Дженни. Ближе к дому
Шрифт:
Он поднял глаза, желая посмотреть, что делает Мэйбл.
— А ты бы лучше сел как следует на этом стуле да подумал хорошенько, как никогда в жизни не думал, — злобно выпалила Мэйбл. — Не знаю, что сейчас у тебя на уме, может, и ничего нет, но только я тебя заставлю подумать. Если кто-нибудь может положить конец твоему хвастовству насчет этого самого счастья, так это именно я. И не воображай, что я отступлюсь. Не знаю, много ли ты думал выиграть тем, что на мне женился, но что бы это ни было — ты этого не получишь. Ты, может, думаешь, что если имя у тебя особенное и ты последний из Ханникатов, значит, больше ничего и не надо, чтобы все получать
Туземец наклонился еще дальше над столом, загребая кашу ложкой. («В округе Сикамор Ханникатов всегда было один-два и обчелся, а после того как умер Туземцев папа, остался только он один. Кроме того, Туземец мне говорил, что всю жизнь хотел, чтобы у него родился сын, чтобы он мог передать ему свое родовое имя. Так или иначе, но только из-за этого Туземец все не мог набраться смелости уехать в Джексонвилл или в Атланту и там подыскать себе хорошую работу. Он вроде как боялся уехать из дому, потому что понимал, что он последний из Ханникатов, и ему хотелось, чтобы это имя жило как можно дольше в Пальмире и округе Сикамор. Может, потому он и был рад всю жизнь оставаться поближе к дому и перебиваться с хлеба на воду, чиня радиоприемники и всякие такие штуки».) Туземец поднял глаза от тарелки и на короткий миг встретился взглядом с Мэйбл.
— Я хочу, чтобы вы одно запомнили как следует, — твердым голосом сказал он. — Я действительно горжусь своим именем. Это единственное, что у меня есть, а ни у кого другого нету. Мой папа дал его мне потому, что слишком много развелось на свете людей, которых зовут Джоном, Томом, Джо и другими заурядными именами. — Он еще раз взглянул на Мэйбл и лишь после этого откусил от сосиски. — И мой папа говорил мне, чтобы я всеми силами держался за то имя, которое он мне дал, и ни под каким видом не допускал бы, чтобы меня задразнили и уговорили переменить его на что-нибудь заурядное. Мой папа говорил, что миллиона он мне в наследство оставить не может, зато дал мне такое счастливое имя, какого ни у кого другого нет. А я верю в то, что мне мой папа говорил, и никто меня не заставит переменить это мнение.
Мэйбл напряженно улыбалась, наклонясь вперед над столом. Ее лицо все еще горело лихорадочным румянцем, но видно было, что она крепится, стараясь быть любезной и не раздражаться. Она положила руку ему на плечо и несколько раз нервно похлопала его.
— Я ведь переменила фамилию с миссис Бауэрс на миссис Ханникат вчера, когда вышла за тебя замуж, — сказала она, кротко улыбаясь, — и с твоей стороны тоже было бы очень мило, если бы ты согласился переменить твое странное имя на что-нибудь приличное. Это был бы самый лучший свадебный подарок для меня, и я бы тебе на всю жизнь осталась благодарна. Не желаю, чтобы люди звали меня «миссис Туземец Ханникат». Я этого не вынесу. Было бы прямо оскорбительно это терпеть. Мне будет стыдно идти по улице, если меня так назовут при всем народе. Даже самые близкие друзья, какие у меня есть в городе, станут хихикать каждый раз, как только услышат это имя. Ведь ты переменишь его ради меня?
Мэйбл опять улыбнулась ему, пожав его плечо дрожащими пальцами. Она терпеливо ждала, давая ему время собраться с ответом, но он сидел молча и неподвижно.
— Знаешь что? — сказала она с надеждой, придвигая поближе к нему соусник. — Я бы переменила твое имя на «Теодор» и звала бы тебя Тедди… для краткости. Гебе бы ведь это понравилось? А то еще я придумала красивое имя — Рэндольф. Подходящее имя для мужчины, как подумаешь. А я бы могла звать тебя Рэнди — для краткости. Ну, так как же, по-твоему? Или, если хочешь, я могу придумать еще много красивых имен.
Туземец потянулся и захватил целую горсть горячих сухариков.
— Нет, сэр! Только не я! — сказал он, решительно мотая головой. — Нет, сэр! Мой папа сказал мне, что из этого имени я больше выжму, чем другой человек с обыкновенным именем сумеет выжать за всю свою жизнь из банкового чека или из тысячи акров земли под пашней и лесом. Нет, сэр! Вы меня не заставите забыть то, что мой папа мне говорил!
Мэйбл, разочарованно вздохнув, откинулась на спинку стула.
— Раз навсегда, не можешь ли ты помолчать насчет твоего папы? Я уже досыта про него наслушалась!
Ничего не видя, она сидела и смотрела в окно на яркое утреннее солнце, и губы у нее дрожали, а на глазах выступили слезы.
3
— Только из-за этого ты на мне и женился — чтобы забрать в руки мою землю и лес, — сказала Мэйбл, начиная беспомощно всхлипывать, и слезливо замигала. — А я-то всей душой тебе поверила, думала, что у тебя на уме одно только самое возвышенное.
Она утерла слезы салфеткой, чтобы лучше его видеть.
— Если бы мой первый муж не умер да не завещал мне всю эту ценную землю и дом тоже, так ты бы на меня и не посмотрел. Вот какой ты хитрый негодяй, Туземец Ханникат! Как это у меня не хватило разума послушать самых близких друзей! Они мне так и говорили, что если я выйду за человека ниже своего положения, то потом еще не раз пожалею.
Слезы бежали у нее по щекам, но она была до того расстроена, что даже не пыталась утирать их.
— Должен же быть закон против таких мужчин, как ты, которые пользуются тем, что есть на свете беззащитные вдовы, вроде меня!
— Да нет же, Мэйбл, все это совсем не так, — сказал Туземец, глядя на нее и мотая головой. — Насчет этого я себя считаю таким же честным человеком, каким был бы на моем месте всякий другой в городе. В первый раз как я вас увидел после похорон, я только подумал про себя, вернее, где-то там во мне зашевелилось чувство, что это добрый знак и что скоро мне опять повезет. У меня столько раз уже бывало такое чувство, что я его сразу узнаю, так же как свое собственное имя, когда его слышу. Вот почему я и не стал долго ждать, а пришел прямо сюда, к вашему дому, посмотреть, нельзя ли с вами как следует потолковать и познакомиться. Я бы мог, конечно, подождать еще денька два-три, но только это не в моем характере, потому что я ведь помню, что мне мой папа говорил насчет того, чтобы держаться на один шажок и на один скачок впереди всякого другого и не обращать внимания на коровьи лепешки…
Бросив салфетку на стол, Мэйбл схватила ложку и с размаху швырнула ее через всю комнату. Ложка стукнулась об стену и громко задребезжала на полу.
— Если б этот твой папа был жив и где-нибудь тут поблизости, — крикнула она, повысив голос, — я бы ему свернула шею, как жирному куренку для воскресного обеда! Из-за него все мое несчастье, горе-горькое! Ох, уж этот мне твой папа! Лучше бы у тебя совсем его не было! Если б он тебя не учил, так ты бы ни за что не сумел меня уговорить, чтобы я вышла за тебя замуж!