Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Коллектив авторов

Возвратившись в июне 1717 года в Саратов, Бахметев должен был и дальше контролировать внешние сношения Аюки, снабжать калмыков царским жалованьем, заботиться о калмыцком торге, об обращении калмыков в христианство и т.д.

Другой важнейшей стороной деятельности саратовского коменданта было обеспечение государственной монополии на торговлю солью, добываемой в Нижнем Поволжье. Для этих целей при коменданте состояло «соляное правление» из трех дворян и двух подьячих, которым были приданы 70 солдат. В ведении саратовских соляных «комиссаров» находилась огромная территория, включавшая значительные части Астраханской, Азовской и Казанской губерний. Из-за нехватки людей в соляном управлении вывоз «воровской соли» был распространенным явлением^{375}.

О деятельности Д.Е. Бахметева в качестве саратовского коменданта нам известно благодаря тому, что в архиве сохранялись доношения царю на «воровства» коменданта^{376}

и его следственное дело, которое велось в Сенате, а также связанные с этим делом доношения самого Дмитрия Бахметева и его сына^{377}.

Летом 1721 года через Саратов проезжал вновь назначенный астраханским губернатором А. П. Волынский. 23 июня 1721 года он писал царю:

Дмитрий Бахметев с сыном явились в великих воровствах, что русских полоненников ушедших (из плена. — С.М.) паки отдавали бусурманам и за то брали лошадей, и что фуражом, готовленным на драгунских лошадей, кормили своих, а драгунских поморили, и прочия многая воровства явились за ними…

В бытность А.П. Волынского в Саратове дворянин Я. Микулин, провинциал-фискал поручик Змеев, капитан Кольцов и подьячий К. Малинков подали жалобы на Бахметева. Комендант был допрошен в присутствии губернатора. Волынский «изволил гневаться матерною скверною и неподобною бранью», грозился посадить Бахметева «на чепь», забрал у него 69 лошадей и наложил штраф в сто рублей. Для исследования дела в Саратове были оставлены шесть офицеров. Они допросили самого Бахметева (по его словам, «больного при смерти») и его «людишек», которые «от него торговали». 25 сентября 1721 года по царскому указу Д.Е. Бахметев с сыном были взяты под арест и отправлены в Петербург «з делами».

Обвинения саратовцев против коменданта свидетельствуют прежде всего о бурной предпринимательской деятельности, которую комендант вел, злоупотребляя своим служебным положением. Бахметев беспошлинно торговал скотом, солью, рыбой, рыбным клеем (в качестве предметов торговли коменданта назывались также икра, шелк, ковры, сорочинское и русское пшено, мука, лисьи и волчьи меха, мед, лубки, лапти, лыки). При поездках в ханскую ставку он возил туда кумачи и сукна для обмена на лошадей и бухарские овчинки. Для собственной торговли комендант использовал казенные деньги (взял из «конского сбора» тысячу рублей) и подводы, привлекал в качестве торговых агентов подчиненных ему людей — солдат и драгун, а также крестьян своей нижегородской вотчины. Вел он и контрабандную торговлю с Хивой (официально прерванную до 1727 года). По словам доносителей, он занимался вымогательством, поощрял взяточничество, особенно со стороны калмыков. Положение «охранителя» калмыков открывало широкие возможности для обогащения: за взятки лошадьми Бахметев возвращал кочевникам русских пленных, вообще не радел о полоне, препятствовал крещению калмыков. Недоброжелатели обвиняли Бахметева не только в злоупотреблениях и попустительстве, но и в государственной измене — в тайных сношениях с кубанскими татарами. Жители Саратова жаловались на притеснения коменданта по отношению ко всем категориям горожан, от дворян до бобылей. Мастеровые люди, солдаты, бобыли работали на коменданта «безденежно и подневольно». Подчиненные Бахметеву драгуны и солдаты возили в Красный Яр пшено и муку для мены на калмыцких лошадей, пригоняли их в Саратов, стерегли до продажи. Бобыли косили на коменданта сено «стогов по 400» в год. Комендант даже позарился на какие-то пожитки городничего, «выбрав лутчее» из них для себя.

Комендантская должность, со слов доносителей и свидетелей, приобретает очертания большой предпринимательской компании с тысячными оборотами. Не только служебный статус, но и особенности географического и экономического положения Саратова способствовали разворачиванию этой деятельности. С молодости «заобычный» в обращении со специфическим населением нижневолжских городов и с калмыками, Бахметев использовал свой опыт для безудержного обогащения.

Факты произвола, перечисленные в доношениях, представляются вполне реальными, даже заурядными в обществе, где самому обер-прокурору Сената приписывали слова: «Все мы воруем, с тем только различием, что один более и приметнее, чем другой»^{378}. Примечательно другое: несмотря на высокое положение брата и связи в окружении Петра, Д.Е. Бахметев понес наказание.

