Его величество Человек
Шрифт:
Глава девятая
Несколько дней подряд Абдухафиз и Ариф-ата ходили по дворам, подыскивая жилье для эвакуированных, но жилье пока не потребовалось: те два эшелона, что прибыли в Ташкент, были размещены по другим махаллям.
Однако было ясно: дойдет очередь и до махалли Абдухафиза. А пока у махаллинской комиссии было много хозяйственных забот: хлеб, крупа, сахар теперь ведь отпускаются только по карточкам. Секретарь комиссии Карамат занята по горло, не успеваем даже справки выписывать, до ночи сидит
—Ну, старушка,— осторожно начал председатель,— вы опытный, бывалый человек, аксакал нашей махалли.
—Погоди, погоди,— нетерпеливо перебила Икбал-сатанг,— несколько раз уже ты обращался ко мне с этими словами. Я промолчала. На людях конфузить тебя не хотела. Во-первых, я еще не такая дряхлая старуха, как ты думаешь, во-вторых, быть аксакалом к лицу только самому Арифбаю.
—Ведь и вы...
—Нет, нет, я безбородая! — воскликнула она и, хлопнув себя с молодым задором по коленям, наполнила всю комнату звонким хохотом. Смеялась она с наслаждением, до слез.
Абдухафиз сначала опешил, а потом засмеялся и сам.
—Вот и ты повеселился... Ладно, от смеха прибывают силы. Смех омолаживает человека... Зови-ка ты меня просто Икбал-апа, миленький. Я человек с молодой душой,— снова расхохоталась Икбал-сатанг,— душа-то никогда не стареет. Скажешь «апа», я буду бегом бегать. Учись, братишка, ободрять, воодушевлять женщин. Женщина, чем моложе она тебе покажется, тем больше воспрянет духом.
Абдухафизу очень нравился веселый, открытый нрав Икбал-сатанг. И сейчас за несколько минут она его отвлекла от забот, усталость как рукой сняло, вроде развеялись и тревожные предчувствия. Абдухафиз заговорил о том, что следует делать, и Икбал-сатанг, сразу же все сообразив, прервала его:
—Поняла, миленький, поняла.
—У людей горе... Надо очень осторожно, с подходом беседовать. Чтобы, желая подвести брови, не выколоть глаз.— Абдухафиз сам улыбнулся своей шутке.
—Эй, и за кого ты принимаешь меня! — горячилась Икбал-сатанг.— Ведь я всю жизнь среди людей. Объясню так, что таять будут, миленький, вот увидишь, сами будут одежду носить мешками, попомнишь мои слова. А потом, братец, люди и сами очень хорошо все понимают. Чтобы разбить фашистов,
Так и случилось. Абдухафиз после работы зашел прямо в контору и увидел там четыре мешка теплой одежды. Он обрадовался и вывалил прямо на пол содержимое одного мешка. Тут было все: шуба из лисьих лапок, куртка из овчины, чакмаки-телпаки[35] и даже валенки. От большинства вещей шел резкий запах нафталина. Абдухафиз открыл окно и начал складывать добро обратно в мешок. В это время в контору вбежала взволнованная Карамат. Она была бледная, тяжело дышала. Абдухафиз догадался, что стряслось что-то, и поспешно подвинул Карамат стул.
—Садись, садись... Что случилось?..
— Вы знали девушку-почтальона? Дочь Кандалат-хола? — с трудом произнесла Карамат.
—Да, да, что случилось?
—Говорят, со вчерашнего дня ее нигде нет. Пропала. Мать лежит без сознания.
— Врача вызвали? — Тревожное предчувствие беды охватило Абдухафиза.
—Позвонили в «Скорую помощь». Наверное, приедут... Что же делать, Абдухафиз-ака? — Карамат заговорила спокойнее.
—Надо сообщить в милицию,— сказал Абдухафиз и умолк, задумавшись.— Ты говоришь, вчера?
—Да, как ушла рано утром на работу, так и не вернулась домой.
—И на почте не была?
—Утром заходила, взяла газеты и журналы. Видно, возвращалась, но не знают, в котором часу. Говорят, сумка там. Пустая.— Карамат с мольбой смотрела на Абдухафиза, словно только он мог найти Салтанат.
—Ты ее хорошо знала, Карамат? — спросил Абдухафиз.
—Да. Она училась вместе с младшей сестрой мужа. Часто приходила к нам. Неделю назад принесла письмо от мужа. Умная, серьезная девушка.
—Найдется.— Абдухафиз старался утешить Карамат.— Наверное, гостит у кого-нибудь из родственников или знакомых. Не сей пока панику.
Абдухафиз протянул было руку за валявшимися на полу вещами, но Карамат сама начала собирать их. Абдухафиз взял костыли и со словами «я скоро вернусь« вышел, но у самых дверей наткнулся на Икбал-сатанг с ватником под мышкой. Сзади мальчик тащил огромный узел.
—Хорманг[36], старушка! — подмигнул Абдухафиз женщине.
—Доброго и вам здоровья, старик,— с иронией ответила задетая Икбал-сатанг. «Нашла я, перед кем метать бисер»,— обиженно подумала она.
Абдухафиз угадал ее мысли:
—Апа, мы бы пропали без вас. Смотрите, как много вы успели собрать.
— Говорила же я,— ответила Икбал-сатанг, чуть повеселев.— На, бери вот это и занеси в контору.— Она отдала ватник мальчику.— Вот молодец, я угощу тебя куртом[37].
—Апа, это самое, Салтанат...— начал Абдухафиз.
—Да, да, слышала,— заторопилась вдруг Икбал-сатанг.— Плохо, когда дети, будь они неладны, заставляют страдать. Если не найдется, Кандалат убьет это горе.
—Что же могло произойти?
—Кто ее знает! Молодежь, отбившись от рук, на все способна.
—Как это — отбившись от рук?
—Мужчин дома нет, а что может сделать мать, которая ни на шаг не выходит за порог...
—Разве мало семей без мужчин? Выходит, чуть не вся молодежь должна отбиваться от рук? — возразил Абдухафиз.
—Да уж это я просто к слову, братец.
—Нет, мы с вами не должны относиться к молодежи безразлично. Мы за нее в. ответе. Что будет, если отец или брат Салтанат, которые сражаются на фронте, узнают?