Эхо в Крови (Эхо прошлого) - 2
Шрифт:
В магазине "Ферма и Быт" мог найтись даже насос для молочного сепаратора.
Большое, изумительно многолюдное здание на краю Инвернесса, магазин "Ферма и Быт" поставлял практически все, что может понадобиться на ферме - в том числе вилы, резиновые пожарные ведра, прессованную проволоку и стиральные машины, а также фаянсовую и глиняную посуду, банки для консервирования, и еще немало таинственных предметов и орудий, о назначении которых она могла только догадываться.
Она высунула голову в коридор, но дети были на кухне с Энни МакДональд, наемной девушкой-служанкой; смех и тоненькое "дзынь!" древнего
Запах и смех влекли ее, как магнитом, и тепло дома текло над ней, золотое, как мед.
Она остановилась, чтобы сложить письмо, прежде чем к ним присоединиться, но при воспоминании о последнем замечании Роджера крепко сжала губы.
"Я привык."
Свирепо фыркнув, она сунула письмо обратно в коробку и вышла в зал, чтобы там снова застыть при виде большого конверта на столике рядом с дверью, где обычно была сложена дневная почта - и куда ежедневно выгружалось содержимое карманов Роджера и Джемми.
Она выхватила конверт из кучи квитанций, камешков, карандашных огрызков, звеньев велосипедной цепи, и... Что это, дохлая мышь? Так и было; плоская и высушенная, зато украшенная жесткой петелькой розового хвоста.
Она осторожно ее приподняла и, крепко прижав к груди конверт, направилась к чаю и тостам.
Честно говоря - думала она, - Роджер не единственный, кто приберегает всякие вещички. Но это было уже слишком - и она намерена высказать ему все, что об этом думает - как только он вернется домой.
ВЕСЕННЯЯ ОТТЕПЕЛЬ
Фрейзерс Ридж,
Колония в Северной Каролине
Март, 1777
И ЕЩЕ КОЕ-ЧТО об этом разрушительном пожаре - подумала я.
Он сильно облегчил мне сборы.
В настоящее время я владела одним домашним халатом, одной сменой белья, тремя юбками - одной шерстяной, двумя муслиновыми - двумя парами чулок (одна пара была на мне, когда сгорел дом, другая была небрежно оставлена сушиться на кусте за несколько недель до пожара, и обнаружена позже, выдержавшая все непогоды, но все еще пригодная для носки), шаль, и туфли.
Джейми где-то раздобыл для меня ужасный плащ - где, я не знаю, да и не хочу знать. Изготовлен он был из толстой шерсти цвета проказы, и пахло от него так, будто в нем кто-то умер, да так и лежал, никем не обнаруженный, еще неделю, как минимум.
Я кипятила его со щелочным мылом, но призрак предыдущего жильца в нем задержался.
Тем не менее, в нем я хотя бы не замерзну.
Упаковать мой медицинский набор было почти так же просто.
С сожалением повздыхав над пеплом моей прекрасной аптеки, с ее элегантными инструментами и многочисленными бутылочками, я перебирала кучку спасенных из огня останков моей операционной.
Помятый цилиндр от моего микроскопа. Три закопченных керамических кувшина, один без крышки, один с трещиной. Большая жестянка с гусиным жиром, смешанным с камфорой, теперь почти пустая после всех этих зимних катаров и кашлей.
Горстка опаленных страниц, вырванных из дневника, который начал писать Даниэль Ролингс, и продолжила я сама - правда, мои духи немного пролились на края спасенных страниц, в том числе на одну, с описанием Специальной доктора Ролингса Лигатуры для Кишечника.
Это был лишь один из его рецептов, которые я нашла эффективным, и хотя с тех пор прошло много времени, и многое я помнила наизусть, но я всей душой была предана идее сохранения этих фактических "формул памяти" - и то, что теперь я держу их в руках, сохраняло и поддерживало во мне чувство, что он все еще жив. Я никогда не встречалась с Даниэлем Ролингсом в жизни, но он был моим другом, с того самого дня, когда Джейми передал мне его сундучок и сборник дневниковых записей.
Я аккуратно сложила бумагу и сунула ее в карман.
Большая часть моих трав и лекарственных смесей погибла в огне вместе с глиняными кувшинами, стеклянными флаконами, большими чашами, в которых я разводила бульон для пенициллина, и всеми моими хирургическими пилами.
Правда, у меня до сих пор сохранился один скальпель и потемневшее лезвие небольшой ампутационной пилы; ручка у нее обуглилась, но Джейми может сделать для меня новую.
Жители Риджа были щедры - насколько щедры могут быть люди, сами практически ничего не имевшие к исходу зимы.
У нас была пища в дорогу, а многие женщины принесла мне еще и часть своих домашних заготовок; теперь у меня были баночки с лавандой, розмарином, окопником и горчичным семенем, две драгоценные стальные иглы, небольшой моток шелковой нити, чтобы использовать ее для швов и зубной нити (хотя об этом, последнем, я дамам не упоминала, дабы не оскорбить их самим понятием), и очень скудный запас бинтов и марли для повязок.
Однако то, что имелось у меня в изобилии, был алкоголь.
Наши риги благополучно избежали огня, да так до сих пор и стояли. И, поскольку зерна в них было более чем достаточно и для животных, и для домашних нужд, Джейми по-хозяйски превратил отходы в очень грубый - но весьма действенный - ликер, который мы можем взять с собой и торговать им, в обмен на все необходимые в пути товары.
Правда, один маленький бочонок будет храниться отдельно, для моих, сугубо специальных целей; и на его боку я старательно написала (как легенду) "Квашеная капуста", дабы отвадить дорожных воров.
"А что, если нам доведется встретиться с неграмотными бандитами?"- спросил Джейми, которого это сильно позабавило.
"Я и об этом подумала,"- сообщила я, показав ему небольшую, плотно закупоренную бутылку, полную мутной жидкости. "Eau de sauerkraut - одеколон "Квашеная капуста." Я оболью им бочку при первом же брошенном на нее подозрительном взгляде."
"Полагаю, тогда нам лучше надеяться, что это будут не немецкие бандиты."
"Ты когда-нибудь встречал немецкого бандита?"- спросила я.
За исключением случайных пьяниц или драчливой жены-колотушки, почти все немцы, которых мы знали, были честны, трудолюбивы и добродетельны до отвращения. Что было неудивительно, учитывая, что многие из них пришли в колонию в составе какого-нибудь религиозного движения.
"Как ты считаешь, волосы у меня уже седеют?"- сказала я вдруг.