Взглянуть на это дело с другой стороны позволяют архивные материалы Сената и Кабинета Петра Великого. В оправдательном доношении в Сенат от 18 октября 1721 года^{379} Д.Е. Бахметев клялся и божился, что он с кубанскими татарами вел только официальную переписку, русских пленников калмыкам за лошадей не отдавал, солью тайно не торговал, из казенных средств ничего «для своего интереса» не брал, а брал тысячу рублей из конских сборов «для самых своих крайних нужд». В свою очередь, бывший комендант обвинял в злоупотреблениях

Я. Микулина и «саратовских бурмистров» и указывал на свою «радетельную и бескорыстную службу» в соляном управлении, благодаря которой государственная прибыль составила 168 670 рублей в ущерб интересам саратовских обывателей. Д.Е. Бахметев заявлял о том, что он «за старостью и за дряхлостью» готов выйти в отставку.

В апреле 1724 году сын коменданта майор Иван Дмитриевич Бахметев обратился к царю с прошением^{380}, из которого следует, что на отца и сына судом «по оным делам» был наложен штраф 970 рублей. Д.Е. Бахметев, находясь под следствием, умер. Жалобу горожан на коменданта его сын объяснял «всеусердной» службой своего отца, который «как у соляных, так и у рыбных и у перевозных и у других сборов учинил прибыли сверх прежних окладов» 168 672 рубля 18 алтын, а прежде эта сумма якобы «обращалась» между саратовскими жителями. Утратив свой «интерес», саратовские жители сговорились между собой и подали жалобу на коменданта. Таким образом, при коменданте Д.Е. Бахметеве имело место противостояние городского населения и администратора не только из-за злоупотреблений последнего, но и на почве торгово-предпринимательской деятельности, которая с обеих сторон велась с нарушением законов.

В связи с невозможностью выплатить остаток штрафа и по поводу коронации императрицы Екатерины Алексеевны сын умершего коменданта И.Д. Бахметев просил освободить его от ареста и уплаты денег, выдать шпагу и определить на службу. Резолюция царицы на это прошение мне не известна. При этом в 1729 году тот же, по-видимому, майор Иван Дмитриевич Бахметев стал воеводой Алаторской провинции^{381}.

Бахметевы сохранили связи с Саратовским Поволжьем. В 1728 году полковник Астраханского полка Иван Иванович Бахметев (племянник наказанного коменданта) вместе с воеводой В.П. Беклемишевым боролся с нарушителями карантина в Саратове^{382}. Он сделал государственную карьеру и закончил свою жизнь сенатором и тайным советником^{383}. В 1750–1760-х годах некий поручик Алексей Иванович Бахметев, из помещиков окрестных Саратову мест, брал в Соляной конторе подряды на поставку соли^{384}. Потомки Бахметевых закрепились в Саратовской губернии, владели селом Бахметевка в Аткарском уезде и были внесены в VI часть местной «Дворянской родословной книги»^{385}. Из рода саратовских Бахметевых вышел известный композитор Николай Иванович Бахметев (1807–1891). Одна из улиц исторической части Саратова до сих пор называется Бахметьевской^{386}.

«До взяток жаден…» (Иван Алексеевич Казаринов)

Конфликт саратовцев с воеводой И.А. Казариновым произошел через четверть века после дела Бахметевых. Особые социально-экономические условия, сложившиеся в бурно растущем волжском городе, и в этом случае сыграли свою роль в назревании и разрешении спора саратовцев с воеводой.

Поданные в августе 1754 года в канцелярию Правительствующего Сената доношения на имя императрицы Елизаветы Петровны с жалобами на саратовского воеводу полковника И.А. Казаринова дают, конечно, не всеобъемлющее, но довольно разностороннее и колоритное представление о деятельности саратовской администрации середины XVIII века. Самое подробное доношение с перечислением преступлений воеводы исходило от саратовского купца Семена Ивановича Свинухина. Доноситель, по-видимому, имеющий представление о содержании статей «Наказа воеводам» 1728 года, последовательно подчеркивал, что Казаринов их нарушал. Еще одна жалоба была подписана «малороссиянами» Трофимом Самбурским, Семеном Чернышенко и Егором Дубровским от имени украинцев-солевозчиков^{387}.

Полковник Казаринов с женой и детьми приехал в Саратов в октябре 1752 года на четырех ямских поводах, «в малом капитале» [70] . Расположился он с семьей в доме поручика Артамона Лукича Шахматова. Этот дом находился на старинном дворовом месте Шахматовых (площадью 242 квадратных сажени) рядом с Крестовоздвиженским монастырем. Двором некоторое время владел свойственник Шахматовых воевода В.П. Беклемишев, при котором были выстроены жилые хоромы и хозяйственные постройки (описание будет приведено ниже).

70

О прохождении А.И. Казариновым службы до его назначения в Саратов известно только то, что он в 1744–1747 годах входил в состав комиссии «по делу служителей Камер-цалмейстерской конторы, занимавшихся в 1743 году срезанием золотого и серебряного галуна с обстановки и портер нового Летнего императорского дворца на Фонтанке» (см.: РГАДА. Ф. 248. Оп. 6. Кн. 353).