Дж. Р. Р. Толкин
Шрифт:
Время работы над «Книгой» точно не установлено. Толкин относил создание «космогонического мифа», «Музыки Айнур», ко времени работы над «Словарем» в Оксфорде, то есть к промежутку 1918–1920 гг. Этот миф, открывавший собственно «Сказания», был важен для него, поскольку формулировал ключевые стоящие за «Книгой» идеи. Описываемый мир, хотя в «мифологии» и управляемый пантеоном богов, — мир подлинный, христианский. Его Творец — Единый Бог, и память о нем представлена в «мифологии» образом Илуватара, создателя богов и людей. Люди и эльфы — Дети Илуватара, а «боги» — на самом деле духи ангельского порядка. Так и злой «бог», Мелько-Моргот, — отражение в «мифологии» христианского дьявола.
«Поняв» и объяснив все это, Толкин уже свободнее взялся за сочинительство. За «Музыкой Айнур» последовали дальнейшие сказания — «Приход Валар и построение Валинора», «Сковывание Мелько», «Приход эльфов и созидание Кора», «Татьба Мелько и затмение Валинора»… Толкин уловил наконец общий «сюжет» — противостояние Мелько сначала со своими собратьями Валар, а затем с эльфами. Злой дух, некогда было побежденный и скованный в Валиноре, осквернил страну богов и похитил у эльфов из племени Нолдоли (позже Нолдор) священные камни Сильмарилы. Только в Сильмарилах живет свет «Магических Солнца и Луны» — дивных древ, которые освещали край богов и были погублены Мелько. Нолдоли, одержимые гневом и скорбью, еще до этого искушаемые Мелько, теперь взбунтовались против богов и ушли из их страны, пролив притом кровь своих соплеменников и подвергнув себя проклятию. Теперь они обречены в одиночку сражаться против Врага в Великих Землях, уже заселяемых людским племенем… Об этом повествуется в «Бегстве Нолдоли», следующем сказании.
Самым объемным из «Забытых сказаний» стало «Сказание о Солнце и Луне» — красивое, но местами излишне детальное повествование, вполне «языческое» и «первобытное», как позднее признавал и сам Толкин, о создании Солнца и Луны из последних плодов погибших Древ. За этим последовало «Сокрытие Валинора». Но здесь дело застопорилось. Толкин оказался перед необходимостью написать о появлении людей и связать мифологический эпос с героическим. То и другое — проблемы. В «Музыке Айнур» Толкин изящно интерпретировал библейский «миф» Творения для «первобытного» сознания, изобразив процесс созидания мира как божественную Музыку, исполняемую по темам Творца «богами» Айнур. Однако история Эдема и Грехопадения должна была быть передана буквально — или откровенно заменена смутно отражающим её «первобытным» мифом. Ни на то ни на другое Толкин решиться не мог — кстати, так и не решился вполне до самой «итоговой» формы «Легендариума». С другой стороны, он ещё многого не «понимал» в своей «мифологии». Требовалось разработать историю и политику Великих Земель от прихода Нолдоли до времени действия «Сказки о Тинувиэли», описать войны с Морготом, взаимоотношения пришельцев с местными эльфами и их королем Тинвелинтом, отцом Тинувиэль… Толкин начал понимать, что это требует немалого труда.
В итоге были написаны только планы и наброски «Гильфанонова сказания» (по имени эльфа-рассказчика), получившего название «Тяготы Нолдоли и приход рода людского». В написанном начале сказания, кстати, при описании пробуждения людей впервые появляется волшебник по имени Ту. Совращавшийся некогда Морготом фей (младший дух), он тем не менее не обратился ко злу, а просто бежал из Валинора и основал на востоке собственное королевство. Он первый с изумлением и трепетом узнает от подданного-эльфа о появлении Младших Детей Илуватара. Пройдут годы, Толкин сочтет амбициозного волшебника (теперь Thu, а не Tu) недостойным положительной роли — и в начале 1930-х гг. тот займет место демонического кота Тевильдо из «Тинувиэли» как ближайший прислужник и продолжатель дела Моргота. Так появится Горту-Гортаур-Саурон, а его «особые» отношения с людьми, сохранившись, приобретут гораздо более мрачный оттенок.
