Джип из тыквы
Шрифт:
Не отказываться от токсических веществ, наоборот, употреблять некоторые специфические растения и грибы, а также алкогольные напитки.
Принимать препараты, давно и хорошо знакомые невропатологам и психиатрам.
Сижу и думаю, что из этого я готова попробовать?
Ответ лежит на поверхности – зря, что ли, славится на всю Россию источник, до которого мне пять минут пешим ходом?
Пожалуй, надо попробовать вариант с омовением.
…Ровно в девятнадцать ноль ноль я подхожу к источнику и с некоторым сомнением рассматриваю небольшой бассейн, в котором скапливаются вытекающие из скалы священные воды.
Бассейн невелик и неглубок, красиво омыться в нем не получится, придется окунаться частями или же ползать на животе. При моей хромоте и неуклюжести это будет выглядеть особенно смешно.
Зрителей, правда, почти нет: только что начался ужин и все сидят в столовой, гадая о содержимом тарелок, которые вот-вот повезут официантки. Мое купание не увидит никто, кроме Лариски, которая, кстати, тоже не в восторге от моей затеи.
– А у тебя нет непереносимости йода? – озабоченно спрашивает она. – Это ведь йодобромный источник.
Вода кажется темной, по ней хрупкими лодочками плавают сухие листья. Я не знаю, каково мое отношение к йоду, но как-то это все негигиенично.
К тому же мерзавцы Макс и Валек украли мои полотенца, и мне нечем будет вытереться после омовения.
– Пожалуй, не стоит этого делать, – решаю я, и Лариска с облегчением выдыхает:
– И правильно! Если главврач узнает, тебя еще и оштрафуют за купание в источнике, это строго запрещено.
Я опускаюсь на широкий каменный бортик бассейна. Его как раз хватает, чтобы сесть, поджав ноги или подтянув колени к подбородку. Мое травмированное бедро не выносит скручивания, поэтому я выбираю второй вариант. Обхватываю колени руками, смотрю на воду.
– Правильно, попробуй помедитировать, – командует подружка.
Она уже в курсе целей и задач эксперимента, полна желания помочь и переполнена гордостью от сопричастности к чуду, хотя и не очень-то верит в него.
– Поверю, когда увижу, – говорит разумница.
– Это я увижу, а не ты, – напоминаю я. – А ты ничего особенного не заметишь.
– Вот кого надо брать в шпионы! – указывая на меня, говорит Лариска рыжей белке, как будто та уж точно ас разведки.
– Не надо, – ворчу я. – И давай помолчим.
Я пытаюсь повторить посиделки на пляже.
В принципе, это возможно.
Тогда было раннее утро, сейчас вечер, почти так же темно. Вместо моря передо мной бассейн, и, если уткнуться взглядом в его центр, можно вообразить, что это обширное водное пространство. Вместо шепота волн – журчание источника, оно тоже успокаивает и убаюкивает.
О присутствии за моей спиной Лариски я забываю, а она о себе не напоминает. Постепенно я погружаюсь в подобие транса и забываю обо всем, включая собственно эксперимент.
На этот случай Лариска заранее проинструктирована. Дождавшись, пока я отрешусь от всего земного (к сожалению, этот момент она должна будет установить предположительно), подружка подойдет ко мне сбоку, как это сделал в дюнах Саныч. Дальше, по моей задумке, должно произойти следующее: я машинально отреагирую на звук шагов, поверну голову, увижу Лариску и, будучи в подходящем состоянии, нырну в ее светлую голову.
Лариска – она кого угодно из транса выведет, даже ослепительно просветленного буддиста со стажем: поверх розовой-золотой формы на ней блестящая красная куртка-безрукавка. Попробуй такое не заметить!
Я сижу и смотрю на воду. Она золотисто-коричневая, искрящаяся, как рыбья чешуя. Это завораживающе красивое зрелище, пение ручья ласкает слух, и я чувствую, что погружаюсь в сон.
Именно в этот момент я ощущаю легкое прикосновение к едва прикрытому волосами виску и слышу чье-то взволнованное сопение.
Слишком резко поворачиваю голову, вливаюсь в пытливый взгляд и перемещаюсь.
Короткая белая вспышка похожа на обрыв кадра, и тут же лента склеивается, но кино уже другое.
Во-первых, у меня изменился угол зрения. Он развернулся, как веер, градусов на двести пятьдесят! Я одинаково хорошо вижу скалы слева, бассейн и часовню перед собой, лес справа – причем четкость картинки поразительна, я различаю каждую веточку, каждый лист! Правда, цветность ухудшилась, я не вижу разницы между желто-зеленым и красно-оранжевым, и куртка, которую я осторожно обнюхиваю, кажется мне почти белой, хотя на самом деле она цвета хаки…
Стоп! Какого черта я обнюхиваю куртку?!
Помоги мне, помоги мне!
Я выдыхаю так шумно, что оживают листья на дорожке. Встряхиваю головой, оглядываюсь и вижу Лариску.
Вид у нее ошалелый.
Подружка стоит, балансируя на одной ноге, распахнув глаза и открыв рот. Губы у нее испачканы белым, в каждой руке по мороженому, и с одного из них звучно шлепается густая капля.
Плям!
– А я вот з-за пломбирчиком бегала, – отмирая, лепечет Лариска. – А что это вы тут д-делали? С с-с-собачкой?
Упавший пломбир слизывает подоспевшая псина – красивая бело-рыжая собака с узкой мордой и пушистым хвостом.
– Мы…
До меня доходит, чьими глазами я смотрела на мир и на себя в нем минутой раньше.
– Мы тут опыты ставили, – отвечаю я, стараясь не заржать, как психическая. – Как заведено в науке, на собаке!
Признаться, я шокирована, но это, если вдуматься, приятный шок. У меня получилось!
Как эмпат я поднялась на новую ступень и попутно расширила сферу применения своего чудесного таланта, захватив и мир животных!
Вот кто бы мог подумать, а? Теперь я знаю, каким видят мир собаки.
Ищу глазами белку-дебелку, но этот ас разведки предусмотрительно скрылся.
– И как? Какой результат? – интересуется Лариска, наклоняясь, чтобы скормить подопытному животному весь пломбир, предназначенный мне.
Я не возражаю, пес заслужил награду.
– Ты поняла ее мысли и чувства? – продолжает допытываться Лариска.
– Она напугана, растеряна, голодна и страдает от одиночества, – говорю я уверенно, как о собственных чувствах.