Джони, оу-е! Или назад в СССР
Шрифт:
— Ну, вот такой я! Что поделаешь?! — вспылил я, помолчал, потом извинился. — Прошу извинить. Вспылил!
— Ничего-ничего, — хмыкнул цыган. — Это даже хорошо, а то я уж подумал, что ты не ребёнок, а робот из фильма «Я роббот», видел такой?
— Не помню, — буркнул я. — Так поможете?
— Всё-таки — робот, — вздохнул цыган, перегнулся, достал из «бардачка» листок бумаги и передал мне.
— Фролов Максим Иванович, пятьдесят шестого, улица Русская… Понятно. Спасибо.
— Убьёшь?
— Да вы что! — воскликнул я. — Зверь я,
— Таня говорила, что они нескольких там, э-э-э, того, и убили. Да?
— Так этот и говорил, -буркнул я, обдумывая коварный план.
— Ты, это… Не переживай и не думай про него. Не будет он жить. Я сказал.
Последние два слова дались цыгану с трудом, и он их почти прохрипел. В зеркале я увидел лицо волка.
Татьяну мы подобрали в центре возле гастронома номер один на углу Океанского проспекта.
— Привет, — сказала она. — Чего такие оба надутые? Не поругались?
Кто бы что ни рассказывал о главенстве мужчины в цыганской семье, врут они всё. Женщина у цыган глава семейства. Думаю, когда-то у них был матриархат и многомужество. И амазонки, это, наверное, они. Говорят же, что где-то на Дону жили такие племена, состоящие из воинственных женщин. Предполагаю, это могли быть они.
— С чего бы нам ругаться? Мы думаем, как жить дальше? — сказал цыган.
— Что-то путное надумали? — она улыбнулась.
— Мы поняли, что жизнь прекрасна и удивительна такая, как она есть, — выдал я. — И надо радоваться тому, что нам дано.
Татьяна похлопала ресницами, явно ничего не понимая.
— Э-э-э-х, хорошо сказал, — рассмеялся цыган.
Девочка покачала головой.
— Правильно мать сказала: «Зря ты их оставила одних».
— О чём ты? — нахмурился цыган.
— Да ну тебя, папа. Всё испортил, да?
— Что, сразу, испортил? Он и не собирался с нами ехать. Испортил я! Это он меня испортил!
— Вот-вот… Всё с вами понятно. Он дал тебя убедить. Всё верно мать говорила.
Я сидел и балдел, глядя на черноглвзку. Они, эта маленькая сучка и её мамаша, меня уже попилили и съели. Без соли и перца. Но сейчас я не был подвластен чарам чёрных глаз, что буквально свели меня с ума три часа назад. Я сидел и молчал, улыбаясь глядя на меня. Она тоже посмотрела на меня. Улыбнулась.
— Ладно, только за то, что ты убил за меня человека, я прощаю тебя, и ты не умрёшь. Чужой жизнью ты купил свою. Так мама и сказала: «Отпусти его, если попросит». Ты просишь?
Я смотрел на неё улыбаясь, чуть прищурив глаза.
— Да… Ты точно наш, — сказала девчонка. — Эти карие глаза…
— Ты всё поймёшь из моих песен, — сказал я. — Тем более, что мы уже приехали.
До перерыва мы стояли и слушали. Билетёрша, как только я назвал пароль: «К музыкантам», глянула на меня, на мою гитару, стукнула себя по голове и, сказав: «Джони», меня пропустила. Я едва не рассмеялся, но сдержался, зная по себе, насколько старость — не радость.
В перерыве я, пожав всем руки, обратился
— Сможешь песню одну исполнить прямо с листа?
— Смотря какую песню и смотря с какого листа.
Я подал лист бумаги в клеточку с переделанным мной текстом песни Чижа «Ты ушла рано утром». Переделанным капитально, но музыка осталась прежней. Из-за музыки то и… Да-а-а…
— Написал блюз про басиста.
— Юлюз, да ещё и про басиста? Прикольно! Покажи.
— Слова так себе, но…
Он задумчиво почесал щёку.
— Концовочка ничего себе. Наиграй мелодию.
— Сначала бас.
Я наиграл басовую партию.
— Прикольнинько. А мелодия?
Напел.
— Ничё так себе. Только не блюз это, так… Породия, но оригинальная.
— Тут, тут, тут, тут, — синкопы и паузы.
Славик взял листок.
— Вот аккорды.
— Да понятно с аккордами. Мелодию бы ты написал, не уловил я что –то. Сам бы и спел…
— Взрослая она.
Славик ещё раз заглянул в текст.
— Ну, да…
— Нотный лист есть?
— Найдём. Ты ноты знаешь? Ах, ну, да… Забыл, что ты у нас вундеркинд. На.
Он вытащил из какой-то своей папки нотную тетрадь, а я быстро натыкал на нотном стане точек и добавил им хвостиков.
— Во, даёт, — восхитился барабанщик. — Мне бы так.
— В школу ходить надо было, бестолочь, — шутливо замахнулся на него рукой Славик.
Тут же под нотами я написал слова. Что это я дома не додумался разлиновать и нотки расставить. Не тем голова была занята. Выкорчёвывал из себя «раба», как говорится. Да-а-а…
— Вот это другое дело. Теперь всё понятно. Володя посмотри, пацан песню прикольную принёс.
— Знаешь, Славик, я вот, что скажу… Или он, или я, — сказал Гутман. — Что за фигня!Где это видано, чтобы малолетки меня играть учили?
— Ты чо, с дуба рухнул? У него песни клёвые. Их играть сразу можно, с листа. Они простые, как три копейки, но клёвыё.
— Клёвая музыка, да. Мне нравится, — сказал опять вмазанный клавишник.
— И мне! — кивнул тоже вмазанный барабанщик. Чо ты, Вова, кипешуешь?
— Да пошли вы! Ну и что, что у него песни клёвые! У меня тоже песни клёвые, а мы их не играем.
— Свою нудятину, которую ты называешь «баллады», играй и пой сам. Отнеё скулы сводит.
— А меня от твоих песен тошнит.
— Короче! Я сказал: Или я, или он! Выбирайте!
— Вот ты жаба, Вова. Получил фуз, за общие деньги и в кусты. Свою группу собрал?
— Какую группу? Нет у меня никакой группы?
— Ой, да я тебя умоляю. Сёма нам рассказал, как ты его в ДК «Ленина» подсидел, да мы не поверили, да Костя?
— Было такое!
— Поэтому, не надо ля-ля, Вова. Намылился на сторону, вали. Найдём мы гитариста. Пацан, конечно, играть не будет… Найдём. Свято место пусто не бывает. Сам знаешь! Но тебе мой совет… Бодяжь свою шнягу фирмой, а то забросают тебя тухлыми яйцами. Так, что, это не мы должны выбирать, а ты выбирай.