Двухголовая химера
Шрифт:
– Когда начались возвраты?
– спросил Рэн.
– Первое упоминание появилось незадолго до Великого Нашествия. Девять тысячелетий тому назад.
– И как думаешь, каким образом открытый мир вдруг оказался замкнутым?
– Без понятия.
– Но ты же понимаешь, что миры не замыкаются сами по себе. Они либо формируются в энергетически замкнутом пространстве, либо нет. Развёрнутые энергетические поля не сворачиваются в кольцо просто так. Кто-то сделал это, Эн.
– Дисс говорил что-то такое, - сказал я, не желая углубляться в тему.
– Отец рассказывал мне, - продолжил Рэн, игнорируя мой тон, - что в теории такое возможно, но это противоестественно. Как вот эта скверна.
– Не знаю, Рэн. Но точно могу сказать, что это был не я. На что бы ты не намекал, мне вся эта ситуация с возвратами нравится не больше твоего. Поверь.
Чем выше мы поднимались, тем шире становился поток вязкой жижи. Местами она скапливалась пузырящимися лужами, и дышать рядом с ними становилось уж совсем невозможно. По пути я также заметил несколько трупиков белок и мышей. Они влезли в отраву и не успели уйти от неё даже на десяток саженей.
Рэн ступал за мной тихо и безмолвно. Я чувствовал подступающий голод, но вонь напрочь убивала аппетит. Я надеялся, что смогу поесть после этой прогулки, но поведение пуэри говорило в пользу обратного. А у меня не было даже сил сердиться на него. Была только какая-то болезненная, свинцовая усталость.
Так, в молчании, мы и вышли к источнику скверны.
До вершины холма оставалось с полсотни шагов, и именно здесь нашёл выход ручеёк, который раньше спускался вниз по склону. Теперь же поперёк русла разлеглась здоровенная химера, напоминающая жабу с брюхом на спине. Весу в туше было явно больше сотни пудов. Из туловища росли и упирались в землю когтистые лапы, и на каждой из них имелось разное количество пальцев. Широкий лентообразный язык с хлюпаньем слизывал воду, текущую из-под земли, и отправлял в беззубую пасть. Округлый живот покрывала сетка крупных пор, через которые мутант шумно дышал и потел той самой чёрной слизью, утекающей прочь.
В ней в самом деле не было ничего естественного.
При нашем приближении тварь забеспокоилась, заворочалась, скребанула пару раз когтями землю, но трапезу так и не прервала. Чтобы вскочить и броситься на нас, не могло быть и речи: судя по объеденным растениям, химера не уходила от своей лежанки дальше пяти саженей. Вряд ли она могла хотя бы стоять.
Рэн по-прежнему молчал, явно ожидая моих действий.
– Да уж, гадость, - сплюнул я, обходя тварь на почтительном расстоянии.
– Отожралась-то как!
Чудище всхрапнуло и переставило лапы.
– Отойди, моралист, - сказал я Рэну и сам отступил подальше.
– Сейчас почищу тут...
В бытность мою чистильщиком магией пользоваться не получалось - потому что работал не один, а простым смертным про мой Дар знать не полагалось. Тем не менее, Дисс научил меня особому плетению, как раз для таких случаев: не самому простому, но работающему только с плотью мутантов.
Хорошо, что теперь меня не сдерживало присутствие посторонних.
Химера вспыхнула, как огромный факел. Зелёное магическое пламя набросилось на неё так же, как обычный огонь набрасывается на сухостой. От боли чудовище захрипело, да так низко, что задрожала земля. Вся туша дёрнулась и сумела отпрыгнуть на полсажени в сторону, но ей это никак не помогло. Над большой пастью открылось ещё две поменьше, и химера заверещала в три голоса - но в них не было естественного страха смерти. Только боль и безумие.
– Надеюсь, эта мерзость не успела попасть в реку или какой-нибудь водоём, - сказал Рэн, глядя на агонию чудища.
– Скорее всего скопилась на дне лога. Тут всё-таки холмы.
Тварь дёргалась из последних сил, но лапы у неё уже сгорели, так что перемещаться она больше не могла. Вопль со временем тоже утих, слышалось лишь шипение сгорающей плоти. А спустя несколько минут на поляне и вовсе остался только толстый слой золы, которую тут же начал подхватывать ветерок.
Я, пошатнувшись, развернулся и побрёл обратно к лагерю. Сил на химеру ушло немало, но слабость навалилась не из-за этого. Просто я подумал про себя, что Рэн прав: Нирион разваливается изнутри, гниёт в собственном соку. Это происходит уже девять тысяч лет, и будет продолжаться ещё невесть сколько. И всё по чьей-то непостижимой воле.
В ночной тесноте мы спустились с холма, снова пошли вдоль гряды, миновали памятное поваленное дерево, и снова пошли в горку. Рэн молчал, очевидно сказав всё, что хотел. Впрочем, слова уже и не требовались. Он задал вопрос, на который у меня не было ответа.
Кто бы ни замкнул Нирион, призвать его к ответу всё равно не удастся. А значит незачем гадать, почему неведомый гигант поступил именно так. Может, Церковь права, и в этом был великий божественный замысел. Может, людские боги замкнули мир, чтобы научить паству нести ответственность за свои поступки. Ведь если бы все знали, откуда берутся возвраты, возможно, кто-то вёл бы себя осторожнее. А может, в замыкании не было никакого смысла, и всё это огромная катастрофическая случайность. Какая разница? Нам не осталось ничего, кроме как смириться с тем, что получилось.
Даже если некто могущественный решил перевоспитать человечество, он жестоко просчитался. Вместо того чтобы одуматься, люди просто... приспособились. Научились жить бок о бок с плодами своей деятельности. Привыкли жить в страхе перед катаклизмами, списали на волю божию детей, которые из-за возвратов рождаются мёртвыми или изувеченными. Перестали обращать внимание на болезни, становящиеся всё тяжелее, всё убийственнее с каждым годом. Привыкли соседствовать с чудовищами, мутирующими, жрущими всё вокруг, отравляющими воду, почву и воздух, с выродками, которые давно стали опаснее самого человека, и которым не хватает лишь разума, чтобы истребить другую разумную жизнь навсегда.
А ведь это лишь вопрос времени. Потому что Рэн прав - мы все здесь гниём заживо, и можно винить в этом того, кто замкнул мир, но сами мы виноваты не меньше. Потому что теперь, когда - не если, а когда!
– эти противные самой природе твари поумнеют и переймут несовершенное человеческое мышление, в Нирионе развернётся небывалая бойня. Из каждой пещеры, из-под каждой коряги полезут химеры и покатятся сплошной массой на человеческие города. Элементали, окончательно обезумев, утопят все корабли, обрушат смерчи на заселённые берега, горы превратятся в действующие вулканы, поливая цветущую землю раскалённой лавой. Из Глубин под Тингар хлынет неиссякаемый поток тварей, а во главе их будет грузно переваливаться созданный некромантом Многощуп, который пожрёт прекрасную Укромную долину. Замок Чернотопья распахнёт свои ворота и поглотит Нирион, превращая его в подобие себя, где погибающие люди будут вызывать новые и новые возвраты, замыкая свою смерть в кольцо, и будут гибнуть снова и снова, и уже некому будет остановить эту бесконечную агонию. Останется лишь расплавить весь мир, чтобы он, не дайте Боги, не заразил своей гнилью другие...