Двор чудес
Шрифт:
— Немного терпения, — ответила она с улыбкой. — Больше всего из сказанного господином де Рагастеном меня удивило, что господин Флёриаль — отец Жилет.
— Отец, сударыня, — ответил Трибуле дрожащим от волнения голосом. — Насколько может назвать себя отцом человек, который ребенка нашел, воспитал, обожал и поставил его счастье целью своей жизни.
— Понимаю, — кивнула Мадлен. — Шевалье и вы, господа: я видела Жилет и говорила с ней часа два тому назад.
Все собравшиеся напряженно молчали.
— Прежде всего, не тревожьтесь, господа, — говорила Мадлен. — Девочка
— Избежала! — прошептал Трибуле, и глаза его наполнились слезами, а Манфред, не в силах произнести ни слова, до боли сжал руки отца и Лантене.
— Да, — серьезно сказал Мадлен, — избежала, но еще не вне опасности. Если вы мне верите, действовать надо как можно скорее.
— Действовать! — в отчаянье воскликнул Трибуле. — Но как? С тех пор как мы в Фонтенбло, раз за разом провалились уже десять попыток… Вечером мы уже решили перебраться через стену, убить часового и идти прямо во дворец…
— И ничего бы там не нашли. Благословите случай, который свел наши дороги с Жилет. Прежде всего, знайте, господа: ваше дитя теперь не в замке. Они вместе с матерью в одном садовом павильоне.
— С матерью?!
Это восклицание вырвалось разом у всех.
— Ну да, — ответила Мадлен. — С матерью, с Маржантиной.
— С Маржантиной! — воскликнул Манфред. — Теперь я понял, что хотела мне сказать несчастная полоумная, когда ухаживала за моей раной!
— Маржантиной! — воскликнул и Рагастен. — Той несчастной, у которой ее еле вырвали!
— Да, господа, — сказала Мадлен Феррон, — тут есть тайна, но я вам все объясню в двух словах. Несчастная Маржантина рассказала мне о себе. Маржантина, господа, была безумна, но с тех пор как встретила дочь, она в своем уме. Кто такая Маржантина? Девушка из Блуа, которая восемнадцать лет назад имела несчастье встретить Франциска де Валуа. Вы угадаете, господа, какая драма бросила любящую в пучину безумия… Тот, кого она страстно любила, предал ее, оскорбил, безобразно бросил, дочь ее пропала — рассудок оставил ее… и вернулся лишь тогда, когда она увидала: ее дочери грозит тот же, кто погубил ее!
Все замолчали, глубоко взволнованные нежданной повестью, которая была рассказана голосом тихим, мрачным, глухим, но проникнутым неисцелимой ненавистью.
Мадлен продолжала:
— Я не скажу вам, господа, зачем приехала в Фонтенбло. Господин де Рагастен, вы, думаю, после всех наших встреч должны были угадать мою тайну.
— Нет, мадам, — твердо ответил Рагастен.
— Я вам верю… Итак, вам всем довольно будет знать, что у нас общие интересы, потому что я ненавижу Франциска де Валуа. Едва смею прибавить, что, кажется, в моих мыслях завелась глубокая симпатия к ангелу по имени Жилет… Так или иначе, — продолжала она резко, чтобы справиться с чувствами, — мне удалось проникнуть в парк и сделать центром своих действий Караульный павильон. Там-то я и повстречала Жилет с ее матерью…
Все с восхищенным изумлением посмотрели на женщину, которой в одиночку удалось сделать то, что они
Она продолжала:
— Кто-нибудь из вас, господа, знает парк?
— Я, — ответил Трибуле. — Знаю прекрасно и парк, и дворец.
— Знаете, как пройти от потайной калитки к Караульному павильону?
— Хоть с завязанными глазами.
— Тогда вот что я предлагаю. Завтра приходите все к потайной калитке. У меня есть ключ, я вам открою…
— Почему не прямо сейчас? — спросил Манфред.
— По двум важным причинам. Первая: у калитки стоит часовой, он поднимет тревогу, если его не убрать первым же ударом кинжала…
— А завтра часового не будет?
— Не будет, — преспокойно ответила Мадлен.
Мужчины, сидевшие с ней, привыкли проливать кровь, да и вообще в те времена человеческая жизнь ценилась мало, но и они содрогнулись.
— И вторая причина, — продолжала Мадлен. — Сейчас, проходя через парк, я встретила человека. Кто это был — не знаю, но он явно наблюдал за павильоном. Так что, может быть, четверым и не удастся пройти, не вызвав подозрений. Итак, вот что я предлагаю: завтра в условленный час… в одиннадцать, например?
— Договорились, в одиннадцать.
— В одиннадцать вы подойдете к калитке. Тогда одно из двух: либо я приведу с собой Маржантину и Жилет, открываю, и вы все без всякого труда бежите, или я вижу, что вести их через парк опасно, и вы идете за ними в павильон. От калитки до павильона минут пятнадцать быстрым шагом. Жилет с Маржантиной будут готовы. Пятнадцать минут обратно. Всего полчаса. Нет надобности говорить, что вы должны быть при оружии и ко всему готовы.
— Другого плана нет, — сказал Рагастен, выражая мнение всех своих товарищей. — Извольте один вопрос, мадам?
— Спрашивайте, шевалье.
— Вы бежите с нами?
— Нет, — ответила она все так же холодно и спокойно. — Я останусь. Мне надобно остаться.
— Но почему не бежать, мадам? — с волненьем настаивал Рагастен. — Поверьте, кара, которую вы готовите… кому-то…
— Ах, так! Значит, вы все-таки знаете мой секрет!
— Нет, но я вижу, что вы готовите мщение. Позвольте сказать: вы при этом рискуете жизнью. Поедемте с нами.
— Я не рискую жизнью: я уже обречена. Останусь я здесь или нет — скоро меня не будет в живых. Я хочу умереть отомщенной. Еще слово, прежде чем мы расстанемся. Ни завтра, ни даже сегодня до рассвета вам из осторожности не следует оставаться в этом трактире.
— Отчего? — спросил Трибуле. — Правда, сюда являлись арестовать нас, но тот единственный человек, которому могли это поручить, не посмеет сделать это в другой раз — я ручаюсь.
— Не понимаю, — ответила Мадлен. — А случилось вот что. В мои планы сегодня не входила встреча с вами. Я написала письмо, которое надеялась вам доставить. На письме был адрес: «Господину шевалье де Рагастену в гостиницу «Великий Карл». Содержание письма вот, слово в слово: «Будьте завтра в одиннадцать часов вечера у потайной дверцы в парк». И подпись: «Подруга Жилет». Если это письмо попадет в руки королю, оно все выдаст. Но я потеряла его в парке.