Двойной без сахара
Шрифт:
— Можешь сделать то же самое, но я предупредил.
Теперь он смотрел на меня в упор. Только бы не покраснеть. Только бы… Но тут на столе появилось рагу. Господи, почему у меня с собой ни одного евро. Я бы все девушке чаевыми отсыпала за умение появляться так вовремя. Шон взял с тарелки хлеб и вернул мне уже с маслом. Какой предупредительный! Жаль, рагу до безумия горячее, но я займу рот хлебом, чтобы не комментировать его риторические фразы. И хорошо, что я не начала есть. От хлебных крошек легче было отряхнуться, когда пришло время прощаться с Декланом. На этот раз он обнял меня так же крепко, как и Шона, и, как детям, сказал, чтобы мы не перегуляли.
— Наверное,
Да что ж он лягается сегодня, как взбесившийся жеребец! Может, ему выпить хочется, а нельзя.
— По виски? — попыталась я улыбнуться.
— Тебе могу заказать. Сам не буду.
О, да! У тебя ж зависимость только от шоколада. Я забыла на минуту. Но мы ушли даже без пива. Рагу немногим уступало Мойриному и требовало прогулки, чтобы начать заново дышать. Да и проветрить голову не помешало бы и стряхнуть пальто.
— Поищем другой паб? Или просто погуляем и вернемся сюда ко второму концерту?
— А можно домой? — с надеждой спросила я.
Шон покачал головой:
— Хочу дождаться, когда весь дом уляжется. Мне все равно спать в гостиной. — добавил он, чтобы я не успела подумать, что он не желает беседовать с сестрой.
Нет, именно ее и Деклана Шон и избегал. Он не желал, чтобы они своими вздохами подтвердили все мои догадки. Нет, милый, я не шарж на тебя нарисовала, а самый что ни на есть реалистичный портрет. Сколько бы ты ни бил зеркало, в осколках по-прежнему будешь отражаться тем, кто ты есть на самом деле. Может, Деклан прав, и ты просто бездельник. Именно лентяи очень любят клеймить трудоголиков, типа Деклана. Господи, чтобы после студентов идти развлекать пьяную жрущую публику, надо иметь стальные нервы. И на пять детей их тоже должно хватить. Хотя Дерри и Рэй такие замечательные пацаны, а как играют… Волынка — это тебе, милый, не дудка. И я прикусила язык, боясь вновь выболтать мысли.
— Вот это музыка! — Шон замер, и я поправила шарф.
У входа в закрытую лавку стоял негр с саксофоном. Играл он, конечно, на уровне, но после джаза в Сан-Франциско удивить меня было трудно. Я узнавала мелодии, хотя и не знала, кому они принадлежат. Шон вытащил из кармана пару монет, которые не оставил официантке, и бросил в шапку саксофонисту. Тот заиграл чуть громче в знак благодарности. Люди шли мимо, не замечая его… Им в Ирландии не нужен был джаз. Мне, впрочем, тоже… И мы пошли дальше.
Уже стемнело. Фары движущихся черепашьим шагом машин так слепили, что я в страхе держалась за локоть Шона, когда мы перебегали дорогу. Господи, ну почему здесь не закроют движение! Здесь надо только ходить, болтать и слушать кантри. Наконец-то мы набрели на музыкантов, которых окружала целая толпа. Они играли родное, что-то про фермеров, и им хлопали и кидали монеты. Шон же в этот раз прошел мимо, даже не остановившись, и вдруг попросил меня подождать и пошел назад. Решил все же раскошелиться? Я хотела догнать его, но через пару шагов предпочла сделать вид, что мы не знакомы.
