Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Шрифт:
Последние слова барона заставили молодых людей вздрогнуть.
– Что вы надумали, отец? – спросил Филипп.
– Я неплохо знаю историю, – процедил сквозь зубы барон, – если граф де Медина поджег свой дворец ради удовольствия обнять королеву, то я готов спалить свою хибару, лишь бы не принимать ее высочество. Пусть приезжает!
Молодые люди услышали последние его слова и беспокойно переглянулись.
– Пусть приезжает! – повторил Таверне.
– Она будет здесь с минуты на минуту, – сообщил Филипп. – Я проехал напрямик через Пьеррфитскнй лес, чтобы выиграть время и опередить кортеж хотя бы па несколько минут. Теперь он, должно быть, совсем близко.
– В таком случае не будем терять время даром! – воскликнул барон.
С проворством двадцатилетнего юноши барон выскочил из гостиной, вбежал на кухню, выхватил из очага пылавшую головню и бросился к ригам с соломой, сухой люцерной и конскими бобами. Он поднес было огонь к вязанке, как вдруг словно из-под земли вырос Бальзамо и схватил его за руку.
– Что это вы надумали? – воскликнул он, вырывая из его рук головню. – Эрцгерцогиня Австрии – не коннетабль де Бурбон! Она не может до такой степени опорочить дом, что его лучше спалить, чем пустить ее на порог!
Старик замер, бледный, трясущийся, улыбка исчезла с его лица. Ему понадобилось собрать все свои силы: в ущерб чести, которую он понимал весьма своеобразно, ему предстояло перейти от едва терпимой бедности к полной нищете – Идите в дом, сударь, идите! – продолжал Бальзамо – У вас мало времени, а вы должны еще успеть снять этот шлафрок и одеться более подобающим образом. Барон де Таверне, с которым я познакомился во время осады Филипсбурга, был удостоен Большого креста Святого Людовика. Я не знаю костюма, которого бы не украсила подобная награда.
– Сударь, – возразил Таверне, – несмотря ни на что, ее высочество увидит то, чего я не хотел бы показать даже вам: она поймет, что я несчастен.
– Будьте спокойны, господин барон, я так ее займу, что она даже не заметит, новый у вас дом или старый, бедный или богатый. Помните о гостеприимстве, сударь: это долг дворянина. Чего ждать ее высочеству от врагов – а их у нее предостаточно, – если друзья будут сжигать свои замки, лишь бы не принимать ее у себя? Не будем предвосхищать событий, предсказывая ее неудовольствие: всему свое время.
Господин де Таверне повиновался со смирением, которое он уже однажды проявил. Он пошел к детям, обеспокоенным его отсутствием и повсюду его искавшим.
А Бальзаме бесшумно удалился, словно для того, чтобы завершить начатое.
Глава 14.
МАРИЯ-АНТУАНЕТТА-ЖОЗЕФИНА, ЭРЦГЕРЦОГИНЯ АВСТРИИ
В самом деле, как сказал Бальзамо, нельзя было терять ни минуты: оглушительный стук колес, топот копыт, громкие голоса донеслись с дороги, обычно столь безлюдной, которая вела от главной дороги к дому барона де Таверне.
Показались три кареты, одна из которых была украшена позолотой и мифологическими барельефами. Однако, несмотря на пышность отделки, она была так же покрыта пылью и забрызгана грязью, как две другие кареты. Кортеж остановился у ворот, которые распахнул Жильбер. Его широко раскрытые глаза и сильнейшее возбуждение свидетельствовали о необычайном волнении, которое он переживал при виде такого величия.
Двадцать всадников, все как один молодые и блестящие, выстроились перед главной каретой, и из нее вышла девушка. Ей можно было дать лет пятнадцать или шестнадцать, ее волосы были не напудрены, она носила высокую прическу. Ее сопровождал человек, одетый в черное, с широкой орденской лентой на груди.
Мария-Антуанетта – это была именно она – прибыла во Францию с репутацией красавицы, что нечасто выпадало на долю принцесс, которым надлежало разделить трон с королями Франции. Было трудно сказать что-либо определенное о ее глазах: нельзя сказать, что они были очень красивы, однако могли по ее желанию принимать любое выражение, сочетавшее подчас такие противоположные оттенки, как, например, нежность и презрение. Нос ее был правильной формы, верхняя губка была очаровательна, а вот нижняя – аристократическая черта семнадцати цезарей – слишком широкая и отвисшая; она не очень шла к ее милому лицу, если только оно не выражало гнева или возмущения. Цвет лица был восхитителен, нежный румянец просвечивал сквозь прозрачную кожу; ее грудь, шея, плечи были изумительной красоты, руки – античной формы. Поступь ее была твердой, благородной, стремительной, однако, забывшись, она передвигалась вяло, неуверенно и как бы крадучись. Ни одна женщина не могла столь же грациозно, как она, склониться в реверансе. Ни одна королева не умела, как она, приветствовать своих подданных. Кивнув разом нескольким лицам, она могла воздать должное каждому.
В тот день Мария-Антуанетта чувствовала себя обычной женщиной и улыбалась, как женщина, притом женщина счастливая. Она решила забыть хотя бы на один день, что она – ее высочество. Ее лицо было спокойно, теплая благожелательность оживляла взгляд На ней было белое шелковое платье, прекрасные обнаженные руки прятались под плотной кружевной накидкой.
Едва выйдя из кареты, она обернулась, чтобы помочь свитской даме преклонного возраста выйти из кареты. Отказавшись от помощи человека в черном, она свободно пошла вперед, вдыхая полной грудью свежий воздух и оглядываясь, словно пыталась как можно полнее насладиться редкими минутами свободы, которые могла себе позволить.
– О, какое очаровательное место, до чего хороши деревья, какой прелестный домик! – восклицала она – Какое, должно быть, счастье дышать свежим воздухом под этими тенистыми деревьями!
В это самое мгновение появился Филипп де Таверне в сопровождении Андре, которая заплела свои длинные волосы в косы и надела шелковое платье цвета льна. Ее вел барон, одетый в парадный камзол голубого бархата, – остатки прежней роскоши. Само собой разумеется, что по совету Бальзамо барон не забыл надеть орденскую ленту Святого Людовика.
Ее высочество остановилась, как только заметила шедших ей навстречу хозяев.
Молодую принцессу окружили офицеры, державшие под уздцы лошадей, и придворные, обнажившие головы. Они чувствовали себя свободно, держали друг друга под руку и едва слышно переговаривались между собой.
Бледный от волнения Филипп де Таверне с важным видом приблизился к дофине.
– Сударыня! – обратился он к ней. – Имею честь представить вашему высочеству моего отца, господина барона де Таверне Мезон-Руж, и мою сестру, мадмуазель Клер-Андре де Таверне.