Ее город

Ли Чи

— Хватит! — осадила Фэн Чунь сестрица Ми. Она прикрыла глаза, вздохнула, поднялась на пару ступеней по темной и крутой лестнице и повторила: — Хватит. Я-то думала, ты у нас университет окончила, а грубишь, как базарная торговка. Я тебя презираю. Почему Чжоу Юань на тебя забил? Теперь я наконец понимаю. Достаточно ты на меня помоев вылила? Считай, мы квиты. А теперь пошла вон!

С этими словами сестрица Ми оттолкнула Фэн Чунь. Застигнутая врасплох, девушка упала прямо на лестнице. Сестрица Ми безо всяких колебаний перешагнула через Фэн Чунь со словами:

— Если ты не уйдешь, то я уйду! Устроит тебя?

Фэн Чунь расплакалась, как обиженный ребенок. Дверь наверху открылась, и возникшая в проеме свекровь сестрицы Ми позвала невестку.

Сестрица Ми застыла на месте, потом повернулась и пробормотала:

— Мама, прости, мы тебя разбудили.

Свекровь велела:

— Помоги Чунь подняться ко мне.

Сестрица

Ми на мгновение замешкалась, но все же послушалась свекрови и наклонилась, чтобы помочь. Стоило ей дотронуться до девушки, как та вскочила сама и поспешно воскликнула:

— Спасибо!

В ее словах звучало сожаление. Она хотела перестать плакать, но не могла сдержать рыданий.

Сестрица Ми не стала возражать свекрови и отвела Фэн Чунь наверх. Добрая восьмидесятишестилетняя старуха была немногословной, и лицо ее тоже обычно ничего не выражало — такой уж она человек. Оказалось, что свекровь успела расстелить на втором этаже толстые матрасы для сестрицы Ми и Фэн Чунь и приготовила два тонких одеяла, поэтому в комнате теперь ступить было некуда. Старуха сняла верхнюю одежду, не дав невестке и Фэн Чунь помочь себе, и улеглась. Сестрица Ми и Фэн Чунь не решились спорить — да и о чем говорить? Так что они последовали примеру пожилой женщины. Молча плюхнувшись на матрасы, они быстро набрали сообщения родным, а потом забрались под одеяла.

Этот день и так слишком затянулся. Даже ночь они уже упустили. Когда они легли, за окном забрезжил рассвет.

(12)

Причина, по которой Фэн Чунь так разволновалась, заключалась в том, что она не хотела увольняться из лавки сестрицы Ми. Да, она пришла сюда со злости, чтобы прикинуться страдалицей и вызвать у мужа сочувствие, но жизнь меняет людей, у жизни — своя сила. Первый день, первая неделя были для Фэн Чунь самыми сложными. Приходилось отводить глаза при встрече со знакомыми. Но прошел месяц, и потихоньку ситуация сама собой изменилась. Чем лучше Фэн Чунь справлялась с работой, тем чаще сестрица Ми выражала удовлетворение и признательность, и сердце Фэн Чунь наполнялось радостью. Сестрица Ми пожелала, чтобы Фэн Чунь начала выходить в самые оживленные часы, и та ликовала. Фэн Чунь попросила родителей забирать сына у ворот начальной школы после обеда, а сама работала с двенадцати до восьми.

Родители Фэн Чунь ужасно злились и на зятя, и на его родителей, но поделать ничего не могли — они боялись, что, досаждая Фэн Чунь разговорами, лишь усугубят конфликт молодых. Родители Фэн Чунь были простыми честными людьми. Фэн Чунь не могла поговорить с ними по душам. Они с самого детства мало общались с дочкой. До замужества если мать о чем и спрашивала ее, так об уроках, либо интересовалась, какую оценку дочка получила на экзамене, а еще советовала, как выстраивать отношения с одноклассниками и однокурсниками, и наставляла: не гулять с мальчиками, сосредоточиться на учебе, не влюбляться, остерегаться дурных людей по вечерам на улице, да и вообще приходить пораньше. В компании однокурсников Фэн Чунь сыпала остротами, но рядом с родителями молчала в тряпочку. Когда она вышла замуж, мать восприняла это просто как переезд дочки — та теперь стала ночевать в нескольких улицах от родительского дома. Когда она родила, родители, разумеется, обрадовались, но и к этому событию отнеслись как к чему-то само собой разумеющемуся. Устроившись в лавку сестрицы Ми, Фэн Чунь постепенно ощутила, что иметь родителей совершенно необязательно и без них, может быть, даже лучше. Вот у сестрицы Ми нет родителей — только свекровь. У ее сына нет отца — только бабушка и мать. Их семья — скорее редкость. Поработав в лавке, Фэн Чунь оценила двух этих женщин. Здесь трудились несколько девушек, приехавшие из деревни, и сестрица Ми со свекровью заботились о них как о родных, словно они не наемные работницы, а гостьи.

