Дьявольский вальс
Шрифт:
Множество мелких преступлений в ее пересказе оказались «кое-какими проблемами».
Она еще немного поплакала. И на сей раз взяла мой носовой платок.
В конце концов Вики частично выплакала, частично вышептала суть своего рассказа: ее единственный ребенок погиб в возрасте девятнадцати лет в результате «несчастного случая».
Освободив ее от семейной тайны, Инквизитор придерживал язык.
Она долго молчала, потом промокнула слезы, вытерла лицо и продолжила рассказ.
Муж-алкоголик поднялся до статуса героя «голубых воротничков». Умер в тридцать восемь лет, пал жертвой «высокого содержания холестерина».
– Слава Богу, что мы были владельцами дома, – говорила Вики. – Единственное, что оставил нам Джимми и что имело хоть какую-то ценность, – это дом и старый мотоцикл «харли-дэвидсон» – одна из этих трещалок. Он вечно возился с ним и разводил грязь. Сажал Реджи на заднее сиденье и носился с ним по окрестностям. Называл мотоцикл своим боровом. Реджи до четырех лет думал, что это на самом деле и есть боров. – Вики улыбнулась.
– Я продала эту вещь в первую очередь – не хотела, чтобы Реджи думал, будто ему по рождению дано право однажды выйти из дома и свернуть себе шею на шоссе. Он всегда любил скорость. Как и его отец. Поэтому я и продала мотоцикл одному из докторов больницы Футхилл-Сентрал. Я работала там до рождения Реджи. А после того как умер Джимми, мне пришлось опять вернуться туда.
– В педиатрию? – поинтересовался я.
Она покачала головой:
– В общую терапию – там не было педиатрии. Я бы, конечно, предпочла педиатрию, но мне нужна была работа поблизости от дома, чтобы быть рядом с Реджи – ему уже исполнилось десять лет, а он все еще не мог оставаться один. Мне хотелось побольше бывать с ним. Поэтому я работала по ночам. Обычно укладывала его в девять, ждала, когда он уснет, перехватывала часок сна и в десять сорок пять уходила, чтобы заступить на дежурство в одиннадцать. – Вики остановилась, ожидая моей реплики.
Но Инквизитор не сделал такого одолжения.
– Он был совсем один, – продолжила женщина. – Каждую ночь. Но я считала: пока он спит, все будет в порядке. Запирала его на ключ и уходила. Другого выхода не было – никто не мог бы мне помочь. Родственников не осталось, а такого учреждения, как детский центр, тогда не существовало. Можно было в специальном агентстве нанять приходящую на всю ночь няню, но ставки там были не меньше моей зарплаты. – Она вытерла лицо, вновь взглянула на плакат и сдержала слезы. – Я ни на минуту не переставала беспокоиться о моем мальчике. Но, когда он вырос, он обвинил меня в том, что я не заботилась о нем, заявил, что я оставляла его одного на ночь потому, что он был мне безразличен. Он даже придрался ко мне из-за продажи мотоцикла отца – изобразил это как подлый поступок.
– Трудно поднимать ребенка одной, – заметил я и покачал головой так, как – я надеялся – ею качают, выражая сочувствие.
– В семь часов утра я мчалась домой, надеясь, что Реджи все еще спит, а я разбужу его и притворюсь, что была дома всю ночь. Вначале это получалось, но очень скоро он понял, что к чему, и начал прятаться от меня. Это было что-то вроде игры – он запирался в ванной комнате... – Она сжала носовой платок, и на ее лице появилось ужасное выражение.
– Успокойтесь, – проговорил я. – Не нужно...
– У вас нет детей. Вы не можете понять этого чувства. Когда Реджи стал старше, подростком, он заимел привычку болтаться где-то по ночам. Иногда не появлялся по две ночи подряд. Когда я препятствовала ему, он все равно ускользал из дома. Просто смеялся над любым наказанием, которое я придумывала. Когда я пыталась поговорить с ним, он бросал мне в лицо упреки. Обвинял в том, что я постоянно работала и оставляла его одного. Око за око: раньше уходила ты – теперь ухожу я. Он никогда... – Вики покачала головой. – Ему никогда никто не помогал. Ни капельки. Ни один из вас. Экспертов. Советников, специалистов – назовите как угодно. Все были экспертами, кроме меня. Потому что я была проблемой, правильно? И все весьма успешно обвиняли. В этом они были настоящими экспертами. Хотя нельзя сказать, что кто-нибудь из них смог ему помочь – в школе он ничего не мог выучить. С каждым годом становилось все хуже и хуже, а мне удавалось добиться только отговорок. В конце концов я отвела Реджи к... одному из вас. Частный клоун. Аж в самом Энсино. Конечно, мне это было не по карману. – Она буквально выплюнула имя, которое мне ни о чем не говорило.
