апр.), с. 1.
А. Погодин вспоминал: после грозной отповеди Вл. Соловьёва на «Россию и Европу» Данилевского, после статей Градовского – вот «первые выступления того сознания, которое просыпается, на подобие инстинкта самосохранения, у народов в минуты угрожающей им опасности». (Ещё так совпало, что именно в дни этой дискуссии, в марте 1909, государственная Россия пережила своё национальное унижение: вынуждена была с жалкой покорностью признать австрийскую аннексию Боснии и Герцеговины, свою «дипломатическую Цусиму».) «Роковым образом мы идём к этому вопросу, который ещё так недавно был совершенно чужд русской интеллигенции, а теперь выдвинут жизнью так резко, что от него уже не отчураешься» [1489] .
1489
А. Погодин. К вопросу о национализме // Там же, 15 (28) марта, с. 1.
«Слово» заключало: «Случайный… инцидент послужил толчком к целой газетной буре». Значит, «в русском обществе ощущается потребность национального самопознания». Русское общество в прежние годы «устыдилось не только той ложной антинациональной политики… но и истинного национализма, без которого немыслимо государственное творчество». Творческий народ «непременно имеет своё лицо» [1490] . – «Минин был несомненным националистом». Национализм строительный, государственный, свойственен живущим нациям, и именно такой нам нужен сейчас [1491] . «Как триста лет тому назад, история требует нас к ответу, требует чтобы в грозные дни испытаний» ответить, «имеем ли мы, как самобытный народ, право на самостоятельное существование» [1492] .
1490
Слово, 1909, 17 (30) марта, с. 1.
1491
А. Погодин // Там же, 15(28) марта, с. 1.
1492
Слово, 1909, 17 (30) марта, с. 1.
А ведь – чувствовалось в воздухе это Подступающее! – хотя, казалось бы, довольно мирный Девятьсот Девятый год.
Но и не упускали верное (М. Славинский): «Попытка обрусить, вернее, обвеликорусить всю Россию… оказалась гибельной для живых национальных черт не только всех недержавных имперских народностей, но и, прежде всего, для народности великорусской… культурные силы великорусской народности для этого оказались слишком слабы». Для великорусской национальности – только полезно интенсивное развитие вглубь, нормальное кровообращение [1493] . (Увы – и сегодня не освоенный русскими урок.) – «Необходима борьба с национализмом физиологическим, [когда] народность сильнейшая стремится навязать народностям слабейшим государственный быт, им чуждый» [1494] . Да ведь такую империю нельзя было создать одною физической силой, – но и «нравственной силой». А если она у нас есть, то равноправие народов (и евреев, и поляков) ничем нам не угрожает [1495] .
1493
М. Словинский // Слово, 1909, 14 (27) марта, с. 2.
1494
А. Погодин // Там же, 15 (28) марта, с. 1.
1495
Слово, 1909, 17 (30) марта, с. 1.