Джони, оу-е! Или назад в СССР
Шрифт:
Доехав до центра, я вышел возле «Зелёных кирпичиков» и увидел моих трамвайных попутчиц цыганской наружности. До конца лета оставалась ещё неделя. Сегодня было двадцать шестое августа. Ещё неделя и я, мать её, пойду в школу, мать вашу! А та-а-а-м… Как подумаю, что мне там грозило, начинал натурально дрожать от страха.
— Здравствуйте, Клава! — едва ли не с поклоном поздоровался я.
Цыганка выставила руки ладонями вперёд, создавая, видимо, какую-то цыганскую защиту, оглядела меня с ног до головы и тяжёлым гнусавым басом спросила,
— Чего тебе надо, мальчик?
— Мне бы для начала корыто, золотая рыбка, — позволил себе пошутить я.
— Какое корыто, мальчик. Иди, давай, до свидания!
— Мы с вами ехали в трамвае…
— Клава! Это тот мальчик, который здорово играет на гитаре! Про которого говорила вчера Татьяна!
— Екорный Бабай! — мысленно выругался я. — Так это та девчонка «трамвайная» стояла с двумя подругами возле сцены?! Значит, её зовут Татьяна?! Писец мне!
Из-за спины толстой Клавы «вынырнула» и подошла ко мне попутчица, сунувшая мне в карман три рубля.
— Чего пришёл? — заинтересованно спросила цыганка-незнакомка. Татьяна понравилась? Наша Татьяна всем нравится, да не все ей нравятся.
Я дёрнул плачами.
— Я её и не заметил вчера?
— Ха! — воскликнула Клава. — А кто тогда на неё пялился вчера?
Я улыбнулся.
— Я там ни на кого не пялился, хотя, было на кого и помимо вашей Татьяны.
Клава возмущённо выпучила глаза, вздохнула и хотела сказать, что-то резкое, но вдруг из стоявшей автомашины «Жигули» ВАЗ-2101 бордового цвета раздался мужской, откуда торчали чьи-то ноги в кожаных туфлях на босу ногу, раздался смех. Из машины, продолжая смеяться, вылез типичный цыган с гитарой и в бордовой кожаной жилетке. Отсмеявшись, цыган прищурился и сказал:
— Вот молодец, а! Так и надо с ними, с женщинами! Им палец отдашь, они руку откусят, сердце отдашь — жизнь заберут, а душу отдашь — в ад попадёшь. Меня Роман зовут.
Он протянул ладонь для рукопожатия.
— А ты… Дай угадаю…
— Не надо угадывать, — улыбнулся я. — Татьяна слышала, как меня зовут. Евгений!
— Ай, какой умный мальчик! — восхитился цыган и покачав головой из стороны в сторону, повторил. — Какой умный мальчик, а пришёл к цыганам… Зачем?
— Долг отдать.
Я сунул руку в карман и достав пачку «разнокалиберных» денег составлявших сотню, достал из неё четыре рубля четырьмя бумажками и протянул их цыганке-незнакомке. Остальное вернул в карман спортивных штанов и застегнул молнию.
— Спасибо, — сказал я. — Мне очень пригодились ваши деньги.
Цыганка скользнув взглядом по рублёвым купюрам нахмурилась.
— Я тебе давала меньше.
— Я из них сделал деньги. Это суд процент.
— Умный мальчик! — восхитился цыган. — Он знает про ссудный процент.
— Я тебе давала три, ты возвращаешь четыре. Сколько по-твоему это процентов? — улыбнулась цыганка.
— Рубль от трёх рублей — это треть, а значит — тридцать
— Умный мальчик! — в который уже раз повторил цыган. — Надо женить его на Татьяне. Возьми, Софа, деньги. Не обижай парня.
Цыганка, как уже мне стало понятно — Софа, взяла протянутые деньги и спрятала их себе за декольте.
— И на чём ты сделал деньги? — спросил цыган. — Если не секрет, конечно.
— Не секрет.
Я нырнул рукой в холщёвую сумку с чёрным профилем Джона Леннона и надписью «John Lennon» и достал бумажный свёрток с майкой, который передал цыгану. Тот взял, развернув, бросил серую обёрточную бумагу в открытую дверь на заднее сиденье жигулей, развернул футболку, поцокал языком, посмотрел на «шилд», который Грек неправильно назвал «лейбой», потрогал ткань и рассмотрел шов. Потом он покрутил головой и сказал:
— Печать хорошая, ткань плохая, советская. Сам делал?
Я покрутил головой.
— Понятно. Хороший самопал. Но ОБХСС возьмёт вас за, э-э-э, то место, которым мы, э-э-э…
— Я понял, — помог я ему. — Мне пофиг, мне нет четырнадцати.
Цыган переглянулся с цыганками.
— Умный мальчик! Надо точно женить его на Татьяне.
Цыган-Роман помолчал и спросил:
— Продаёшь?
Я покрутил головой.
— Почему?
— Передумал. Пасут тут вас.
— Пасут? — удивился цыган и огляделся вокруг. — Кто?
— Тот мужик, что стоит у перил с газетой. И ещё трое.
Цыган скосил глаза налево.
— Блять, — выругался он. — Проглядел! Заболтались мы девочки. Маякни всем Клава.
Цыган глубоко вздохнул и выдохнул.
— Знают, суки, что мы уезжаем, возьмут если сейчас, откупаться придётся. Закрывай лавочку, Софа!
— Поняла, Роман.
Она плавно отошла к товаркам, гадающим проходящим гражданам. В воскресный полдень центр города и недалёкие набережные: «Спортивная Гавань» и «Корабельная Набережная», становились прогулочной зоной отдыха для многих граждан.
Я беззастенчиво слил своих топтунов цыганам и подставил цыган милиции, выдав их за моих поставщиков футболок. Пусть, за неимением меня, как объекта правового поля, трясут их. Они ребята тёртые, выкрутятся. А мне какая-никакая передышка для «подумать» как жить дальше. Слишком быстро меня взяли в оборот. Хорошо работают органы внутренних дел. Кстати, это и КГБ могло меня пасти.
Появление на барахолке пацана с новым заграничным товаром могло говорить о новом канале контрабанды, а контрабандистов контора вербовала. Скорее всего, они только что взяли меня в оборот, предполагая наличие у меня родственника — контрабандиста. Часто жены моряков попадаются на продаже контрабандного товара, а через них «органы» выходят на мужей. Где контрабанда, там и валютные операции, а это статья подрасстрельная. Под её угрозой контрабандист идёт на подписку о сотрудничестве с КГБ.