Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Шрифт:
– Представьте, что вы – король Франции, чего я вам не пожелал бы, или дофин, чего я вам желаю еще меньше: были бы вы довольны, если бы, приехав в какой-нибудь дом, увидели среди прислуги слепок с вашего августейшего лица?
– О черт! – воскликнул барон. – Непростая задача! Значит, из того, что вы говорите, следует..?
– Что прибывающая дама, занимающая весьма высокое положение, была бы недовольна, если бы ей пришлось увидеть как бы свою копию в короткой юбке и простой косынке.
– Ну хорошо, – со смехом продолжал барон, – мы об этом подумаем,
Барон совсем развеселился.
– Я вижу, – с важностью заметил Бальзамо, – мое предсказание доставляет вам удовольствие? Я в восторге, клянусь честью! Однако на вашем месте, господин барон…
– Что на моем месте?
– Я отдал бы некоторые распоряжения, я подготовился бы…
– Вы не шутите?
– Нет.
– Я подумаю, дорогой гость! Подумаю!
– Самое время…
– Вы серьезно мне все это говорите?
– Как нельзя более серьезно, господин барон; если вы хотите достойно встретить особу, которая оказывает вам честь своим посещением, у вас нет ни одной лишней минуты.
Барон покачал головой.
– Я вижу, вы сомневаетесь? – спросил Бальзамо.
– Должен признаться, дорогой гость, что вы имеете дело с крайне недоверчивым собеседником, клянусь честью…
Барон направился к флигелю, где жила его дочь, – ему хотелось поделиться с ней предсказаниями гостя. Он стал звать ее:
– Андре! Андре!
Читатель уже знает, как девушка отвечала на приглашение отца и как пристальный взгляд Бальзамо увлек ее к окну.
Николь тоже стояла там, с удивлением поглядывая на Ла Бри, который в полном недоумении делал ей какие-то знаки.
– Трудно поверить, – повторял барон. – Вот если бы можно было посмотреть…
– Раз вам непременно хочется увидеть, обернитесь, – предложил Бальзамо, указывая рукой на аллею, в конце которой появился всадник; в тот же миг послышался стук копыт.
– О! – вскричал барон. – В самом деле…
– Господин Филипп! – воскликнула Николь, поднимаясь на цыпочки.
– Молодой хозяин! – радостно проворчал Ла Бри.
– Брат! Это мой брат! – воскликнула Андре, протягивая из окна руки.
– Не ваш ли это сын, господин барон? – небрежно бросил Бальзамо.
– Да, черт побери! Он самый, – отвечал ошеломленный барон.
– Это только начало, – заметил Бальзамо.
– Так вы в самом деле колдун? – воскликнул барон. На губах незнакомца заиграла торжествующая улыбка. Лошадь росла на глазах. Вот она замелькала среди деревьев и не успела замедлить свой бег, как обляпанный грязью молодой офицер среднего роста соскочил с разгоряченной быстрым бегом и взмыленной лошади и подбежал к отцу. Они обнялись.
– А, черт! Ах, черт меня подери! – повторял барон; куда делась его непонятливость!
– Да, отец, – проговорил Филипп, желавший рассеять Последние сомнения, написанные на лице старика, – это я, точно я!
– Конечно, ты, – отвечал барон, – прекрасно вижу, что это ты, черт возьми! Но каким образом?
– Отец! – обратился к нему Филипп. – Нашему дому оказана великая честь. Старик поднял голову.
– В Таверне с минуты на минуту прибудет именитая гостья. Скоро здесь будет эрцгерцогиня Австрии и дофина Франции Мария-Антуанетта-Жозефина.
Растеряв весь запас сарказма и иронии, барон обратился к Бальзамо.
– Прошу прощения, – смиренно произнес он, уронив руки.
– Господин барон, – молвил Бальзамо, поклонившись Таверне. – Позвольте мне оставить вас наедине с сыном, вы давно не видались; должно быть, вам много надо сообщить Друг другу.
Он отвесил поклон Андре; Андре обрадовалась приезду брата и бросилась ему навстречу. Затем Бальзамо удалился, знаком приказав Николь и Ла Бри следовать за ним. Они скрылись в аллее.
Глава 13.
ФИЛИПП ДЕ ТАВЕРНЕ
Филипп де Таверне, шевалье де Мезон-Руж, был совершенно не похож на сестру; он был красив редкостной мужской красотой, она была прекрасна как женщина. Его глаза светились нежностью и гордостью; безупречно правильный овал лица, великолепные руки, точеные ноги, прекрасная фигура – все в нем было очаровательно.
Как во всех утонченных натурах, стесненных житейскими обстоятельствами, в Филиппе угадывалась печаль, которая, однако, была светлой. Очевидно, этой печалью он был обязан своей природной нежности. Не будь ее, он был бы властен, величествен, недоступен. Вынужденная жизнь среди бедных, но равных ему по достатку, так же как среди богатых, равных по происхождению, смягчала его нрав, задуманный Творцом жестоким, властным, самолюбивым: так в благодушии льва есть нечто пренебрежительное.
Едва Филипп успел обнять отца, как Андре, выйдя из оцепенения благодаря радостному потрясению, бросилась молодому человеку на шею.
Все это сопровождалось рыданиями, свидетельствовавшими о том, как рада была этой встрече скромная девушка.
Филипп взял за руки Андре и отца и увлек их в гостиную, они остались одни.
– Вы растеряны, отец, а ты, сестра, удивлена, – усадив их рядом с собой, произнес он. – Однако это правда: через несколько минут ее высочество прибудет в наш бедный дом.
– Необходимо этому помешать любой ценой, черт меня побери! – вскричал барон. – Если это произойдет, мы навсегда будем опозорены. Если именно здесь ее высочество надеется увидеть образец французской знати, мне ее жаль. Я хочу знать, почему она выбрала именно мой дом?
– О, это целая история, отец.
– История? – переспросила Андре. – Расскажи нам ее, брат!
– Да, настоящая история, которая способна заставить снова поверить в Бога тех, кто забыл имя нашего Спасителя и Отца.
Барон вытянул губы в трубочку, всем своим видом давая понять, что сомневается в милости Высшего Судии людей и их деяний, соблаговолившего, наконец, заметить его, барона де Таверне, и вмешаться в его дела.