Эффект Фостера
Шрифт:
– Твоя попа… Блестит…
– Это лосьон с шиммером, он без парабенов, гипоаллергенный и не содержит резких отдушек, так что сделай уже что-нибудь, чтобы я дожила до вечера. – Ее слова заставили меня мысленно усмехнуться. Только Барбара могла намазаться странным блестящим лосьоном под охотничий костюм в глухой лес.
Я обхватил руками ее бедра, чтобы поудобнее зафиксировать ее тело, затем медленно коснулся губами ее кожи. Она вздрогнула, сжимая пальцами кору дерева. Я стал оставлять на ее ягодице маленькие поцелуи, которые совсем не были похожи на то, как убирают яд ядовитой змеи. Она глубоко
Меня одолело непривычное желание, проследовать ниже, отодвинуть тонкую кружевную полоску трусиков между ее ног и коснуться языком самого уязвимого и жаждущего места.
Я точно тронулся, еще никогда у меня не возникало желания касаться этих женских мест языком, именно поэтому я никогда этого не делал. Но, черт возьми, это же была Барбара, я готов был зацеловать каждый сантиметр ее тела.
Моя рука двинулась чуть выше, большой палец надавил на заднюю поверхность бедра, а костяшка указательного пальца врезалась в ее трусики, прямо между ног. Она шумно выдохнула и прижалась лбом к дереву, которое обнимала.
Святые угодники!
Мое сердце отплясывало в груди, разгоняя кровь, которая устремлялась к одному единственному месту.
Я продолжал скользить языком по ранке на ее правой ягодице, зацеловывая сладкую кожу губами, ребром руки начиная двигаться между ее ног, потирая ставшими так быстро влажные трусики и пульсирующее местечко под ними.
Она вздохнула, я расслышал тихий стон. Все ниже моего живота объяло пламенем, член твердел от одной единственной мысли о ней, а ее стон и вовсе мог отправить меня в нокаут.
Не знаю, чем бы это закончилось, если бы не белка, шумно перепрыгнувшая на соседнее дерево. Барбара замерла и подняла голову, а затем понизившимся голосом от явного возбуждения спросила:
– Ты убрал яд?
Я провел пальцами по внутренней стороне ее бедра до коленки, схватился за пояс штанов и молча поднял их наверх. Барбара застегнула брюки и обернулась ко мне. Она избегала смотреть на меня, вела себя нервно и постоянно оглядывалась по сторонам.
Теперь я положу свою жизнь на истребление проклятых белок. Пушистые поплатятся за это, обещаю.
– Я умру? – кончик языка скользнул по ее нижней губе, и я не смог оторваться от этого зрелища. Я шагнул к ней ближе, испытывая непреодолимое желание снова коснуться ее губ. Если бы она только позволила мне, я бы закончил начатое. Но вместо того, чтобы податься мне навстречу, Барбара отстранилась и вжалась спиной в дерево. Это чертовски разозлило меня.
– Нет, – деревянным голосом сказал я. – Это уж обыкновенный, ты вероятнее всего наступила на него, обычно они не нападают без причины. А возможно он просто почувствовал, что у тебя чемодан из его братьев и сестер и захотел отомстить.
– Что? – хмуро спросила она.
– Ты не умрешь.
Она замерла, о чем-то раздумывая, а через секунду приблизилась и толкнула меня. Я даже не пошатнулся, вопросительным взглядом заскользил по ее лицу. Она тяжело дышала, раздувая маленькие ноздри, верхняя губа ее изогнулась от ярости, а глаза сердито прищурились.
– Снова издеваешься надо мной? – зарычала она. – Я знала, что тебе нельзя верить! –
– Барбара! – позвал я. Но она даже не обернулась, продолжила идти, показывая мне средний палец.
– Не подходи ко мне больше. Никогда! – закричала она.
Да, я поступил не очень хорошо, обманув ее. Но Барбаре нравились мои касания, она наслаждалась этим, едва не стонав в голос. Поэтому я не считал себя подонком.
Я хочу, чтобы она была моей, я не могу больше видеть ее с моим братом. Я хочу стать для нее кем-то особенным, хочу быть причиной ее смеха и поводом для каждой ее улыбки, я хочу стать для нее тем, кому она доверяет, на кого может положиться, кому захочет рассказать о своих проблемах и переживаниях. Между нами огромная пропасть, но я готов сбрасываться в нее снова и снова, пока не преодолею полностью.
Я взял ружье и собирался уже отправиться за ней, но заметил Оливера, приближающегося ко мне. Его встревоженный вид и частое дыхание говорили о том, что он бежал сюда.
– Где Барбара?
– Она пошла к дому.
– Почему она кричала? – спросил он, надвигаясь на меня. Я обратил внимание, что с ним не было оленя, а значит он либо не нашел его, либо прекратил поиски, как только услышал вопль Барбары.
– Мы немного повздорили, – сказал я, многозначительно ухмыляясь уголком губ, зная, как это взбесит Эванса-старшего. Я ненавидел отца Барбары не меньше, чем он ненавидел меня. Оливер всегда влезал в отношения моих родителей, хотя они совсем не касались его, но даже это было мелочью, по сравнению с его главным грехом. Мне даже вспоминать это было противно. Навязчивые мысли, как и в детстве, снова возникли в моей голове. А что если я могу отомстить ему, сделать ему так больно, как он сделал мне? – У Барбары очень дерзкий язычок… – не успел я договорить, как Оливер схватил меня за края жилета и припечатал к дереву.
Я рассмеялся, глядя в его исказившееся от гнева лицо.
– Только попробуй хоть пальцем ее тронуть, я не посмотрю на то, что ты сын Дэниела, я уничтожу тебя, – зарычал он.
– А что, если я уже тронул? Тронул и не пальцем, а твоей дочери это понравилось? Как думаешь, она достойная плата за то, что ты сделал? Стоит ее трахнуть, чтобы ты понял каково чувствовать себя бессильным?
– Я знаю свою девочку, Барбара никогда не посмотрела бы на дерьмо вроде тебя. Она влюблена в Мейсона, в человека с чистой и достойной родословной, и он самая лучшая партия для нее. А ты не забывай, где твое место. Рядом с матерью проституткой, что привыкла зарабатывать на жизнь тем, что у нее между ног. – С каждым его словом я свирепел все сильнее. Моя мать не была проституткой.
Я оттолкнул его, сдерживаясь, чтобы не пристрелить ублюдка.
– Ты еще подавишься своими словами, Эванс! – бросил я и направился к хижине.
Если бы он пришел чуть раньше, то стал бы свидетелем одной очень увлекательной сцены. Но если бы не пришел, я бы догнал ее, и боюсь представить, что позволила бы мне сделать с собой Барбара. Эта мысль, как ни странно, перебила все другие, впервые в жизни я почувствовал что-то настолько сильное, что способно было затушить гнев, и это было чувство удовлетворения.