Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века
Шрифт:
Таким образом, перед нами предстает картина богатой городской усадьбы 1740-х годов. Кроме жилого, по сути двухэтажного, дома комплекс включал в себя три людские избы, баню, кухню, амбары с погребами, конюшню на 11 стойл, каретный сарай.
Между тем вновь приезжавшие в Саратов воеводы сталкивались с отсутствием казенного воеводского двора. Таковой сгорел вместе с канцелярией во время большого пожара 1738 года. Поэтому в 1749 году, как только Шахматовы вернули себе усадьбу, в которой ранее проживал В.Н. Беклемишев, саратовский воевода обратился через Астраханскую губернскую канцелярию в Камер-коллегию с просьбой о постройке нового воеводского двора, канцелярии и острога{396}. Из этого доношения следует, что в 1740-х годах воеводская канцелярия находилась в «малом и непрочном» здании «о двух покоях». (На плане Саратова 1746 года воеводская канцелярия показана в малом строении к северу от Троицкого собора.) Приказные и судейские служители были вынуждены ютиться в одной комнате, поскольку острога в городе не было. В земляной тюрьме страдали многочисленные колодники, осужденные «по самонужнейшим, и интересным, и смертоубийственным делам», причем «в летнее время многие от жаров и духоты помирают». Часть колодников,
К доношению были приложены планы воеводского двора с трехэтажным воеводским домом{397}, а также деревянной воеводской канцелярии, каменного архива и деревянного острога{398}. План воеводского двора в Саратове 1749 года проанализирован в статье Ольги Павловны Щенковой «Воеводские дворы в русских городах середины XVIII в.»{399} Однако автор рассматривала «чертеж» в отрыве от дела, частью которого он является, поэтому ограничилась наблюдениями историко-архитектурного характера. Между тем проект воеводского дома в Саратове 1749 года любопытен не только в историко-бытовом и архитектурном аспектах — он повлек за собой правительственные решения, представляющие интерес в общеисторическом плане.
Что же представлял собой проект воеводской усадьбы в Саратове 1749 года? В общих чертах он напоминал вышеописанную усадьбу воеводы Беклемишева и при этом во всех отношениях — и по количеству построек, и по их размерам — превосходил ее. Тип усадьбы оставался прежним. Он восходил к городским и сельским усадьбам XVII века с жилыми двух- или трехэтажными хоромами посреди двора, окруженного жилыми и хозяйственными постройками и высоким забором{400}. Все постройки составляли асимметричную живописную композицию. Усадьба должна была занимать часть городского квартала с двумя выходами на параллельные улицы. Воеводские покои размером 15 на 6 саженей планировались «о трех партаментах», то есть трехэтажными. Однако жилым был лишь «второй партамент […] о трех покоях». Первый этаж был высоким (четыре аршина) подклетомомшаником (служил кладовой для овощей и зимовки пчел). По бокам дома два крыльца вели на второй этаж — в сени. Двое сеней имели чуланы и нужники. Из сеней отапливались две угловые горницы. Средняя горница делилась на две комнаты, которые отапливались одной печью. Таким образом, фактически дом имел четыре отапливаемых жилых комнаты, которые располагались анфиладой. Дом по традиции делился на мужскую и женскую половины: «горница задняя» предназначалась для «дамских персон», в нее можно было попасть по отдельной лестнице через малые сени. В обоих сенях имелись лестницы, которые вели на третий этаж. «Третьи партаменты» обозначены как «верхние чердаки, в них три покоя летние», при них имелся нужник. Верхний этаж был по площади меньше основного и выглядел как терем. Крыльца имели балюстрады. Фасад дома был лишен симметрии и делился на прясла в зависимости от длины смежных срубов. Среди построек воеводского двора кроме обычных бани, поварни, людских изб, амбаров, конюшен и сараев обращает на себя внимание «изба парадная с сенями, при ней нужник». Это нечто среднее между древнерусской повалушей и «залой для торжествований» петровского времени. В целом же архитектура воеводского двора в Саратове во многом ассоциируется с хоромным строением XVII века, что свидетельствует об отставании провинциальной архитектуры от столичных образцов{401}. Впрочем, как показывают современные исследования дворянского быта, облик господского двора до середины XVIII века почти не менялся{402}. Воеводский дом в Саратове был близок по своему облику к сельским усадьбам состоятельных дворян, сильно отличаясь от домов-дворцов столичной европеизированной знати{403}.
В соответствии с существовавшим правилом к прошению о строительстве дома была приложена смета, по которой выходило, что «на вышеописанное строение потребно денежной казны две тысячи шестьсот тридцать девять рублев»{404}. Составители сметы, по-видимому, сознавали, что названная сумма может показаться избыточной, поэтому сделали специальную приписку: цены указаны «за великим в лесных и каменных и прочих […] припасов недостатком и за немалою ж за таким случаем дороговизною за случившимся в городе в Саратове в минувшем в июле месяце […] 1738 году великим пожарным разорением», а что будет в «предбудущем 1739 году», того «никак познать еще невозможно». Таким образом, получается, что саратовские власти в 1749 году использовали старый чертеж и смету 1738 года. Смета была засвидетельствована виднейшими представителями саратовского купечества — Москвитиным, Бабушкиным, Ламеховым, Фофановым, Портновым и др. — и подписана воеводой Степаном Дурасовым.
Указанная в смете сумма вызвала вопрос у руководства Камерколлегии: какая сумма по указу Сената 1732 года была положена на казенное строение в Саратове? По справке из Штатс-конторы оказалось, что в 1732 году «на строение и починку канцелярии, воеводских дворов и протчего» было положено 20 рублей!
