Эхнатон

Рудакова Елена

– Карьера при дворе? – удивился Пареннефер, – Да я же ремесленник из простолюдинов и зашёл во дворец только потому, что боялся, что иначе меня убьют. Больше я туда по своей воле ни за что не вернусь!

– Да твоим разумом завладел Сет! Как ты можешь не вернуться, когда сам наследник престола назначил тебя своим главным рисовальщиком?

– Он заставил меня нарушить священный канон богов, и теперь я богохульник! Я не хочу, чтобы после смерти моё сердце оказалось тяжелее пера богини Маат, и его сожрал монстр…

– Пареннефер, ты же умный мальчик. Неужели ты веришь,

что всё это правда?

– Что правда? То, что после сердце мою душу оценит богиня справедливости? А как же иначе?..

– Тогда тебе просто необходимо обучение у Аменхотепа. В своё время мы с ним открыли друг другу глаза на истинное значение Маат, на истинное понятие канона и искусства. А если наследник престола одобрил такой подход, то это значит, что и он сам является учеником Аменхотепа. Подожди…

Дядя забежал в мастерскую и чем-то загремел. Пока Пареннефер ждал, он боролся с деланием убежать куда глаза глядят. Но он вспомнил, что бежать ему некуда.

Мастер Туту выбежал, держа в руках глиняную табличку, какие использовали для передачи посланий состоятельные грамотные торговцы. Раньше, когда Пареннефер был подмастерьем, ему часто приходилось бегать с такими табличками от одного торговца к другому. Они не доверяли передавать сообщение устно через посланника, а предпочитали использовать глину, чтобы мальчишка, доставляющий сообщение, не смог его прочитать. Дорогостоящий папирус для таких мелочей, разумеется, никто не использовал.

– Это письмо Аменхотепу, – сказал дядя, протягивая табличку. – Главном архитектору, а не наследнику. Смотри не перепутай!

Пареннефер пробежался глазами по столбцам иероглифов и увидел, что в письме дядя хвалит своего ученика, передаёт его заботам своего старого друга. Так же здесь имелся список того, что Пареннефер умеет, и он был ужасно преувеличен.

– Ну, ступай, дитя моё! – сказал мастер Туту, разворачивая племенника лицом в строну Фиванского дворца, – Не переживай, твоим родителям я передам, что тебя призвал сам фараон! Да благословит тебя Тот, покровитель искусств!

Пареннефер пошёл прочь от мастерской на ватных ногах. Вставшее солнце напоминало ему о том, что наступило лето, а значит бежать куда глаза глядят – не самая лучшая идея, чреватая смертью от жары и обезвоживания.

Наследник сказал ему явиться сегодня же утром на какую-то церемонию. Ноги сами несли Пареннефера в ту сторону, хоть и дрожали от волнения. Но в то же время он чувствовал предвкушение и любопытство. Неужели, он правда сможет служить при царском дворе?..

По дороге ему встретился Майя. Он был в форме и возвращался домой со стройки царской усыпальницы после ночной смены.

– Эй, что с тобой? – насмешливо спросил Майя, – Ты на ногах не стоишь. Перебрал вчера?

Пареннефер вкратце рассказал, что произошло, но Майя, кажется, не поверил ни единому слову.

– Друг, у кого ты пил? Думаю, там самое крепкое пиво в городе! И если ты теперь царский рисовальщик, но замолви за меня фараону словечко. Знаешь, стать главным военачальником я мечтаю с детства. Ну, давай, иди проспись!

Майя, посмеиваясь ушёл, а Пареннефер, вздохнув, пошёл в сторону

дворца.

V

Пареннефер уже неделю жил в царском дворце. В первый же день ему выделили собственную комнату с окном и скромной, но добротной деревянной кроватью. Раньше у него никогда не было собственной комнаты, он довольствовался либо общим помещением с братьями, когда жил в родительском доле, либо вообще тюфяком на полу мастерской, когда служил у мастера Туту. Здесь же ему досталась целая комната на первом этаже домика для прислуги. Конечно, тут всё время неприятно пахло, потому что окно выходило на мусорную яму около кухни, но Пареннефер не был привередой.

Ему до сих пор казалось, что приглашение во дворец – сон. Перед тем, как лечь спать, он молился своему покровителю Тоту, чтобы он дал ему сил и вдохновения, когда наследник фараона призовёт его к себе. Но за неделю он так ни разу и не потребовался…

Пареннефер обычно сидел без дела в домике прислуги или в саду рядом с ним и рисовал простенькие рисунки на глиняных дощечках, которые сделал сам из глины, что нашёл на берегу отхожей канавы. Его кормили дважды в день, как и остальных слуг и служанок, но видя, как те надрываются, обслуживая дворец, Пареннефер чувствовал себя нахлебником, незаслуживающим куска лепёшки.

Он лишь однажды видел главного архитектора Аменхотепа, сына Хапу. Тот торопился куда-то, и Пареннефер едва успел передать ему письмо от дяди. Тот положил его за ворот одежд, но, возможно, потом потерял в спешке.

На этот раз на табличке получились птицы, летящие над зарослями папируса. Среди папируса виднелась девушка. Её Пареннефер изобразил не в профиль и не в анфас, а в три четверти. После недели экспериментов он выяснил, что это был бы идеальный ракурс для необычного лица наследника престола. Пареннефер очень хорошо запомнил это лицо, а особенно глаза, и ему хотелось скорее получить возможность нарисовать наследника в цвете.

Вдруг по дворику прислуги прокатился шёпоток, а за ним раздался оклик:

– Мастер Пареннефер! Главный рисовальщик наследника фараона, да будет он жив, невредим, здрав, Пареннефер!

Он подскочил и побежал на голос. Оказалось, его звал младший жрец Амона, который часто бегал в домик слуг с разными поручениями. На этот раз он примчался в мыле, размахивая белыми парадными одеждами, которые держал в руках.

– Это я, – сказал Пареннефер, подойдя.

– Где ты ходишь? – жрец сунул ему в руки парадные одежды, – Скорее одевайся, церемония вот-вот начнётся.

– Какая церемония?

– Какая!? Церемония назначения наследника Аменхотепа соправителем, конечно!

Жрец помог Пареннеферу натянуть неудобную церемониальную одежду. Если учесть, что он привык большую часть времени ходить в одной набедренной повязке, то такое количество ткани на теле ему казалось просто пыткой. Жрец схватил Пареннефера за руку и потащил сквозь хозяйственные постройки в сторону дворцового храма Амона. Чем ближе они приближались, тем больше народа было вокруг.

– Дорогу! Дорогу! – кричал всё время младший жрец.