Дьявол

Нойман Альфред

— Оливер, — сказал тихо король, — я никогда не забуду того, что, несмотря ни на что, ты все же продолжаешь меня любить!

Неккер беззвучно засмеялся и притворился спящим.

Глава седьмая

Псевдо-Дионис

Король выехал, когда на заре следующего дня колокола прозвонили к заутрене. Видимо, посовещавшись с проницательным Балю, коннетабль без единого слова возражения или знака недовольства подчинился приказу — примкнуть к королевской свите. Он даже отправил одного из чинов своего штаба в ставку начальника ландскнехтов на

Арденнах, хотя отлично знал, что там в этот день и час никого нет; улыбкой своей он дал понять офицеру, что тот может передать приказ короля прекрасным, молчаливым дубам и букам.

Было 9 октября, воскресенье. То был день святого Диониса Парижского, который собственноручно принес усекновенную главу свою на то место, где хотел быть погребенным; так повествует смиренный Яков де Воражин. [46]

— Это был благочестивец и князь церкви, совсем как вы, ваше высокопреосвященство, — усмехнулся Людовик, который по собственному какому-то капризу напоминал кардиналу об этой легенде. — Он написал свое Speculum Sannctorum, будучи весьма далек от политики. Вы-то ближе стоите к страстям мира сего, не правда ли?

46

Воражин, Жак (1230–1298) — средневековый богослов, с 1292 г. — епископ Женевы. Автор компилятивного произведения «Спекулюм санкторум» — «Зеркало святых» (лат.).

Балю не совсем уверенно кивнул головой. Он не любил туманно-иронических намеков своего повелителя, — а сегодня меньше, чем когда-либо.

Холодный ветер гнал обрывки туч по широко раскинувшимся пикардийским полям. Время от времени шел дождь. По деревням, мимо которых они проезжали, звонили колокола. Когда деревни близко лежали одна от другой, звуки их колоколов сливались на ветру. Временами это звучало как набат. Король большей частью молчал. Вдруг он сказал, ни к кому не обращаясь:

— Не нравится мне сегодняшний день и не нравится его святой!

Он снова обратился к кардиналу, жутко улыбаясь.

— Буду ли я причислен к лику святых, ваше высокопреосвященство? Ведь я еду прямо к собственной могиле, хотя еще и с головой на плечах.

— Что за шутки, государь! — пробормотал Балю и взглянул на коннетабля.

Оливер, ехавший непосредственно вслед за ними, опустил голову.

К полудню они достигли окрестностей Перонны. На поле, к востоку от местечка Каппи, их с большой помпой встретил герцог. Бургундские войска покрывали всю широкую равнину вплоть до городских стен.

Карл Бургундский, прекрасный, как бог войны, в панцире чудесной миланской работы, выехал навстречу королю один и с непокрытой головою. Свита Людовика также осталась позади. Они приветствовали друг друга — тщедушный Валуа, с чародейской улыбкой на устах и колосс Карл, с лицом холодным и жестким как стальная его кольчуга. Улыбка сбежала с лица короля, и любезные слова застыли, когда острый его взгляд опознал через плечо герцога группу закованных в латы всадников, которые приближались медленно, держа в руках шлемы. Герцог Бургундский, наблюдавший за Людовиком, насмешливо искривил губы:

— Вот почетный караул вашему величеству, славные и благородные рыцари, которые хотели бы напомнить о себе королю.

