Дворянин великого князя
Шрифт:
Симон Черный, не переставая улыбаться, взял хрустальный бокал, допил остатки вина и, разжав пальцы, уронил бокал на каменный пол. Хрусталь со звоном рассыпался сотней блестящих осколков, перепуганная кошка рванулась под зеленый занавес и пролетела мимо сидящих за столом.
— Проклятая тварь! Что-то разбила. — Елизар встал. — Советую тебе откупорить вот эту бутыль, — сказал он захмелевшему Кожуху и вышел за штору.
Симон молча протянул ему написанное. Елизар прочел и взглянул на него с изумлением. Симон, по-прежнему улыбаясь, сделал жест, приглашая Елизара к окну. Елизар выглянул в щель занавесок и увидел, как один из мнимых мастеров, тот молодой, быстро вывел из дома пленницу Кожуха, провел ее к карете, и когда дверца кареты распахнулась, было видно, что внутри ее кто-то уже есть и девушка бросилась в объятия этого человека.
Елизар быстро вернулся в светлицу и распахнул окно, выходящее во двор.
— Послушай, Ян, ты действительно очень дорожишь своей заложницей?
— Я же сказал, что сейчас она для меня — дороже жизни!
— Тогда я спасаю сейчас нечто большее, чем твою жизнь!
— Что ты сказал? — Кожух побледнел, вскочил с места и в два прыжка очутился у окна.
— Взгляни туда, — спокойно кивнул Елизар, — один из людей, которые якобы чинили карету, как видишь, открывает ворота. Второй уже сидит на козлах. А в карете — твоя пленница.
— Не может быть! — прошептал Кожух. Он мгновенно протрезвел.
— Я сам видел, как она только что села в нее.
Егор открывал ворота.
— Стой! — диким голосом крикнул Кожух и выпрыгнул из окна второго этажа на клумбу с цветами.
Он упал, но тут же вскочил, выхватил саблю и бросился к воротам с воплями:
— Иванец! Люди! Ко мне! Измена!
Егор бросился к карете, когда Кожух настиг его. У Егора не было оружия и не было выхода. Тогда Картымазов выпрыгнул из кареты с обнаженной саблей и бросился ему на помощь, окликнув Кожуха сзади. Кожух обернулся, и это спасло безоружного Егора, прижатого к воротам — он выскользнул на улицу.
Из глубины двора бежала толпа людей.
— А-а-а! Это ты, Картымазов! — крикнул Кожух и бросился на Федора Лукича.
— Гони, Аким! — приказал Картымазов, и Аким тронулся в надежде выехать со двора раньше, чем добегут люди Кожуха.
Но Кожух проявил завидное проворство. Он метнулся мимо Картымазова и разрубил саблей кожаные постромки, крепившие упряжь лошадей. Лишив карету возможности двигаться, он ловко уклонился от удара Акима и снова бросился к Картымазову. Аким предупреждающе крикнул, Картымазов оглянулся и, нечаянно поскользнувшись, упал прямо под ноги Кожуха.
— А! Попался! Вот тебе! — крикнул Кожух и занес саблю.
Безоружный Аким прыгнул прямо с козел и сбил с ног Кожуха, спасая жизнь своего хозяина.
Люди, набежавшие со двора, распахнули дверцу кареты, схватили Настеньку и потащили в дом, другие бросились к воротам.
Картымазов, вскочив на ноги, кинулся выручать Акима, но Кожух уже нанес ему сокрушительный удар.
В это мгновенье двое всадников с громким свистом и гиканьем ворвались во двор, заставив ошеломленную толпу на секунду остановиться. Этой секунды было достаточно, чтобы Филипп успел подхватить, тяжело раненного Акима, а Медведев — Картымазова, и когда толпа, опомнившись, бросилась вперед, всадники уже скрылись за воротами.
Куда, болваны!? — заорал Кожух на своих людей. — Назад! На коней! В погоню! Их только пятеро!
Во дворе началась страшная неразбериха, и только тогда из дома, пошатываясь, вышел Алеша с окровавленной головой и разрезанными остатками веревки на запястьях рук.
— Хозяин, — закричал он Кожуху. — Меня ударили! Забрали ключи! Связали… — и, не добежав, упал ничком посреди двора.
— Какая великолепная сцена! — воскликнул Симон Черный и рассмеялся своим беззвучным смехом.
Он по-прежнему невозмутимо сидел в кресле у окна и с большим интересом наблюдал за событиями, развернувшимися внизу.
— Да, это было хорошо задумано, — согласился стоящий рядом Елизар. — И не будь тебя здесь, остроумный план удался бы на славу. Однако мне помнится, ты говорил, что тебе жаль бедную девушку и что не ты был бы человеком, который помешал бы ей бежать…
— Видишь ли, Елизар, если бы в этом деле не участвовал Медведев, о котором мы сегодня так много узнали, я и не подумал бы спасать от гнева князя Семёна прогнившую шкуру этого Кожуха…
Но если сегодняшняя попытка не удастся, Медведев будет и дальше преследовать Кроткого. Он ведь не оставит своих друзей — это ясно. А пока Медведев будет двигаться в глубь Литвы — я поеду к Медведеву. Во-первых, в его отсутствие мне гораздо легче будет пересечь рубеж, а во-вторых — и это главное, — я наконец смогу оказать неоценимую услугу Полуехтову, выручив его сына, если этот Степан еще жив… Великокняжеский дьяк нам очень нужен.
— Тонкое и дальновидное решение, — одобрил Елизар.
Глядя, как слуги Быка уносят в дом бесчувственного Алешу, Симон снова рассмеялся.
— Больше всего меня восхищает этот юный хитрец. Посмотри, как ловко он все проделал и остался при этом вне подозрений Кожуха. Мы с тобой не ошиблись относительно истинных причин его преданности мнимому хозяину. Мальчишка далеко пойдет! У этого Медведева и его друзей верные люди. Я убежден, что не довезти Кожуху пленницы! Но это — не наше дело. И потом, ты ведь знаешь: сильные люди — это моя слабость. Я от всего сердца желаю им победы! Нам нужно было всего лишь придержать здесь Медведева, и мы это сделали. Больше они ничем нам не мешают — не будем же и мы мешать им! Раньше, чем в Гомеле, девушку не вызволить. А мне этого времени вполне достаточно.
Симон взглянул в окно и встал.
— Я убежден, что погоня вернется ни с чем. Куда Кожуху угнаться за такими молодцами. Нам очень не хватает людей, подобных этой тройке.
Но, боюсь, никто из них никогда не пойдет с нами, — с грустью улыбнулся он.
— Ты не прав, Симон. Они служат великому князю, и если на Московском троне воцарится великий князь, который будет служить нам…
— Думаешь, удастся?!
— Отбрось сомнения, Симон! Разве ты забыл небесный знак, под которым родились мы оба?
Ты ведь не хуже меня знаешь астрологию. Мы всего добьемся — ибо людям, рожденным под знаком Быка, принадлежит мир.
Поздним дождливым вечером того же дня в глухом лесу под Рославлем четыре человека, опустив головы, стояли перед свежей могилой.
— Пришлось мне все же, хозяин, вернуть свой долг — теперь мы квиты, — сказал Аким перед смертью и слабо улыбнулся. — Вы поезжайте… Не ждите…
Но они подождали.
Потом молча сели на коней и выехали на Гомельскую дорогу.
Навстречу им промчалась карета, запряженная четверкой лошадей, и хотя они посторонились, давая ей дорогу, она все же окатила их фонтаном грязных брызг.