Джевдет-бей и сыновья
Шрифт:
Омер остановился у окна.
— Вот этот сад… Он совершенно не меняется. Каштаны и липы точно такие же, какими были четыре года назад. А я хочу, чтобы все менялось, летело сломя голову, чтобы каждый день было что-то новое! Даже не так. Я хочу сам все менять. Оставить свой след, перевернуть все вверх дном! — Он снова начал ходить по кабинету.
Рефик взволнованно слушал друга, чувствуя, как в душе у него происходит какое-то странное, внушающее тревогу движение, и время от времени поддакивал.
Дверь
— Вот, молодые люди, принесла вам чай. Омер-бей, я вас сразу узнала, как увидела. Вы ничуть не изменились. Я положила вам в чай лимон, как вы любите, — я все помню!
— И правда люблю. Спасибо!
— И улыбаетесь вы совсем как раньше. Ничуть не изменились! Да и у нас все по-старому… — Выходя из кабинета, она обернулась к Рефику: — Не принести ли вам тех маленьких пирожков, бейэфенди?
— Не надо, — сказал Рефик. Потом, смутившись, бросил взгляд на Омера и, когда дверь закрылась, сказал ему: — По поводу женитьбы я тебе вот что скажу… Перихан мне очень… очень нравится. Я хотел и тебе посоветовать жениться, но передумал. Не знаю даже, что тебе посоветовать…
— Почему?
— Не знаю, не знаю! Сказал вот, а сам не знаю… — быстро заговорил Рефик. Ему явно не хотелось, чтобы друг подумал, будто он жалуется. — Да… Об этом надо бы хорошенько поговорить… Но сегодня не получится, так ведь? В такой суматохе разве можно поговорить о чем-нибудь серьезном? Праздник, ничего не поделаешь! — И он нервно сцепил пальцы.
— Я тебя понимаю, — сказал Омер с улыбкой. — А вот ты меня понимаешь?
— Конечно, конечно… Мы об этом потом поговорим. Поставим внизу самовар, как раньше бывало, Мухиттин придет… До утра будем говорить!
— Да где он, кстати?
Дверь неожиданно открылась, и в кабинет вошел улыбающийся Осман.
— Привет, молодежь, привет! — сказал он. Сам Осман был старше их всего на несколько лет, но ему очень нравилось изображать из себя доброго дядюшку. — Как встретились, так сразу забились в уголок. В покер, что ли, будете играть? — Он сделал движение рукой, будто раздавал карты.
— Четыре года прошло, как мы последний раз играли, — сказал Рефик.
Осман рассмеялся, словно услышал веселую шутку:
— Так почему бы сейчас не повторить то, что было четыре года назад?
— Ну да, конечно, — сказал Омер. — Может, и сыграем снова. — Ему вспомнилась старая шутка: — Мы четыре года играли тут в покер, а ваша мать сидела внизу. Мы стали инженерами, а она никем не стала.
Эта была шутка Ниган-ханым, которую она в свое время очень любила повторять, но Осман усмехнулся, как будто услышал ее впервые, и похлопал Омера по спине — неожиданно, но не сильно.
— Да, четыре года игры в покер… Кстати, вы ведь втроем играли.
— Мухиттин обещал прийти, — сказал Омер. — Я его, между прочим, уже один раз видел.
— На ужин вы, конечно же, останетесь? Нет? Как же так? Это никуда не годится. Ну хорошо, тогда расскажи еще немного, что делал в Лондоне. Сильно они нас обогнали?
— Сильно!
— Да… Но у нас теперь тоже кое-что делается. Как тебе на родине? Виден прогресс, а?
Дверь открылась, и вошел Мухиттин — как всегда, резкими, быстрыми шагами. Внимательно поглядел на Османа, точно не был с ним знаком.
— Ну, вот и третий пришел! — оживился Осман. — А мы как раз о тебе говорили.
Мухиттин никогда не был особенно дружен с Османом, поэтому его, должно быть, удивило это горячее приветствие. Насмешливо улыбнувшись, он переспросил:
— О чем говорили?
— О тебе! — сказал Рефик. — Вспоминали, как мы в старые времена играли в покер.
Мухиттин пожал руку Осману. Потом осведомился у Рефика и Омера, как они поживают, уселся в кресло, стоящее в углу взял со стола газету и принялся ее листать.
— Пожалуй, оставлю я молодежь наедине, — сказал Осман. Уже подойдя к двери, он остановился и спросил Мухиттина: — Как поживает твой сборник стихов?
— Спасибо, неплохо, — пробормотал тот.
— Да, оставлю-ка я вас наедине. Вы теперь инженеры, а мама так никем и не стала. — Он еще раз усмехнулся и осторожно прикрыл за собой дверь.
— Что случилось? — спросил Омер. — Почему ты нынче такой смурной?
— Ты же знаешь, я его недолюбливаю, — кивнул Мухиттин в сторону двери. — Или забыл? Ты, Рефик, не обижаешься на меня за то, что я так говорю?
— Нет, что ты!
— Кстати, а что вы обо мне говорили, пока меня не было?
— Да так, ничего особенного. Вспоминали старые шутки, — сказал Омер.
Замолчали. Никому не хотелось говорить. Слышны были голоса снизу и тиканье часов, стоящих у двери.
— Ох уж эти радости семейной жизни… — протянул Мухиттин. Встал с кресла, снял очки и начал протирать их платком.
— Ты их тоже недолюбливаешь? — спросил Омер.
— Даже и не знаю, что сказать. Не пойму: то ли любить, то ли ненавидеть.
Омер, улыбаясь, подошел к Мухиттину.
— Я тебя понимаю, — сказал он, положив руку другу на плечо. Поскольку он был намного выше Мухиттина, выглядело это так, как будто старший брат утешает младшего.
— Омер немного рассказал о себе, — сказал Рефик.
Мухиттин снова сел в кресло и надел очки.
— И что же ты рассказывал?
— Давай поговорим об этом как-нибудь потом.
— Хорошо. К тому же я сейчас надолго не задержусь. Мне нужно ехать в Бейоглу, я обещал. Зашел на минутку, чтобы тебя повидать.