Джип, ноутбук, будущее
Шрифт:
Так что с Юлей они обсуждали его стихи. Вернее, категорическое нежелание Чуковского их издавать.
Нет, не потому, что это повредит его репутации журналиста, нет, не потому, что детские стихи — это несерьезно.
Чуковский категорически отказывался признавать свои стихи своими!
Нет, он был согласен, что это великолепные стихи, он с удовольствием читал их своим Коле и Лиде, но издавать их под своим именем — и даже под псевдонимом Корней Чуковский — был не согласен. Он не считал их своими и был убежден, что не имеет морального права их издавать. Собственно, большая часть его общения
Что же здесь не так?
До этого Чуковский перед общением с Юлей так не смущался.
Если бы Руслан не знал свою жену — и не знал, что Чуковский влюблен в свою — он бы заподозрил, что за его спиной готовится супружеская измена.
Глава 5
Руслан отнес бы это смущение к естественной для человека начала 20 века неловкости — остаться с посторонней женщиной? Наедине?? — если бы не увидел смущение на лице Юли. А вот чтобы вогнать ее в краску — нужно сильно постараться.
— С нами будет Аня! — быстро отреагировала Юля
— А ко мне придет Володя! — выглянула из дверей своей спальни дочка. Увидела окончательно побуревшего Чуковского, ойкнула и спряталась обратно. В двадцать первом веке девочки и в топиках с шортиками спокойно по улицам ходят, но для двадцатого ночная маечка с кружавчиками и панталончики — все равно что голышом.
Володя, мальчишка, Анечкин ровесник, с которым они познакомились на празднике воздухоплавания и неожиданно сдружились. На почве чего — Руслан откровенно не понимал. Девчоночьи игры для серьезного мальчика были слишком уж детскими, а любые игры мальчиков здешнего времени для Ани — слишком наивными или же грубоватыми. Хотя, надо признать, Володя, несмотря на свое простонародное происхождение — его отец был кем-то вроде участкового — в общении с Аней был деликатным, матерков не подпускал, причем сразу было видно, что ему это не стоит особого труда. Или в принципе не любил мат, или умел фильтровать стиль разговора в зависимости от собеседника. Руслан даже задумывался… не всерьез, нет, но так, проскакивали мысли, что, если уж выбирать для Ани… нет, не сейчас, разумеется, в будущем, в далеком будущем… не таком далеком, как то, из которого они прибыли, скажем так, в отдаленном… так вот, если выбирать для Ани жениха, то Володя был бы идеальной кандидатурой. По крайней мере, он смог бы держать в узде эту своенравную девчонку, которая характером явно пошла в маму, жизнь с которой иногда напоминала родео (и не только ночами).
Вспомнить хоть, как он Аню отчихвостил две недели назад…
— Ты не пришла… — тихо произнес Володя, глядя на бледную девочку.
Нет, Руслан не подслушивал! Просто… Отец должен знать, о чем его дочка разговаривает со своими друзьями! И вообще получилось почти случайно!
— Я… болела… — так же тихо проговорила Аня.
— Ничего… страшного? — в голосе мальчика был слышен… не испуг, нет. Хотя в здешние времена, когда изобретатель пенициллина Ян Флемминг еще, наверное, в школу ходит, общение с туберкулезной больной требует изрядного мужества. Это было переживание.
— Нет. Все… закончилось. Я…
— Что?! — Володя увидел бинты на запястье, — Что это?
Аня побледнела еще больше, потом покраснела, потом пошла красными пятнами.
— Это… — пролепетала она, — Это просто… Я…
— Ты с ума сошла?! Декаденткой решила заделаться?!
— Кто такие декадентки?
— Дуры!!! Которые носят черное, все время вздыхают и мечтают о смерти. «О, Смерть, прими меня в свой рай, ведь наступает жизни край, меня не любит здесь никто, с тобой я буду кое-кто!». Вены режут, травятся, топятся… Аня, ты же не такая! Ты умная…
Взгляды обоих детей разошлись в разные стороны, старательно пытаясь не смотреть на черное анино платье.
— Я просто так это платье одела, — наконец пролепетала девочка.
— И вены просто так порезала?
— Я… случайно…
— Когда брилась? — ядом в голосе Володи можно было травить мух, а то и крыс.
— Нет… я подумала… случайно… что без меня всем будет легче…
— Кому — всем?! — снова взвился Володя, — Твоей маме? Папе? Мне?
— Папа сказал, что я ему мешаю…
— Мой отец меня и вообще лупит как сидорову козу, так что мне теперь, уксус пить? Вот скажу твоему папе, чтобы он тебя ремнем по попе отходил.
— Ремнем?! — взвилась Аня, которую ремнем не лупили никогда — и вообще ничем — а вот когда ее бьют, она терпеть не могла. С чем могли бы согласиться некоторые одноклассницы и одноклассники, приходившие домой после попыток поколотить Аню с расцарапанными лицами, а после того, как Руслан серьезно поговорил с дочкой по поводу драк — с разбитыми носами.
— Ремнем?! Я тебе сейчас сама…
Началась беготня по комнате с воинственными возгласами и звонким хохотом. Вместо ремня, которого у нее не было, Аня вооружилась мухобойкой.
После этого случая дочка Руслана начала оживать. Или ей категорически не понравилось сравнение с какими-то дурами, или она все же поняла, что поступила на самом деле глупо.
В любом случае, Руслан был благодарен мальчику.
Если бы не его здоровенный нос — точно подумал бы насчет свадьбы.
Шутка.
Наверное…
— Значит, мои девочки нашли себе по мальчику, а, значит, позабыт, позаброшен? — Руслан попытался грозно сверкнуть глазами. Не получилось, — Тогда я себе найду девочку! Например…
Он перевел взгляд на греющую уши Танечку. Та заметила, что на нее смотрят и осторожно хихикнула. С одной стороны — хозяин до сей поры не делал никаких непристойных намеков, да и с женой у него все было хорошо. А с другой — кто их знает, этих американцев, странные они.
За спиной тихо начинавшего давиться смехом Чуковского Юля скорчила мужу гримасу, предположительно означающую: «Дорогой любимый муж, иди на работу, я жена верная, но у меня есть свои секреты, о которых я тебе непременно расскажу чуть позже. Потому что секрет этот не только мой, а еще и Николая Эммануилович…». Впрочем, может, это означала не «…Николая Эммануиловича», а просто «…Чуковского» — гримаса была не очень разборчивой.
— В таком случае, раз все заняты делом — позвольте и мне заняться своим? — усмехнулся Руслан, — Я, в конце концов, должен быть на работе и уже скоро начну начинать опаздывать.