Дворец из камня
Шрифт:
— Какая жалость. А ведь правитель мог бы творить чудеса. — Улыбка госпожи Сиселы намекала на тайны и возможности. — Если бы Бьорн женился на такой, как я или ты, Мири, вместо своей хорошенькой, недалекой куклы, изменения в Данленде могли бы начаться по требованию дворца. Мы бы жили в золотую эру! Да что там говорить. В конце концов, я вышла замуж за прекрасного человека, хоть и знатного. — Она улыбнулась в знак того, что шутит, но потом ее улыбка померкла. — Он выступил против податей королю и был казнен.
Мири охнула, прикрыв рот ладошками.
— Это было давно. Сердечная боль поутихла, но я ничего не забыла. Впрочем, нет необходимости объяснять выпускнице академии, что такое справедливость. Мы ведь с тобой одного поля ягоды?
— Надеюсь, что да, госпожа Сисела.
— Называй меня Сиси. Никаких титулов, тем более от тебя.
Мири не помнила свою мать, но в эту минуту она начала представлять, даже надеяться, что ее мама была очень похожа на госпожу Сиселу.
Клемен, худощавый тонконосый пианист, заиграл бравурную песню. Две женщины запели об угнетенных рабочих Данленда, повторяя припев: «По королевству маршем прошагаем, золотую корону мы сломаем».
— «Марш босоногих», — объявил Клемен, выводя трель на последних нотах. — Сочинение из Риламарка.
— Тебе известны, Мири, новости из Риламарка?
— Это королевство к востоку от Данленда, — выпалила Мири, как на экзамене.
— Больше не королевство, — радостно объявила Ханна.
На этот раз никто не зашикал на Ханну, и у Мири мелькнула надежда, что теперь ей доверяют.
— Народ Данленда знает только то, что позволяет ему знать король, — сказал Тимон. — Единственная законная ежедневная газета та, которую издают королевские чиновники. Но магистры из Замка Королевы переписываются с университетом Риламарка.
— Еще несколько месяцев назад Риламарк был таким же королевством, как наше, — подхватила госпожа Сисела. — Монарх в короне правил, окруженный роскошью, а миллионы простых людей голодали. Сейчас в Риламарке главным стал народ, и никакой король или королева не могут отнять у людей то, что они производят. Во время праздника урожая в Данленде даже землевладельцы показали, что им надоел наш король.
— Это хорошо, правда? — спросила Мири. Само собой разумеется, у землевладельцев больше власти, чем у простого люда, и больше возможности произвести изменения. — Если хозяева и простолюдины объединятся, то мы сможем добиться, чтобы горе Эскель — да и любой другой провинции — не пришлось платить тяжелых податей…
— Господам на нас наплевать, — заметила женщина в черной униформе служанки.
— Это правда, Мири, — сказал Тимон. — Господа почти ничего не делают, чтобы улучшить жизнь простых людей, живущих на их землях. Господ волнуют только собственное благополучие и власть.
— Но… — Мири посмотрела на госпожу Сиселу, которая сама была из благородных.
— Даже я готова это засвидетельствовать, — произнесла госпожа Сисела, подняв руку.
Кто-то в зале хохотнул.
— Мы торжественно поклялись дать образование босоногим, — сказала госпожа Сисела. — Им по силам изменить это королевство, если только они поверят в себя. Надежда вспыхивает, как пожар. Мы последуем мужественному примеру Риламарка. Создадим государство с народным правлением, где у каждого будет возможность процветать.
Пока леди Сисела говорила, Клемен снова заиграл марш. Прозвучали возгласы «Да здравствует Данленд!», «Да здравствуют босоногие!». Кто-то пустился в пляс, развеселившись от одной только мысли о грядущих переменах.
Мири начала покачиваться в такт, заразившись всеобщим весельем. В ней снова боролись разные чувства — тревога, нетерпение и робость.
Бритта. Что случится с Бриттой, если народ в самом деле свергнет короля? На первый взгляд Бритта вовсе не привязана к отцу Стеффана и не торопится стать принцессой. Возможно, Бритта и Стеффан будут счастливее, если сложат с себя королевские полномочия и поселятся в Лонуэе. И все же мысль о Бритте не давала Мири покоя, и девушка взглянула на дверь.
Но госпожа Сисела мягкой рукой повернула голову Мири, заставив ее снова смотреть в зал. Голос ее звучал тихо и только для ушей Мири.
— Я сразу поняла, когда тебя увидела, что ты сильная девушка, Мири с горы Эскель, — сказала она. — То, что ты на нашей стороне, для нас честь.
— Благодарю. То есть это для меня честь. Я счастлива быть здесь. — Мири вовремя сдержала застенчивый смешок.
Казалось, они провели за разговорами, угощением и песнями много часов. Но когда Мири вышла на улицу, все еще был вечер, словно время остановилось. Прошел дождь, и стеклянные фонари на столбах отражались в лужах янтарными огоньками.
Тимон предложил проводить ее домой.
«Не домой, — напомнила она себе. — Во дворец».
Навстречу шла пара, мужчина и женщина, оба в шапочках с перьями. Поравнявшись с Мири и Тимоном, они приветственно кивнули. Еще один мужчина в черном посторонился, пропуская их.
— Я думала, только студенты носят форму, — начала Мири, — но в Асленде, видимо, все так ходят. Некоторые в черном…
— Слуги, — пояснил Тимон.
— Тогда почему магистры носят черное, как слуги?
— Ученые должны служить всем.
— Понятно. Кое-кто из мужчин ходит в плоских шапочках и коричневых куртках.
— Простолюдины, — сказал Тимон. — Женщины носят такие же плоские шапочки, но с…
— Вязаными шалями? А у других женщин я замечала кружевные шали и шапочки с перьями.
— Это благородные.
Мири покачала головой:
— Бедненькие благородные, одеваются ярко. Будь они такие же умные, как магистры, то предпочли бы практичный черный цвет, на котором не видно пятен.
— Благородные не утруждаются стиркой своих вещей из тонких тканей.
— Конечно, зачем, если за них это делают слуги. Знатные мужчины носят шапочки с перьями… и мечи, верно?
— Да, потому что имеют право воспользоваться оружием.
— Погоди… А что на мне? — поинтересовалась Мири.
Тимон отступил на шаг, чтобы рассмотреть ее желтое шелковое платье и кружевную шаль, подобранные дворцовой портнихой. Мири почувствовала на себе его взгляд — словно дуновение ветра.
— Вы, госпожа Мири, одеты как благородная дама, коей вы и являетесь.
«Я теперь благородная дама?» От этой мысли ей почему-то стало не совсем уютно. Она обратила внимание, что у Тимона не было ни плоской шапочки, ни пера, ни меча. Он положил ее руку себе на локоть, и они пошли дальше.