Дьявольская режиссура герцога проявила себя сразу в совершенно явственной форме. Тут был Филипп Савойский, шурин короля, брат королевы, которого два года томили в темницах Лохского замка за то, что он был вождем савойской оппозиции против политики бесцеремонного захвата, какую проводил Людовик по отношению к Милану. Тут был сеньор дю Ло — два года назад бывший стольником короля, старшим постельничим его двора и верховным судьей королевства, которого роковой припадок королевского гнева в одну ночь низверг из временщиков прямо в подземелье замка Сюлли-сюр-Луар; несколько месяцев спустя он был отведен мессиром Тристаном в овернский замок Юссон и там испытал

упрощенное судопроизводство заплечных дел мастера; однако ему чудесным образом удалось бежать перед самой казнью, оставив взбешенному палачу лишь голову бедного караульного офицера Ренэ де Нобль. Тут был Понсе де Ривьер, прежде королевский полковник и комендант города Юссона, откуда он и помог бежать бывшему постельничему, а затем вовремя скрылся и сам; Людовик знал, что этот человек служил в бургундской армии и ведет против него травлю. Тут был Пьер Д’Юрффэ, старый враг короля, опасный интриган и советчик фрондирующего принца Карла Французского. Тут был незаконный отпрыск королевского дома Антуан Бургундский, маршал герцогских войск, которому Людовик обещал было город Эпиналь, а затем отнял, так как город этот оказался подходящим подарком для нужного человека — герцога Лотарингского. Тут были еще представители Савойской династии [47] , враждебной королю, несколько бургундских и немецких вельмож, которых король по тем или иным причинам преследовал, пытал или оскорбил. Тут были все его ненавистники и мстители, которые могут привидеться только в кошмарном сне. То был словно смотр карающей совести.

47

Филипп, герцог Савойский (1496–1497) — союзник Карла Смелого, был заключен Людовиком XI в замок Лош, где находился с 1464 по 1466 г.

Вельможи серьезно и молча поклонились королю, который с неподвижным лицом и сжатыми губами смотрел каждому из них прямо в глаза. Затем они построились, чтобы следовать за ним. Маленькая свита Людовика приветствовала герцога и присоединилась к нему. Карл Бургундский слегка усмехнулся, когда Сен-Поль склонился перед ним и сказал ему тихо и резко:

— Вот какие дела!

Герцог был молчалив, из всей свиты он поблагодарил одного только Бурбона, не замечая остальных — в том числе и кардинала, — и бросил взгляд лишь на последнего — на Оливера. Процессия тронулась и сквозь стальные шпалеры недвижных гвардейцев медленно направилась к городу.

В немногих пригодных для жилья покоях Пероннского замка помещался герцог; поэтому королю был отведен роскошный дом генерал-интенданта. Но Оливеру стало известно, что вельможи, составлявшие жуткий почетный караул, расквартированы вместе со своими латниками в том же здании и в соседних домах; Людовик, не раздеваясь и не принимая пищи, все такой же скупой на слова и внутренне сосредоточенный, как и при въезде, послал своего камерария к герцогу с просьбой устроить ему квартиру во дворце, хотя бы и в несоответствующих его сану покоях.

Оливер обратился к канцлеру Кревкеру и был удивлен сообщением, что герцогу угодно говорить с ним лично. Он нашел Карла Бургундского в нише пустынной залы; тот писал, сидя за массивным столом.

— Его величество боится? — внезапно спросил герцог и поднял, слегка улыбаясь, голову.

— Не знаю, ваше высочество, — сказал Оливер с ударением, — чего мой высокий повелитель мог бы бояться, находясь под вашей защитой. Ему угодно жить вместе с вами, чтобы тем самым ускорить ход переговоров и иметь возможность обмениваться дружественными мыслями. Его величеству по опыту известно, к каким пагубным ошибкам и недоразумениям приводит дальность расстояния. Желание преодолеть эту дальность — причина приезда его величества.

— Вы не очень давно на королевской службе? — внезапно спросил герцог после небольшой паузы. Оливер взглянул на него и на мгновение помедлил с ответом. Затем он сказал вызывающе:

— Достаточно давно, ваше высочество, чтобы знать, почему состав почетного караула выбран не весьма удачно…

— Господин камерарий, — перебил бургундец, нахмурив брови, — выбирал я, и я считаю этот выбор отличным! И не моя вина, что у короля есть основания бояться этих людей. Очень может быть, что король имеет основание бояться и еще кое-чего!