– Никогда не слышал о таком, – заметил я.
– Большая приемная, – продолжала Вики, не замечая моей реплики. – Вид на горы и всякие маленькие куколки вместо книг на полках. Шестьдесят долларов в час, а тогда это было очень и очень много. Да и сейчас тоже... особенно за напрасно потраченное время. Два года мошенничества – вот что я получила в результате.
– Где вы его разыскали?
– Он пришел по рекомендации – отличной рекомендации – одного из врачей Футхилла. Вначале и я подумала, что он хороший специалист. Он провел с Реджи пару недель, ничего мне не сообщал, а потом вызвал меня для обсуждения и заявил, что серьезные проблемы у Реджи возникли из-за того, в каких условиях он вырос. Сказал, что лечение займет длительное время, но он возьмется за этот случай. Если. Целый список «если». Если я не буду оказывать на Реджи никакого давления. Если я буду уважать Реджи как личность. Уважать его секреты. Я поинтересовалась: какова будет моя роль? Он ответил: оплачивать счета и заниматься своими собственными делами. Реджи должен развить в себе чувство ответственности – до тех пор, пока я все решаю за него, он не сможет выправиться. Нельзя сказать, что сам он сохранил в секрете то, что я сообщила ему о Реджи. Два года я платила этому мошеннику, и в конце концов передо мной предстал мальчик, который ненавидел меня из-за того, что этот человек внушил ему. Много позже я узнала, что тот тип пересказывал моему сыну все, что я сообщила о нем. Нещадно преувеличив и изобразив все намного хуже, чем было на самом деле.
– Вы подали на него жалобу?
– Зачем? В дураках оказалась я. Потому что поверила. Хотите знать, в каких дураках? После... после Реджи... после того как Реджи... после того как его не стало – год спустя, я обратилась к другому типу. Одному из вас. Потому что мой инспектор посчитала, что мне нужно это сделать, – конечно, не за ее счет. Не из-за того, что я плохо справлялась с обязанностями, я справлялась. Но плохо спала, плохо ела и не находила интереса ни в чем. Как будто вообще не жила. Поэтому она и дала мне направление. Я подумала, вдруг женщина может лучше судить о характере... Этот шутник был из Беверли-Хиллз. Сто двадцать долларов за час. Инфляция, конечно. Хотя качество работы не улучшилось. Но тем не менее я вначале подумала, что этот знает свое дело намного лучше. Спокойный. Вежливый. Настоящий джентльмен. И казалось, что он понимает меня. Я чувствовала... разговор с ним шел мне на пользу. Но так было вначале. Я ощутила, что снова могу работать. А потом... – Она замолчала, просто захлопнула рот. Перевела взгляд с меня на стены, на пол, на носовой платок, который держала в руках. И уставилась на намокшую ткань с удивлением и отвращением. Уронила его на колени, будто он был покрыт вшами.
– Не обращайте внимания, – наконец проговорила она. – Все это давно прошло.
Я согласно кивнул.
Вики бросила мне носовой платок, я поймал его.
– Боб-бейсболист, – словно по привычке вырвалось у нее. Она засмеялась и умолкла.
Я положил платок на стол:
– Боб-бейсболист?
– Мы когда-то так говорили, – объяснила Вики, словно в чем-то оправдываясь. – Джимми, я и Реджи. Когда Реджи был маленьким. Когда кто-нибудь ловко ловил что-то, его называли Боб-бейсболист. Смешно.
– У нас говорили: пойдешь ко мне в команду.
– Да, я слышала это выражение.
Мы сидели молча, смирившись друг с другом, как боксеры в тринадцатом раунде.
– Вот и все, – закончила Вики. – Все мои секреты. Счастливы?
Зазвонил телефон. Я поднял трубку.
– Доктора Делавэра, пожалуйста, – проговорила оператор.
– Слушаю.
– Вас вызывает доктор Стерджис. Он разыскивает вас уже десять минут.
Вики поднялась с кресла.
Я сделал ей знак подождать.
– Скажите ему, что я сам перезвоню.