Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Шрифт:
Было и в самом деле довольно забавно наблюдать за тем, как невидимые рыбы гоняли по поверхности корку, вырывая ее Друг у друга до тех пор, пока она не попадала в чью-нибудь пасть.
Король около получаса терпеливо крошил хлеб, довольный хорошим аппетитом карпов.
Наконец ему наскучило это занятие, и он вспомнил о г-не Буше, второй достопримечательности замка: разумеется, это было не столь захватывающее развлечение, как карпы, но за городом выбор небогат, и привередничать не было возможности.
Людовик XV направился к флигелю. Буше был предупрежден. Продолжая рисовать, вернее, притворяясь, что поглощен своим занятием, он следил взглядом за его величеством. Живописец видел, как король направился к флигелю; он обрадовался, поправил манишку и вскарабкался на лестницу, так как ему посоветовали сделать вид, будто он понятия не имеет о прибытии короля в Люсьенн. Он услыхал, как скрипнул паркет под ногой государя, и принялся старательно выписывать пухлого амура, крадущего розу у молодой пастушки, затянутой в корсет из голубого атласа, в соломенной шляпе. Рука живописца дрожала, сердце колотилось.
Людовик XV остановился на пороге.
– А, господин Буше, как у вас сильно пахнет скипидаром! – заметил он и пошел дальше.
Бедный Буше не мог ожидать, что король ничего не смыслит в живописи; он приготовился совсем к другим комплиментам, поэтому едва не свалился с лестницы.
Он медленно спустился и вышел со слезами на глазах, даже не очистив палитры и не промыв кистей, чего с ним обычно никогда не случалось.
Его величество вынул часы. Они показывали семь.
Людовик XV возвратился в комнаты: подразнил обезьянку, поиграл с попугаем, достал из горки одну за другой все стоявшие там китайские безделушки.
Сумерки сгустились.
Его величество не любил темноты: внесли свечи.
Впрочем, он не любил и одиночества.
– Лошадей через четверть часа! – приказал король. – Даю ей ровно столько и ни минуты больше!
Людовик XV прилег на софу, стоявшую против камина, выжидая, когда четверть часа, или девятьсот секунд, истекут.
Когда маятник часов в виде голубого слона под розовой попоной качнулся в четырехсотый раз, король уснул.
Когда, через четверть часа, лакей пришел доложить, что лошади поданы, и увидал, что король спит, он, разумеется, не стал его беспокоить. Пробудившись, его величество оказался лицом к лицу с графиней Дю Барри, которая не сводила с него глаз. Замор стоял в дверях в ожидании приказаний.
– А, вот и вы, графиня, – присев, проговорил король.
– Да, сир, я уже давно здесь, – отвечала графиня.
– Что значит «давно»?
– Почти целый час. А ваше величество все спит!
– Знаете, графиня, вас не было, я очень скучал… И потом, я так плохо провел эту ночь!.. Послушайте, а я уже собирался уезжать!
– Да, я видела вашу карету, ваше величество. Король бросил взгляд на часы.
– О! Уже половина одиннадцатого! Так я проспал почти три часа.
– Ну и прекрасно, сир! Попробуйте теперь сказать, что в Люсьенн плохо спится!
– Напротив! А кто это там торчит в дверях? – вскричал король, заметив наконец Замора.
– Перед вами дворецкий замка Льюсенн, сир.
– Нет, пока еще не дворецкий! – со смехом возразил король. – С какой стати этот чудак напялил на себя мундир? Ведь он еще не назначен. Он полагается на мое слово?
– Сир! Ваше слово, конечно, священно, и мы имеем все основания на него полагаться. Но у Замора есть нечто большее, чем ваше слово, вернее – менее важное, он получил приказ о своем назначении, сир.
– Как?
– Мне прислал его вице-канцлер: вот, взгляните. Теперь для вступления в должность ему осталась лишь одна формальность: примажете ему принести клятву, и пусть он нас охраняет.
– Подойдите, господин дворецкий, – проговорил король.
Замор приблизился, па нем был мундир с шитым стоячим воротником и эполетами капитана, короткие штаны и шелковые чулки, а на боку висела шпага. Он шел, чеканя шаг, зажав под мышкой огромную шпагу с тремя перьями.
– Да сможет ли он произнести клятву? – с сомнением в голосе проговорил король.
– А вы испытайте его, сир.
– Подойдите ближе, – сказал король, с любопытством глядя на черного человечка.
– На колени! – приказала графиня.
– Дайте клятву, – проговорил Людовик XV. Негритенок прижал одну руку к груди, другой коснулся короля и произнес:
– Клянусь в верности хозяину в хозяйке, клянусь не щадя живота защищать дворец, охрана которого мне доверена, обещаю съесть его целиком до последней байки варенья, прежде чем сдам его неприятелю в случае, если буду атакован.
Короля рассмешила не столько клятва Замора, сколько его серьезный вид, с каким он ее произносил.
– Я принимаю вашу клятву, – отвечал он с подобавшим случаю важным видом, – и вручаю вам, господин дворецкий, высочайшее право – право казнить или миловать всех и вся в этом дворце.
– Благодарю вас, государь! – поднимаясь с колен, отвечал Замор.
– А теперь ступай на кухню и покажись там в своем великолепном наряде, а нас оставь в покое. Иди? Замор вышел.
Пока за ним затворялась одна дверь, в другую вошла Шон.
– А! Это вы, милая Шон! Здравствуйте! Король привлек ее к себе, усадил на колени и расцеловал.
– Ну, дорогая Шон, – продолжал он, – хоть ты скажешь мне правду!
– Должна вас предупредить, сир, – отвечала Шон, – что вы вделали неудачный выбор. Чтобы я сказала правду! Мне довелось бы говорить ее первый раз в жизни! Уж если вы хотите звать правду, обратитесь к Жанне: она не умеет лгать!
– Это верно, графиня?
– Сир! Шон чересчур хорошего мнения обо мне. Ее пример оказался заразительным, и с сегодняшнего дня я решилась стать лживой, как и подобает настоящей графине: ведь правду никто не любит!