Дворец из камня
Шрифт:
Осень, десятая неделя
Дорогая Марда!
Никогда не думала, что в мире столько людей. Каждый день мне попадаются на пути сотни безымянных. То есть у них есть имена, просто я их не знаю. А кроме того, возможно, безымянные жители равнины специально ходят целый день кругами, чтобы создавать в городе видимость оживленности и сбивать с толку бедную маленькую горянку.
Надеюсь, ты рассмеялась. Мне так не хватает твоего смеха.
Я подружилась с одним местным юношей, и имя у него есть: Тимон. Он прочел сотни книг и успел сплавать в три далекие страны. Последние несколько недель он каждое утро поджидает меня под деревом возле дворца, и мы вместе идем в Замок Королевы. Да, я наконец-то научилась передвигаться по улицам Асленда! Наверное, путь в замок довольно долог, но мне он кажется коротким, потому что наш разговор всегда длится дольше.
Когда я спросила у нашей дуэньи, Инги, можно ли мне ходить на занятия пешком, а не ездить в карете, она пожала плечами. Видимо, ей все равно, куда мы ходим и чем занимаемся. Я думала, что обрадуюсь такой свободе, но мне почему-то стало одиноко.
Тимон пригласил меня провести вечер в салоне. «Салон» — это такое модное слово, означающее комнату, хотя мне непонятно, зачем вообще нужны эти модные слова для обозначения простых вещей. По местным понятиям, нам следует называть наш домик дворцом Ларена, а коз — рогатым скотом.
Тимон объяснил, что на салонные вечера господа приглашают в свои роскошные комнаты ученых и художников и ведут с ними беседу. Мне кажется, я знаю, о чем пойдет разговор, и потому волнуюсь. Кое-что из того, что я узнаю, даже опасно произносить вслух.
Так мне пойти, Марда?
Я хочу пригласить Петера, но он всегда занят. Все равно приглашу. Единственное, что мне остается, — докучать ему, пока он не попросит оставить его в покое навсегда. Верно?
Письмо написано твоей очень модной сестренкой, у которой все-таки есть имя,
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мири не спеша вышла на главную улицу. За последние несколько недель она много раз бродила по городскому лабиринту, так что приобрела кое-какую уверенность. Во всяком случае, успела вовремя остановиться перед проезжающей каретой. Потерянный кем-то кочан капусты угодил под колеса и тут же превратился в крошево.
«Хорошо, что это не моя голова», — подумала Мири.
На хозяйском дворе Петер размечал глыбу куском мела. Мири прокашлялась.
— Волчиха подкралась, — прошептала она.
— Привет, Мири, — сказал он, не поднимая головы.
— Привет.
Мири ждала. На ней было желтое шелковое платье, кружевная шаль и отороченная мехом накидка, тщательно завитые волосы украшала шапочка с пером. В последнее время Мири часто удивлялась тому, какое хорошее самочувствие дарит ей чистая и красивая одежда.
— Я не надеялся увидеть тебя сегодня, — сказал Петер, пристально рассматривая свой рисунок.
Посмотрел-посмотрел да и стер половину большим пальцем.
— Я пришла с приглашением.
Мири опять выждала паузу. На ней ведь шелковое платье. И волосы завиты.
— Прямо сейчас? Я… — Он поднял глаза. — О. Ты выглядишь… необычно.
Мири улыбнулась.
Петер тоже улыбнулся.
Мири улыбнулась еще шире.
— А как девушки делают это самое… — Он покрутил пальцем у волос. — Завитки.
— Мы нагреваем в камине железный прут, а затем оборачиваем вокруг него прядь волос. На это уходит целая вечность, но некоторым из нас не так повезло, как тебе. — Она коснулась его кудрявой шевелюры, почувствовала жар, идущий от головы, и поспешно отдернула руку. — Тимон, еще один студент из Замка Королевы, пригласил меня познакомиться с какими-то людьми в доме одной благородной дамы. Пойдешь со мной?
— Может быть. Я… — Петер взглянул на свои грязные руки, вытер их о фартук, а потом зевнул, прикрыв рот тыльной стороной ладони. — Я так устал, Мири.
Она невольно сникла.
— Оказалось, что ходить в подмастерьях означает таскать воду, камень, дрова, подметать, готовить пищу и заниматься чем угодно, кроме одного — резьбы по камню. После того как Гас заканчивает работу на день, он позволяет мне попрактиковаться на свободном камне, вот я и засиживаюсь за полночь, а едва засну, как снова пора вставать, и пошло-поехало: то принеси, это унеси… — Он снова зевнул. — Прости.
— Ладно. В выходные увидимся?
Петер кивнул и вновь склонился над камнем. Когда Мири уходила, он прокричал ей вслед:
— Ты очень хорошенькая, Мири!
После этих слов она прямо-таки летела по воздуху, а не шагала по улице.
Мири отыскала выкрашенный красной краской дом, который, по словам Тимона, принадлежал госпоже Сиселе. Дом показался ей невероятно огромным. Она постучала в дверь, готовая упорхнуть, но на стук вышел человек в черной одежде слуги, и сразу стало ясно, что ее здесь ждали. У него были пепельные волосы, он опирался на трость.
— Гости собрались в салоне. Сюда, пожалуйста.
Первый этаж был отделан линдером — блестящим белым камнем с бледными зелеными прожилками. Мири провела носком туфли по плитке, как бы приветствуя камень.
Перед дверью в салон она сжалась и попыталась сделать умное лицо — по крайней мере, закрыть рот. Напрасный труд.
Стены салона были обклеены бумагой с экзотическими узорами, пол инкрустирован полированной плиткой голубого, оранжевого и кремового цвета. Темно-зеленые растения росли в горшках (внутри дома!), а диванов и стульев было столько, что Мири даже не решилась их сосчитать. Неужели в такой роскоши живет обычная особа некоролевской крови?
Кто-то играл на музыкальном инструменте размером с повозку — позже Мири узнала, что это фортепиано. Песня как раз завершалась, когда она вошла. Две дюжины слушателей зааплодировали, поэтому Мири тоже захлопала в ладоши, надеясь, что поступает правильно. Тимона она нигде не увидела.
Жалея, что рядом нет ни Марды, ни Петера, Мири прислонилась к стене, словно чтобы слиться с нею. И тут на нее обратила внимание женщина, сидевшая возле фортепиано. Темные глаза незнакомки были слегка обведены черным карандашом. Спину она держала необычайно прямо, в черных волосах ярко выделялось большое белое перо.
— Добрый вечер, — сказала женщина.
Мири подумала, что нужно представиться.
— Э-э… я Мири, дочь Дарена. — Она помолчала, стараясь не сорваться на писк. — С горы Эскель.
Все притихли, повисла густая, до звона в ушах, тишина. А потом те, кто сидел ближе к Мири, поднялись со своих мест и принялись кто кланяться, кто приседать.
Мири восприняла это как явную насмешку. Никто всерьез не станет приседать перед девушкой из горного селения. Их наставница в академии принцесс выразилась совершенно недвусмысленно: жители столицы будут относиться к эскелитам хуже, чем к слугам. Уж лучше терпеть обидные слова и оскорбления от Гаммонта и других дворцовых вельмож! Стыд и гнев поднялись у нее в душе, ей захотелось крикнуть, что она ничем не хуже любого из присутствующих, но сил ей хватило только на то, чтобы убежать.