Её (мой) ребенок
Шрифт:
— Лёва… — сонно. — Давай поспим…
Это звучит так по-домашнему. Как будто я разбудил ее с утра в воскресенье. А всю ночь до утра мы отчаянно любили друг друга, позабыв обо всем на свете.
Сжимаю крепче, сглатывая ком в горле.
— Кошечка моя… — шепчу ей. — Я очень скучал. Мы поспим обязательно… только дома, ладно?
— Мхм… — послушно.
Моё тело неожиданно просыпается, реагируя на ее близость. Неровно дыша, целую в ушко. В губы не решаюсь, хотя очень хочется, и она сейчас наверняка позволит. Но потом же я не
— Давай… поехали домой, к Алёнке.
— Алёнке?…
Пересадив ее на кресло-каталку, накидываю на плечи шубку. Забираю из тумбочки телефон, пакет с сумочкой, закидываю туда ее шпильки.
Присаживаюсь перед ней на колено, чтобы надеть носки. На щиколотке эластичный бинт и пластиковый фиксатор. Глажу ноготки на пальцах. Как лепестки миндаля… Глянцевые и нежные.
Кошкина всегда выглядит на сто баллов. Будь то пир, сплав, авария или еще какой треш. Это от природы… Порода такая! И это всегда кружит вокруг нее всех альфа самцов в периметре. Те, кто послабее даже не пытаются дергаться. По взгляду видно, что съест и не подавится.
Прихрамывая выкатываю её в коридор. Метрах в десяти от нас — Лившиц. Стоит боком, говорит по телефону. Переведёт взгляд и увидит нас. А нам идти мимо него. А мне бы не хотелось конфликтовать сейчас. Это может очень сильно осложнить похищение моей убитой валерьянкой Кошки.
Медленно качу кресло по направлению к лифту.
— Юра… — замечает она его.
Дезориентированно поднимает голову, заглядывая мне в глаза.
Наклоняюсь, целую её в бровь.
— Чч… тихо. Не шуми.
Разговаривая, он расфокусированно смотрит в пол. Мы проезжаем мимо. Его взгляд скользит по ее и моим ногам.
— Я сказал — нет! Нет, все документы оформить заново. А мне плевать, сколько это займёт вашего времени! Я не приму документы в свободной форме. Что за бред?! — раздраженно отворачивается.
Какой ты невнимательный, Лившиц!
Завожу кресло в лифт, спускаемся. Кошкина трясет головой, пытаясь сконцентрироваться.
— Юра… — растерянно. — Он меня потеряет.
— Да хрен с ним! — злюсь я. — Ты же не выносишь зануд. Как ты вообще в него влипла?! Неужели таки бабки?
— Он… — облизывает пересохшие губы. — Куратор…
— Куратор? Он же банкир или как там его — методист банка?
— Аха… — глаза закрываются.
— Что он курирует?
Отвечает невнятно.
— Что? — переспрашиваю я.
— Проект…
Вывожу её из лифта. Вытягивая руку в сторону, ведет пальцами по стене, пока я качу её.
— Какой проект?
— Мой.
— Ты же эколог. При чем здесь банк?
— Банк спонтирует…
— Ааа… А он, значит, твой куратор от спонсоров. Зашибись! У тебя просто тяга к служебным романам, да, Кошка?! Герман твой хотя бы стоил того, чтобы всё разрушить между нами?
— Герман?..
— Твой научный руководитель. Забыла уже? А я до сих пор помню.
Отрицательно качает головой и закрывает глаза.
— А мне тоже кажется, что не стоил! Если бы стоил, ты бы тогда не вернулась. Вот пока ты у меня невменяшка, ответь, будь добра: ты спала с ним?
Наверное, я уже знаю ответ. И всё же хочу услышать от неё. Разворачиваю кресло и наклоняюсь, ставя кисти на поручни, заглядывая в ее глаза.
— Спала? — требовательно.
С ленивой кошачьей ухмылкой нажимает мне пальцем на нос.
— Конечно! — пытается с вызовом, но язык заплетается. — Всегда делаю так…
— Идиотка… — закатываю я глаза.
— Кре-тин… — с трудом выговаривает она, безмятежно улыбаясь. И это так, словно она не ругает меня, а мурлычет что-то сладенькое…
— Кретины умнее идиотов, — фыркаю я, с улыбкой. — Запахнись, холодно.
— Кретин сказочный! — вяло смеется она, качнув отрицательно головой.
Может быть…
Аккуратно скатываю ее вниз по пандусу. Убираю детское кресло назад. Опустив немного в машине спинку сиденья, усаживаю поудобнее. Пристегиваю.
— Ну ладно, допустим, ты с ним не спала, — срываю я тачку с места. — Но ответь мне честно, Кошкина. Ты же принципиально не врёшь и не симулируешь, да? Этот урод же пытался? Там… на вашей конференции завернуть к тебе под юбку?
Не открывая глаз отворачивается к окну.
— А… можешь молчать! — морщусь я. — Я знаю и без твоего ответа. Да. Пытался. Мне просто, вот, интересно. Не стрёмно тебе было топить за него передо мной, что он «не такой», а потом выхватить от него, что всё-таки такой, м? И не твои мозги для него ценность, а все-таки твоя юбка?
— Стрёмно… — едва слышно.
— Воу! — осаживаюсь я в своих тирадах. — Спасибо за честность. Было неожиданно…
Раскалённый камень, что поселился у меня в груди много лет назад с момента её отъезда вдруг неожиданно растворяется. И я паркуюсь на обочине. Потому что все это время, он мешал мне оказывается дышать! А теперь я дышу, едва контролируя это! Уже напрочь забыл, как может быть свободно в груди. И кислород пьянит! Я тоже в дрова…
Ложусь лицом на руки, на руль.
— Мне очень… очень жаль… — шепчу я. — Что так всё…
Не реагирует.
— Ян?…
Подхватывая за подбородок поворачиваю ее безвольное лицо к себе. Глаза закрыты. Глажу большим пальцем ее бледные губы.
— Спасибо… за сливки… — шепчет она, практически беззвучно.
— Я не привозил тебе сливки, Ян.
— И цветы… — одними губами.
— Цветы?..
Спит! Ну или почти спит… Что тебе снится, Кошка? Я знаю…
Глава 20. Столкновение (Флешбэк)
Возле костра гитара, смех… В целом — весело. Уже в который раз обвожу взглядом лица в темноте. Ее нет. Ни здесь, ни на гамаке, ни на берегу.