Эхнатон
Шрифт:
За всё время пребывания во дворце он лишь один раз видел жену Аменхотепа Нефертити, и то издалека. Она выходила из женского павильона в окружении служанок и рабынь, обмахивающих её опахалами, что-то рассказывающими и смеющимися. Пареннефер успел разглядеть только высокую прическу Нефертити, из-под которой выглядывала синяя шапочка, какие обычно использовали пожилые знатные дамы, когда у них выпадали все волосы, и нужна была подставка для парика. В домике прислуги судачили, что Нефертити – первая красавица Египта, но издалека Пареннефер бы не отличил её от её рабынь.
Ещё слуги шептались, что соправитель Аменхотеп никогда не ходит в женский павильон, и видимо фараон Небмаатра, да будет он жив, невредим, здрав, не увидит внука-наследника.
Пареннефер не знал, чем занимается Нефертити, но вот соправитель Аменхотеп был занят всегда. Он уверенно вышагивал по своему павильону и раздавал приказания всем, кто попадался под руку. Он вникал во все дела, от хода строительства заупокойного храма своего отца до стирки одежды. Он мог пройти мимо канала, в котором прачки стирают бельё, сказать, что они всё делаю неправильно и самому показать, как нужно, хоть раньше никогда и не стирал. Обычно в таких случаях он давал из рук вон плохие советы, но все им охотно подчинялись до тех пор, пока сам фараон не замечал, что он ходит в грязной и мятой одежде и не приказывал отменить распоряжения сына.
Однажды под волну активности Аменхотепа попал и Пареннефер. Наследник поймал его в коридоре и спросил, нет ли у него военных, которым можно доверять. Мол, ничего общего с семьёй Иуйи он иметь не хочет, и ему нужны собственные стражи. Помня о шуточной просьбе старого друга Майи сделать его военачальником фараона, Пареннефер назвал его имя, и того в этот же день доставили во дворец. Майя краснел, бледнел и падал ниц. Словом, вёл себя так же, как Пареннефер в свой первый день. Соправитель задал Майе несколько странных вопросов о богах, о Подземном царстве и о том, давно ли они с Пареннефером знакомы. Удовлетворившись ответами Майи, Аменхотеп сказал, что раз Пареннефер ему доверяет, то и он сам будет доверять. Майю оставили во дворце на должности личного стража соправителя и выделили ему комнату по соседству с Пареннефером.
Но иногда соправитель менялся до неузнаваемости. Он не бегал по коридорам, а сидел у окна или в саду и тихо смотрел, как колышутся листья, и течёт вода. Его глаза были полузакрыты, как будто он вот-вот уснёт, а голос становился тихим, как дуновение ветра. Удивительно, но голос наследника всегда был тихим, но почему-то его приказания слышали и с другого конца дворца.
В минуты такой сонливости наследник разговаривал только с архитектором, которого называл «учитель». Пареннефер не знал, о чём они говорят, но после бесед архитектор выглядел таким же задумчивым, как и его благородный ученик.
А потом умер фараон…
IX
Пареннефер зашёл в комнату Майи, откинув висящую ткань, преграждающую вход со двора прислуги. Его друг лежал на животе на кровати, наполовину свесившись и чуть не падая на пол. Раздавалось урчащее храпение, а в воздухе стоял запах кислого пива. На полу валялось несколько пустых кувшинов.
– Подъём! – громко крикнул Пареннефер.
Майя вскочил, привыкший к подобной побудке во времена службы городским стражем. Сейчас, будучи одним из личных охранников фараона Аменхотепа, он работал меньше и мог позволить себе иногда проваляться в кровати до обеда.
– Что такое? – Майя был уже на ногах и тянулся за кривым мечом – главным оружием стражей.
– Старик зовёт, – ответил Пареннефер, имея в виду главного архитектора, – Приехал градоначальник Мемфиса, и фараону, да будет он жив, невредим, здрав, нужна вся его свита.
– О, Исида, зачем ему я, когда он и так жив, невредим…
– Майя!
– Да иду, иду. Ишь, какой ты стал послушный. Не то, что в детстве, когда мы кидались лягушками в бродячих торговцев, да? Сейчас-то ты на такое ни за что не решишься…
Пареннефер привык к вечным жалобам друга, который вместо того, чтобы благодарить его за место в царской свите, постоянно на что-то жаловался.
– Что это с твоими волосами? – заметил вдруг Пареннефер.
– А что с ними? – Майя примял вставшие дыбом после сна волосы.
– Ты верно седеешь!
– Врёшь!
Майя вышел из домика и направился к каналу с проточной водой, который использовали для мытья посуды или стирки одежды. Вода была мутной, и можно было увидеть лишь общие очертания лица, так что Майя не смог разглядеть седые волоски.
– Опять! – недовольно ударил он ладонью об ладонь, – Мне ещё нет и двадцати разливов Великой реки, а я уже похожу на своего отца.
– «Опять»? Так это давно началось?
– Да, во время прошлого летнего солнцестояния, полгода назад. С тех пор я мажу волосы чёрной пальмовой смолой, и это помогает. Но если помыться, то волосы опять седеют.
– Так ты не мылся полгода?
– Почему? Мылся, но голову не трогай.
– Ради Сехмет, отойди от меня подальше, пока мы не минуем кухню. Иначе мухи облепят не только тебя, то и меня!
Переругиваясь, они дошли до тронного зала фараона. Его здесь ещё не было, и члены свиты со слугами и рабами просто так слонялись и болтали. В дальнем углу стоял богато одетый вельможа. На нём была одета шкура леопарда, как на жреце, но на голове была бело-голубая шапка, какую носили чиновники. Рядом с ним была маленькая свита. Один человек держал опахало, ещё трое стояли просто так и не знали, куда девать руки.
– Это градоначальник Мемфиса, бывшей столицы, – сказал подошедший главный архитектор фараона Аменхотеп, сын Хапу, – Считаю, он будет просить деньги на содержание города, в том числе пустующего царского дворца.
– И этим захочет выманить фараона обратно в Мемфис, – добавил стоявший тут же Яхмес, – Всё-таки влияние семьи Иуйи идёт именно оттуда, да и градоначальник их человек.
– К сожалению, и в Фивах есть люди, которым выгодно вернуться в старую столицу… – заметил архитектор, имея в виду мать и жену фараона, Тейе и Нефертити, обеих из рода Иуйи, а так же отца Нефертити Эйе, «отца бога» и на данный момент сильнейшего представителя военной аристократии в Фивах.
– Встречайте! – послышался у дверей голос слуги-глашатаего, – Владыка Обеих Земель, сын лучезарного бога Амона, воплощение божественного царя Гора, земной сияющий солнечных диск Атон, фараон Аменхотеп, да будет он жив, невредим, здрав!