Девушки чистили обувь с двенадцати дня до восьми вечера, и сестрица Ми обеспечивала им двухразовое питание, причем ужин был плотнее, чем обычный прием пищи. За еду отвечала свекровь сестрицы Ми. Они наняли помощницу, но старуха собственноручно готовила горячее и раскладывала по контейнерам для каждой девушки, а те нахваливали ее стряпню. Обеды и ужины для сотрудниц лавки и правда были очень вкусными. Сестрица Ми никогда не заказывала доставку готовой еды. Некоторые магазины по соседству делали именно так, закупая для работников простую лапшу быстрого приготовления, а после выкидывали одноразовые коробки в мусорку, чтобы не мыть посуду и не платить дополнительно за воду. К тому же готовый обед стоил на удивление дешево. Но сестрица Ми не соблазнялась на такой вариант. Она твердо верила, что дешевое хорошим не бывает. Сколько бы девушек ни работало в лавке сестрицы Ми, она и ее родные относились к ним как к большой семье, и каждый день она платила за обеды из своего кармана. Сестрица Ми понимала, что здоровье —

самое важное в мире. А отведать блюда, которые ее долгожительница-свекровь приготовила своими руками, — настоящее благословение. Сестрица Ми умела играть на чувствах других. И при этом могла говорить правду. Окружающих трогали ее слова. Сестрица Ми платила работницам не очень много, но кормила их и постоянно нахваливала свои семейные обеды, так что все чистильщицы обуви были преданы и делу, и начальнице. Сама она, разумеется, пользовалась привилегированным положением. Свекровь накладывала ей добавку в отдельный контейнер. Работницы ели первыми, а потом сестрица Ми уходила в подсобку или поднималась в жилую комнату, чтобы поесть не спеша. Когда Фэн Чунь проработала в лавке около месяца, сестрица Ми и ей выделила отдельный контейнер — такой же, как у нее самой, только цветом они отличались: один светло-голубой, а другой светло-розовый. С тех пор как Фэн Чунь получила светло-розовый контейнер, еду ей стали класть точно такую же, как сестрице Ми: пару мясных блюд, овощи, иногда еще ложку яичницы-болтуньи или кусок тушенного в соевом соусе окуня. Это свекровь готовила лишь для родных, не в общем котле. Старуха особо не баловала Фэн Чунь ласковыми словами, но относилась к ней как к собственной дочери, называла ее «Чунь»^[22] и приглашала поесть вместе с невесткой. Сестрица Ми хотела показать всем соседям с улицы Шуйтацзе, родителям Фэн Чунь и Чжоу Юаня, что по достоинству оценивает девушку. Она покладистая, работящая, не болтает лишнего, не сплетничает и нравится ее свекрови. Конечно, сестрице Ми она тоже нравилась, и даже сыну сестрицы Ми. Все три поколения семьи сходились здесь во мнении.

Сестрица Ми называла свою свекровь «мамой», а Фэн Чунь по примеру сына сестрицы Ми звала старуху «бабушкой», саму же сестрицу Ми — именно «сестрицей», как и положено^[23]. Сыну сестрицы Ми недавно исполнилось восемнадцать, и вокруг его губ уже сгущалась сизая щетина. Он стеснялся обращаться к молодо выглядящей Фэн Чунь как к старшей, но при этом стеснялся и называть ее «сестрицей», так что вообще никакого обращения не использовал, словно они ровесники; при этом иногда он просил ее помочь с домашним заданием, и порой они играли в бадминтон, оба всерьез нацеливаясь на победу. Постепенно Фэн Чунь сблизилась с семьей начальницы, перестав смущаться. Даже некоторые особенности характера Фэн Чунь сестрица Ми могла понять и принять. В конце концов, она ведь девушка городская, выпускница университета, нельзя ее ровнять с остальными чистильщицами обуви. Фэн Чунь даже работала в маске и в халате, а у других девушек и мысли такой не возникало. Обычно горожане в нескольких поколениях дистанцировались от деревенских. Деревенские девчонки болтали и шутили, а Фэн Чунь в их беседах не участвовала. Но сестрицу Ми вполне устраивало то, что Фэн Чунь не принижает других работниц. Главное, чтобы они сплотились в интересах сестрицы Ми и атмосфера в лавке была гармоничной.

Пусть Фэн Чунь и стала простой чистильщицей обуви, постепенно она обрела большую свободу. Со временем она уже ходила на работу с гордостью и не прятала глаза при встрече с соседями. Чжоу Юань так за ней и не пришел, но ей уже было наплевать. Жизнь обладает невероятной силой, и новая жизнь облегчила ту боль, которую причинил муж Фэн Чунь. Облегчение все еще набирало обороты — именно на это Фэн Чунь и надеялась. А что потом делать? Чем заниматься? Фэн Чунь решила пока об этом не думать. Она чувствовала: после того, как она начала работать на сестрицу Ми, жизнь ее стала лучше, чем была «до».

Как же сестрица Ми могла с такой легкостью ее выгнать?

Как такое возможно?!

На следующий день ни сестрица Ми, ни Фэн Чунь не смогли подняться с постелей. Старуха спустилась, чтобы последить за лавкой. Сын сестрицы Ми отпросился в школе и помогал бабушке. Сестрица Ми и Фэн Чунь проснулись в полдень. Они сели и широко распахнутыми глазами уставились друг на друга. Они спали фактически в одной кровати, пусть и на разных матрасах, и сидели сейчас вплотную: глаза у обеих опухли, губы пересохли, лица приобрели оттенок куркумы из-за оттока крови, а волосы спутались, будто пакля. С первого взгляда они испытали шок, со второго испугались правды, а когда испуг прошел, их сблизил общий секрет: они видели истинное положение вещей и разделяли невыразимую тайну, отчего не могли удержаться от смеха.

Сестрица Ми схватила телефон, посмотрела в объектив камеры, как в зеркало, и пробормотала:

— Выгляжу как черт-те кто.

— Ну, я-то еще хуже выгляжу. Глаза опухли, словно у золотой рыбки, — хмыкнула Фэн Чунь.

— Да, женщинам по ночам не стоит плакать от обиды, можно плакать только от радости.

Фэн Чунь тут же спросила:

— А что, от радости плачут?

Сестрица Ми многозначительно посмотрела на Фэн Чунь и сказала:

— А ты еще не веришь, когда я называю тебя молодой и неопытной. Нотации мне читаешь и древние стихи цитируешь!