Толкин отложил середину «Забытых сказаний» в сторону и вновь обратился к кульминационным героическим повествованиям. В 1919–1920 гг. он редактирует их, переписывает и перепечатывает набело, связывая с уже написанным началом. Кроме того, он осуществил давний замысел связать все три эпические саги между собой. В сказании «Науглафринг» описывается трагическая гибель королевства Тинвелинта под ударами гномов (dwarves), вызванная проклятием Турина и добытого отцом последнего Урином (позже Хурин) драконьего золота. За гибель Тинвелинта разорителям мстит и отбивает у них Сильмарил Верен, зять эльфийского короля. Однако после его смерти проклятие вновь вступает в силу, ибо Сильмарил тоже проклят, являясь предметом вожделений сыновей своего создателя Феанора, давших клятву сражаться за него. Сын Берена Диор убит сынами Феанора, а дочь Диора Эльвинг с Сильмарилом спасается, чтобы стать позднее женой Эарендела, сына Туора…
Теперь Толкин «понял», как Сильмарил оказался у Эарендела и почему тот стал Вечерней Звездой. Самое время было писать «Великое сказание», но Толкин и на это не мог решиться. Ему были неясны обстоятельства вознесения Эарендела на небеса. В первоначальных версиях мореход попадает в Валинор, когда воинство Валар уже выступило на битву с Морготом — посольство оказывается бессмысленным, и опустошенный Эарендел сам уходит за грань мира… Только позже Толкин «поймет», что Эарендел (Эарендил) все-таки донес мольбу людей и эльфов о помощи до Валар, став промысленным спасителем для обоих родных народов. Пока же над писателем довлели образы ранних его романтических стихов — опустевшая, покинутая, печальная Волшебная Страна, одинокий странник посреди бескрайнего океана…
В общем, хотя значительная часть «Сказаний» была написана и более-менее завершена, окончание пока не клеилось. К тому же Толкин стал вновь размышлять над обрамлением — и ни к чему хорошему для «Сказаний» это не привело. Весной 1920 г. Толкин написал новую версию обрамления — точнее, своеобразный пролог к истории Эриола. Здесь Эриол превращается в Эльфвине, англосакса X в., бежавшего от разоряющих его родину норманнов. В таком случае, однако, не могло быть и речи о том, что услышанные Эриолом саги легли в основу германских мифов о том, что Хенгест и Хорса были потомками морехода. И конечно, о том, что эльфийский Тол Эрессэа, Одинокий Остров, и есть Англия. Кортирион перестал быть Уориком, а Тавробел Грейт-Хейвудом, или с Тол Эрессэа их следовало перемещать. Вся подлежащая концепция «Сказаний» рухнула, и Толкин, составив было новый план книги, решил отложить её в сторону.
Следует помнить, что «Книга забытых сказаний» рождалась как попытка молодого лингвиста из Оксфорда, воспитанника католического священнике, всерьёз воссоздать (вернее, создать из обломков) древнеанглийский национальный эпос. Имеющиеся памятники его не удовлетворяют: это или унаследованные от кельтов и пришлые из Скандинавии сюжеты, или «ужатая до убожества лубочная дрянь». Именно отсюда и возник образ автора Золотой Книги — древнегерманского мореплавателя Эриола. Мир, в котором он живет и историю которого узнает на загадочном острове Тол Эрессэа, отвечал тем же задачам. Мир этот должен был сочетать в себе и приемлемые элементы древнеанглийской мифологии, и черты мировоззрения самого Толкина.
Парадокс, но именно когда мореход стал Эльфвином, Золотая Книга обрела место в истории и некую полноту. В ней показан мир, каким его видел новокрещенный англосакс на излете «темных веков» (VIII–IX), мир, в котором было место и Благой Вести, и преданиям об эльфах… Автор «Беовульфа» упрекал данов за то, что те «молились идолам, не чтили Всевышнего», — в рассказе о нападении тролля на королевский дворец сходным образом видел мир и вполне ортодоксальный король-писатель Альфред в конце IX в. Естественно, таково же содержание Золотой Книги Эриола. Сам Толкин спустя десятилетия определял с некоторым пренебрежением свое тогдашнее творение так: «Она представлялась не более чем еще одной первобытной мифологией, хотя более согласованной и менее «дикарской». Вдохновленный любимой «Калевалой» Лённрота, Толкин задался целью подобным же образом «воссоздать» (только в кавычках, увы) утраченный англосаксонский эпос переломной эпохи — с массой, пусть облагороженных, языческих черт, с печалью по уходящей архаике, с весьма неясной христианской перспективой.
Правящие миром духи Валар здесь еще не столько «ангельские сущности», сколько «языческие боги» (как они прямо и определены в одном из ранних словарей), способные на проявления жестокости, лености, равнодушия. Само описание их явственно перекликается с «Видением Гюльви» из Младшей Эдды (кстати, следы этого, по меньшей мере структурные, сохраняются и в позднейшей «Валаквэнте»). Но, с другой стороны, миром КЗС правит уже Единый, а Валар — его творения и слуги, причём не вполне «падшие». Их обитель, Валинор, как увидим, достаточно внятно ассоциируется в стихах и заметках этого времени с Чистилищем. А Манвэ и Улмо — и позднее самые мудрые и благочестивые среди Валар, самые близкие к Эру — уже в «Книге» обладают чертами ангелов-хранителей мира, перекликаясь с образами архангелов Михаила и Гавриила в католическом средневековом предании. Но — в умышленном смешении христианского и языческого — это не мешает Толкину в одном из набросков прямо сопоставить Манвэ с Воданом. С другой стороны, и Враг, Моргот, на протяжении «Книги» постепенно всё явственнее обретает черты дьявола (каковым, по сути, и является уже в толкиновском «прологе на небесах», в первоначальной версии Айнулиндалэ).