Шон присел подле скорчившейся под окном закрытого магазина девушки. Явно пьяной. Я насмотрелась на таких в Сан-Франциско и научилась не замечать. Как, наверное, и остальные здесь в Корке. Только этому идиоту приспичило подойти! Меня затрясло от отвращения, точно в мороз. Шон что-то говорил девке, но как она могла его услышать! Тогда он потряс ее за плечо. Меня вновь передернуло. Девка вскинула голову и размазала по лицу сопли. Шон продолжал что-то нести ей. Так тихо, что при всем желании, я не могла разобрать слов. Что он к ней прицепился? Лежала себе, никого не трогала… Но вот Шон подтянул ее выше и заставил сесть, продолжая что-то говорить. И вот она уже даже начала отвечать, хотя до меня доносились только громкие гласные звуки, никак не связывающиеся в слова. Она даже кивала. И я почему-то начала кивать ей в унисон, потому, наверное, меня чуть не снесли двое полицейских. На светящихся жилетах — надпись «Гарда» и болтающиеся хвостики — значит, две бабы. Они бодрым шагом направились к девушке. Вот. это их дело подбирать на улице пьяных, не наше! Одна осталась стоять. Другая присела подле Шона и начала задавать какие-то вопросы то ему, то девке. Затем подняла голову к напарнице, и та передала что-то по рации. Потом кивнула Шону, как бы отпуская, и тот наконец вернулся ко мне, но я поспешила спрятать руки в карманы пальто.
— Извини, что так долго.
Я просто пошла вперед, и он ухватился за мой локоть, чтобы удержать. Той же рукой, что только что трогал это нечто.
— Обещай никогда не напиваться по пустякам? — Я проигнорировала Шона. — Мы того не стоим, поверь.
Я повернула голову и отчеканила:
— Я не напивалась. Это ты меня напоил. Первый и последний раз. Без тебя я не пью больше двух бокалов вина. И уж точно не валяюсь на улице.
— А ты не зарекайся!
Я вырвала руку и пошла вперед. О, да… Пусть только не продолжает, что когда увидел пустую бутылку, усомнился и в том, что я не сплю без любви… И тут же раз и уложил меня в постель. Да, я вела себя, как дура. Но ты, милый, не знаешь, почему я изменила своим принципам. И никогда не узнаешь!
— По второму пиву? — решил помириться Шон.
— Давай! — почти огрызнулась я. — Только руки сначала вымой!
— Хорошо, вымою.
Паб выглядел совсем дешево, но на табличке значилось «живая музыка», и внутри действительно играли. Народу не особо. Американцы, наверное, переслушали кантри дома. Но вода в туалете есть, и пиво в баре тоже. Опять темное! Надо уже сказать ему, что я не люблю горечь! Ладно, выдержу в этот раз. И особенно тишину. Шон сделал вид, что слушает музыку, а я стала разглядывать стену, залепленную долларовыми банкнотами с надписями типа «здесь был Джонни».
Я решила подтянуть джинсы и случайно сунула руку в задний карман, где нащупала бумажку. Господи — доллар! Я в школе покупала шоколадки в автомате. Интересно, сколько раз его постирали? Расправив купюру, как золотинки от конфет, я подняла глаза на Шона, который внимательно следил за моим ногтем.
— Сейчас принесу ручку.
Я не собиралась ничего рисовать и тем более писать, но бармен исполнил просьбу Шона. Первой мыслью было написать по-русски: «Здесь была Света», но я передумала. Может, пририсовать Джорджу Вашингтону рожки? Или скопировать третью купюру в пятом ряду снизу? Чтобы позлить Шона… И я написала свое имя, поставила плюсик и передала ручку ему. Он тут же написал свое, но, видно, на гэлике с акцентом над «а», поставил знак равно и протянул мне ручку, но я не взяла. Пусть даже не надеется. Тогда Шон поставил знак вопроса и подошел к стене, чтобы подсунуть мою купюру под другие.
— Кто-нибудь когда-нибудь решит этот пример, — улыбнулся он обескураживающе.
— Кто-нибудь, когда-нибудь и не мы, — ответила я ему в тон. — Прошу больше не делать обо мне никаких выводов. Я даже не могу допить это пиво. Пожалуйста, — я толкнула свой стакан к его пустому, — допей за меня.
— А в нем много змеиного яда? А то у нас, ирландцев, нет иммунитета на змей.
Он поднес стакан к губам и замер.
— Я не змея. Я глупая корова, я тебе уже говорила про это. Вон, гляди, даже пенка от молока не осела.