Огромная разница между «положенной» и требуемой суммой, свидетельствовавшая о непомерных амбициях саратовских властей, вызвала к жизни указ Сената в Камер-коллегию от 13 сентября 1749 года{405}.
Согласно этому указу, имевшему общероссийское значение, губернаторы с семьями могли рассчитывать на строительство дома из «восьми покоев» (причем диагональ самого большого зала не должна быть более 10 аршин), а также двух людских изб, поварни, погреба и ледника, бани, сараев, конюшни, размеры которых также были строго определены.
Провинциальным воеводам полагался дом из пяти комнат, воеводам «приписных городов» — из четырех комнат. Зал в доме не должен был превышать по диагонали девять аршин.
Кроме такого дома саратовский городовой воевода мог рассчитывать по этому указу на одну людскую избу, поварню, погреб, баню, сараи, конюшню «о шести стойлах». Размеры всех построек также были ограничены.
Указ не поощрял излишней роскоши и в украшении строений: «И те губернаторские и воеводские дворы и канцелярии и в них двери и окошки из казенной суммы строить одним добрым
Исходя из этого указа, Камер-коллегия рассудила, что на чертеже саратовского воеводского дома омшаник на первом этаже и три летних покоя на третьем этаже были излишними, так же как одна людская изба и конюшня. А потому предписывалось «учинить вновь чертеж и тому всему строению во что оное может стать смету по самой справедливости без излишества, избегая излишних расходов» {406} .
После такого урока скромности и бережливости саратовские власти, по-видимому, долго не решались беспокоить правительство просьбами о казенном строительстве. Лишь в июле 1761 года воевода князь Мельхисидек Баратаев вновь поставил вопрос о строительстве воеводского дома и острога. Он сетовал на то, что вынужден «иметь квартиру чрез наем из своего собственного капитала во обывательском доме» {407} . Планы строений и смета были отправлены в Камерколлегию {408} . «План прожекта для построения воеводского дому» 1761 года значительно отличается от чертежа 1749 года [73] . План выполнен с использованием масштаба. Фасад жилого дома и боковые фасады служебных построек должны были выходить на улицу и располагались симметрично. Одноэтажный жилой дом в форме широкой буквы «П» имел со стороны улицы восемь окон, а со стороны двора два ризалита, между которыми, возможно, предполагался навес. Кроме залы дом должен был иметь четыре покоя. Строгая симметрия построек свидетельствует о знакомстве планировщика с принципами классической архитектуры. На этот раз воеводский дом должен был обойтись в 1328 рублей 3 копейки {409} . Проект 1761 года соответствовал требованиям, предъявлявшимся к домам воевод провинциальных городов, хотя центром провинции Саратов стал только в 1769 году. Однако проект по каким-то причинам не устроил самого саратовского воеводу. В рапорте от 29 ноября 1769 года воевода Баратаев указывал, что рядом с воеводской канцелярией удобного места для строительства дома нет, а потому просил дать разрешение на покупку из казны готового двора с «каменными двумя покои и одною кладовою» и с необходимыми надворными постройкам {410} . В мае 1762 года последовал указ Петра III о возведении в Саратове каменного воеводского дома {411} , но его дальнейшая судьба остается неизвестной.
73
О.П. Щенкова ошибалась, полагая, что проект воеводского дома 1749 года был реализован, а воеводский двор 1761 года предназначался для «второго воеводы» (см.: Щенкова О.П. Воеводские дворы. С. 69).
Неосуществленные попытки строительства казенного воеводского дома в Саратове в середине XVIII века свидетельствуют о том, что саратовские воеводы не считали себя рядовыми администраторами уездного города [74] . По крайней мере их строительные амбиции были не ниже губернаторских. Случай с воеводским домом в Саратове стал основанием для сенатской регламентации казенного губернаторского и воеводского строительства.
74
По замечанию О.П. Щенковой, из 32 проанализированных ею листов только один проект воеводского дома для Саратова изображает жилище воеводы в виде трехэтажного здания, на всех остальных воеводские дома — одноэтажные постройки (см.: Щенкова О.П. Воеводские дворы. С. 75).
Обобщая разрозненные заметки о саратовских воеводах первой половины — середины XVIII века, следует обратить внимание на то, что, вопреки существовавшей со времен допетровской Руси традиции, не приветствовавшей связи воевод с местными интересами, воеводы Саратова проявляли явное стремление закрепиться в волжском городе. Более сорока лет была связана с «низовыми городами» семья Бахметевых. А братья Беклемишевы «угадываются» здесь с 1706 по 1744 год. Связи воевод с местным населением выходили далеко за пределы их служебных обязанностей. Будучи, по сути, агентами центрального правительства, воеводы-дворяне обзаводились в Саратове широкими личными, родственными, имущественными и хозяйственными связями. Особенно широко они вовлекались в городское товарное скотоводство, торговлю скотом и солью. Наличие обширных городских земель, близость кочевников-скотоводов и соляных промыслов, контроль над волжской торговлей создавали для воевод исключительно благоприятную экономическую конъюнктуру. Управление калмыцкими делами, а позже — Соляной конторой придавало саратовским комендантам и воеводам солидный «политический» вес, ибо сосредотачивало в их руках значительные материальные и людские резервы, позволяло напрямую общаться с центральными органами власти, минуя губернское начальство. Наличие же свободных земель в округе было залогом дальнейшего закрепления потомков воеводских дворянских фамилий в Саратовском Поволжье.