Дым и зеркала
Шрифт:
очень скоро.
НАПЛЫВ
ИНТ. МАКБРАЙД В ОТЕЛЕ. НОЧЬ.
МакБрайд лежит на кровати один,
смотрит ненавязчивое платное порно.
Он раздет. Мажет член вазелином,
медленно и лениво, кончать ему неохота.
СТУК в окно. Привстает на постели,
безвольный и напуганный (все-таки третий этаж),
открывает окно.
Входит СЕСТРА, с виду как мертвая,
умоляет о ней забыть.
Он сам знает, как ему поступить.
Сестра плетется к двери.
А там ждет его ЖЕНЩИНА В ЧЕРНОМ.
Брюнетка в коже, чертовски странная,
С улыбкой переступает порог.
Они в постели.
Сестра стоит в сторонке, она не ушла.
И смотрит, как брюнетка трахает МакБрайда
(кожа у нее синяя, как у мертвеца. И она одета).
Брюнетка коротко машет рукой.
С сестры ниспадает одежда. Зрелище жуткое:
кожа вся в ранах и порезах; одного соска нет.
Она снимает перчатки, и мы видим руки:
пальцы словно ребра или куриные крылышки,
словно их обглодали, а потом достали из помойки,
эти сухие кости с клочьями плоти и хрящами.
Она засовывает пальцы в рот брюнетке…
И РАСТВОРЯЕТСЯ ВО ТЬМЕ.
ИНТ. ОФИС ВЕБСТЕРА. ДЕНЬ.
ЗВОНИТ ТЕЛЕФОН. Это МакБрайд: «Можете не искать.
Я ее нашел и возвращаюсь домой.
Вам причитаются пятьсот долларов и моя благодарность».
КАМЕРА ОТЪЕЗЖАЕТ. Вебстер смущен и расстроен.
Далее МОНТАЖ. Проходит неделя,
мы видим, как он ест, пьет, писает, напивается.
Мы видим, как он выгоняет из постели СВОЮ
ПОДРУЖКУ.
И как снова играет с видео…
ВИДЕО-ДЕВУШКА смотрит на него и говорит,
что скоро вернется. «Обещаю, скоро».
ПЕРЕБИВКА
МЕСТО, ГДЕ ПРЯЧУТСЯ ЕДОКИ. ПОДЗЕМЕЛЬЕ.
Бледные люди стоят, как скотина в загоне.
Мы видим МакБрайда. У него на груди не осталось
плоти.
Белое мясо. И можно видеть сквозь ребра:
сердце не бьется. Зато легкие дышат свободно,
вдох и выдох. Гной вытекает из глаз
на запавшие щеки. Пытается помочиться,
но ничего не выходит. Он хочет умереть.
СОН:
Вебстер беспокойно спит,
Он видит МакБрайда, труп под мостом,
Все В ПЕРЕБИВКУ, и много всякой еды,
чтобы стало понятно: это искусство.
ЭКСТ. ЛОС-АНДЖЕЛЕС. ДЕНЬ.
ВЕБСТЕР уже одержим.
Он должен найти женщину из видео.
Кого-то он бьет, кого-то трахает,
а в памяти засело: «Я скоро вернусь, очень скоро».
Наконец он в тюрьме. И за ним приходят
ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ в сопровождении БРЮНЕТКИ,
которые, отперев камеру, проводят его к выходу,
они покидают тюрьму. Через дверь.
Его ведут к автостоянке. Все ниже,
ниже стоянки, куда-то под
город, где затаилось и скорчилось нечто, чмокая и шипя,
и что-то, блестя, смеется, а что-то вопит.
За ними бредут остальные просто-едоки…
Они приковывают Вебстера наручниками
к КРОШЕЧНОМУ ЧЕЛОВЕКУ
в вагинах и зубах
и отводят
в САЛОН КОРОЛЕВЫ.
(Здесь отступление: проснулась жена,
разбуженная страшным сном. «Ты меня ненавидел.
Ты привел домой женщин, которых я не знала,
а они меня знали, и мы подрались,
а когда стали кричать, ты вылетел отсюда со свистом.
Но прежде сказал, что нашел себе девушку для траханья
и еды».
Это пугает меня несильно. Когда люди пишут,
их посещают мелкие бесы. Так что я пожимаю плечами.)
Наручники сняли. Оставляют одного.
Драпировка из красного бархата поднимается,
является Королева. Мы узнаем ее,
это женщина с видео.
«Мир так славно, так удобно делится
на просто-едоков и их добычу».
Так она говорит. Ее голос мягок и сладок.
Таков медовый муравей: крошечная голова,
Грудь, крошечные ручки,
а дальше — набитый медом живот,
огромный и отвислый,
прозрачный, весь из меда, и сладкий, как порок.
У КОРОЛЕВЫ прекрасное маленькое личико,
бледные груди с голубыми прожилками и розовыми
сосками
и белые руки. Но там, ниже грудей, —
зыбкая гора, вместившая кита,
медовый муравей, огромный, как амбар,
иль слон, иль динозавр, или любовь.
Опаловая плоть зовет его к себе.
Бедняга Вебстер кивает и подходит.
(В длину она, должно быть, футов двадцать пять.)
Она велит ему раздеться.
Член набух. Но он дрожит и выглядит потерянным.
Он стонет: «Я никогда так сильно не хотел».
Она берет его в рот, и лижет, и сосет…
Здесь мы задержимся. Язык взглядов
Становится банальным жестким порно
(а губы глянцевы и красен язык).
НАПЛЫВ на ее лицо. Слышно, как он шепчет: «О.
О, детка. Да. О. Возьми его, возьми в рот».
Она открывает рот с усмешкой,
откусывает член.
Кровь бьет струей
ей прямо в рот. Она не проронила почти ни капли.
Мы не станем переводить камеру на его лицо,
только ее.
Теперь, когда лишился члена, и кровь уже не хлещет,
его лицо. Он потрясен и — отныне — свободен.