Двойной Леон. Istoriя болезни
Шрифт:
Конечно, со мной приятнее.
Пытаюсь представить, чем ответил бы на предложение нарисовать фантастическое существо беззубый завсегдатай учреждения, которого все называют «Дед». Мне становится весело. «Дед» точно бы не полез за словом в карман. Ни за словом, ни за карандашом. Он побывал здесь уже столько раз и настолько освоился, что все время ошивался на кухне, где выпрашивал очередную порцию остывшего, заваренного в ведре чая, который потом разогревал с помощью самодельного кипятильника. Кипятильник «Дед» смастерил из двух лезвий GILLETTE, конфискованных персоналом у наркоманов-суицидников. Двойной GILLETTE еще и до сих пор годился для самоубийства, на этот
Может, «Дед» оздоравливает себя ионизированным чаем? Все же народная медицина часто бывает эффективнее официальной.
Вот так, двигаясь к своей палате и придурковато улыбаясь, я буквально сталкиваюсь в коридоре с фрау Де.
— Гуляете? Как самочувствие?
— На все сто, — по инерции любезно отвечаю я.
— То-то и оно, что вы перевозбуждены. Это не очень хорошо. Вам прежде всего нужен покой.
«Пошла на хуй, сука», — думаю я и, продолжая улыбаться, скрываюсь в палате. Там меня ждет Артур. Пришел проведать болезного. Настоящий братан-дружбан, черт его дери. Ну и денек. Какой тут будет, в жопу, покой? Ни в жопу, ни в душу.
Я. Привет, Артурчик.
Артур. Как дела, отец? Как себя чувствуешь?
Я. Супер! Думаю не сегодня завтра отсюда валить.
Артур. Как это валить? Ты же здесь только три дня. Лечение еще не закончено. Так нельзя — почувствовал себя немного лучше и сразу удираешь.
Я. А что тут делать? Мне сделали дезинтоксикацию, вывели из кризисного состояния, а на большее они не способны.
Артур. Но ты же еще не полностью выздоровел. Твоя психика не уравновешена. Ты снова можешь сорваться.
Я. Слушай, не морочь мне голову. Я знаю людей, которые лежали здесь месяцами, а, выйдя, покупали в ближайшем гастрономе четвертушку. Нет никакого смысла тут валяться. Тем более, что мне теперь делают только два вечерних укола — магнезию и витамины. Это мне дома жена запросто может сделать. (Входит моя жена. Я, поворачиваясь к ней.) Привет. Заходи. Садись. (Говорит обоим.) Дни проходят зря. Я уже могу работать. За эти дни я столько мог сделать для других, для вас в том числе. А что касается меня… (Принимает позу оратора.) Мне всего лишь надо быть сильным и решительным. Я — сильный. Посмотрите на меня, я — вершина ваших надежд! Все будет в порядке. Я буду бунтовать против здешних тюремных правил. Я не поклонник хаоса. Но посмотрите на фрау Де. Разве власть — не своего рода бунт? Бунт в форме порядка, бунт горы против низины, бунт высокого против низкого! Вершине нужна низина, долине — пик, чтобы они не перестали быть самими собой. Вот так во власти исчезают противоречия между противоположностями. Я — не анализ, не синтез, я — действие, я — воля, я — энергия! Я — сила! Я над, в середине и рядом со всем. Я могу создать и уничтожить все что захочу. Воплотиться, развоплотиться, перевоплотиться. Все есть у меня тут! (Бьет себя в грудь. Присутствующие испуганно на него смотрят. Входит фрау Де. Такое впечатление, что она все время стояла за дверью.)
Фрау Де. Ага! Вот уже до чего дошло! (После многозначительной паузы.) Зайдите ко мне в кабинет. Все трое. Там
В кабинете под шерстяным всепрощающим взглядом Божьей Матери и жестяным всепроникающим взглядом железной фрау фарс неуклонно дереинкарнируется в драму, которой драхма цена. Атакованный одновременно с трех сторон (Святая Дева не в счет), я понемногу сдаю позиции.
— Вы превратили жизнь вашей жены и сына в ад! — гнусавым, как у мисс Гнуссен, голосом фрау Де гневно отметает мои робкие петиции об освобождении.
«Может, ты, сука, сначала у них спросила бы, что они сами об этом думают», — вспыхивает у меня в мозгу, но вспышка отчего-то трансформируется в истерический выкрик фальцетом: — Я уже три дня не мылся!
— Какие проблемы? Артур отвезет вас к себе домой, там помоетесь и вернетесь обратно. Правда, Артурчик?
Ого, она уже называет его Артурчиком. Тот послушно кивает головой.
— Вы мне обещали одноместный номер.
— Вам вредно сейчас находиться одному. Представьте себе — в таком состоянии, и некому слова сказать, не у кого воды попросить. А вдруг что случится?
— Объясните мне, какой смысл в том, что я целый день на больничной койке буду дожидаться двух несчастных вечерних уколов? Меня ждут на работе. У меня же работа, черт возьми. Я могу ее потерять.
— Если продолжите пить — потеряете все.
— Послушайте, я же могу делать инъекции дома. Неужели ради витаминов и дозы магнезии надо держать меня здесь круглые сутки?
— Скажи, ты же сможешь это сделать, — обращаюсь я за помощью к жене. Однако фрау Де не дает ей ответить.
— Курс лечения не закончен.
— Какой курс? Какое лечение? Вы же прекрасно знаете, что алкоголизм не лечится в принципе. По крайней мере, фармакологически.
— Существует еще и психотерапевтический фактор. Я могу закодировать вас на месяц, на год, на десять.
— К черту кодирование. Видел я ваших кодированных. С бутылкой под забором.
— К тому же сегодня вечером вам должны вколоть сульфазин, — после подозрительной паузы продолжает фрау Де, — а от этого может подняться температура, так что вам обязательно надо быть здесь.
Похоже, в ее арсеналах припрятано еще много оружия. А у меня одни понты и желание побыстрее отсюда убраться.
— А от чего этот сульфазин? — спрашивает преданная мне жена голосом резидента INTELLIGENCE SERVICE.
— Это препарат, который очищает кровь. Но на каждого он действует по-своему. Поэтому нужен присмотр.
«Сульфазин, сульфазин», — крутится в голове что-то очень знакомое, но изнуренный затяжными боями мозг не в силах подсказать, откуда я знаю это слово.
— Отец, ты же слышишь, доктор говорит — тебе нужен присмотр, — без приглашения вмешивается Артур. (Видно, Артур хочет стать преданным воином Третьего Рейха Закрытого Типа. Он всегда находил себе идолов для поклонения — то в бизнес-сметанке, то в покоях муниципалитета, то в художественной тусовке. На этот раз место его божества заняла эта белокурая бестия. Арийчик ты наш самопальный. HITLER JUGEND перезревший.)
Фрау Де с наслаждением наблюдает за открытием второго фронта.
— А хрен в задницу тебе не нужен? — чуть не вырывается у меня, но вовремя опомнившись, говорю вполне, как мне кажется, рассудительно:
— В таком случае мы можем договориться о дневном стационаре. Днем я буду ходить на работу, а вечером возвращаться сюда на процедуры, и вы будете присматривать за мной сколько влезет.
— А если что-то случится на работе? — спрашивает жена.
Открыт третий фронт. В бой вступила артиллерия.