Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
Ну, мы-то читали о том, как себя вел Борис Павлович в эвакуации, затеянной немцами... Знаем, у кого он жил, кто за ним ухаживал... Мужчины, что были тогда вместе с ним, вернувшись домой, могли рассказать обо всем Прасковье Яковлевне. Борис Павлович это предвидел и решил опередить события. Лучшим способом защиты он избрал упреждающий удар — нападение на жену и ее поношение. Как стыдно об этом писать! Но из песни слов не выбросить. Он просто зациклился на этой колодезной воде, и с поразительной жестокостью напоминал Прасковье Яковлевне о ней в течение всей жизни... И перед смертью тоже... в ответ на ее трогательную заботу он нем.
Как хорошо, что Прасковья Яковлевна смотрела на эту его болтовню с иронией, понимая, что он просто не умеет по-другому защититься
В случаях, когда Прасковья Яковлевна призывала его соблюдать приличия и вести себя сдержанно с женщинами, он вспоминал о ее далекой радости от прихода советских войск, укорял и высказывал грязные предположения о причинах той радости, сознательно извращая правду. Мягко говоря, непорядочно вел себя, не по-мужски. Низко и подло.
К концу 1943 года советские войска ушли из Славгорода, жизнь его жителей потекла довоенным порядком. Но Борис Павлович не унимался и считал родившегося 3 года спустя младенца Прасковьи Яковлевны результатом той поры, когда она жила «без присмотра».
Иногда казалось, что в нем говорит болезнь ума. А теперь, по прошествии времени, все видится в свете того, что он навешивал ярлыки обвинений на жену с одной целью — чтобы сократить дистанцию между ним, грешником, и ею, праведницей, чтобы не потерять управление отношениями. Да, это была болезнь, только названия ей трудно подобрать. Ведь нет же такого диагноза, как преднамеренная непорядочность. Без сомнения, это был комплекс собственной вины, с которым он боролся и против которого изобрел такое иезуитское оружие — топтать в грязи жену.
Ревность его доходила до того, что он вынашивал мысли о том, чтобы взорвать дом вместе с семьей и сжечь всё и всех в этом пожаре! А может, его выводила из равновесия неуязвимость жены, что все его стрелы пролетают мимо нее, не нанося ее авторитету никакого урона, потому что о ней никогда никто не сказал худого слова.
И далеко не любовь останавливала его от преступления, которое он бы списал на войну, а страх — он боялся висевшего над ним приговора военного трибунала. Это не авторские измышления, а правда. Борис Павлович надиктовал все это на пленку, предназначая эту запись для потомков! Он очень не хотел, чтобы будущие поколения думали, что он сдался в плен добровольно. Он потратил много сил на то, чтобы донести свою правду до детей, до внуков. Но вовсе не боялся осуждения за несправедливое, бесчеловечное отношение к жене, да и к старшей дочери заодно.
Как смела Прасковья Яковлевна радоваться приходу освободителей, да еще привечать их?! — вот что муж ставил ей в вину. Надуманный повод, конечно.
Слава Богу, Прасковья Яковлевна эти выходки понимала и просто не обращала на них внимания.
Когда подросли дочки Бориса Павловича и Прасковьи Яковлевны, они обнаружили, что свидетельство о браке их родителей было дубликатом, выданным в 1953 году. Естественно, у девочек появились вопросы, ведь они знали, что их мама вышла замуж за отца еще до войны, в 1939 году... А тут случилось и другое происшествие — Прасковья Яковлевна отвоевала у мужа право пойти на работу и обнаружила пропажу своего диплома... Восстановить диплом не удалось и она больше не смогла работать учителем!
Все это так некстати совпало по времени... И требовало объяснений. И тут дети этих неспокойных супругов услышали миф о пожаре, якобы случившимся при немцах, в котором как раз и пропали некоторые документы... Этим мифом родители отгородились от вопросов детей... Но не было в том их объяснении убедительности, зато имели место недомолвки, порождающие сомнения в правдивости...
И еще что характерно — все документы, в том числе метрики членов семьи, всякие справки, паспорта, важные письма и пр., традиционно хранились вместе, в специальном ящичке комода. Как могло получиться, что пропали именно диплом Прасковьи Яковлевны и свидетельство о браке? Почему случилась столь подозрительная своей избирательностью пропажа? Не была ли эта пропажа увертюрой к тому взрыванию дома с домочадцами, которое затевал Борис Павлович? Или это был акт
Одним словом, Борис Павлович со всей страстью ненависти боролся с теми качествами в жене, которыми больше всего дорожил и часто пользовался, наломав дров.
Сжигать документы — это был вид мести, принятый в его родительской семье... Так его мать отомстила Жоржу, младшему сыну, — сожгла документы на новый дом, куда он не планировал ее забирать. Да еще чем-то более опасным пригрозила, так что Жорж не только не переселился в тот дом, а и достраивать его не стал! Не прикоснулся к нему даже и после смерти Александры Сергеевны. Сожжение документов на корню заморозило его идею о новом доме и до самого своего смертного часа он не вернулся к ней! Вот загадка...
Но Прасковья Яковлевна грехов не имела и не боялась поступать наперекор вредному мужу. Конечно, в чем-то она уступала ему, но и его принуждала уступать себе. Каким-то совершенно сострадательным сердцем она понимала его и прощала ему выдумки и козни. Так матери прощают вздоры неразумным детям.
С 1954 года Прасковья Яковлевна нашла свое место в общественной жизни села и до самого выхода на пенсию работала среди людей. Никогда она не вела себя как виноватый человек, наоборот — была инициатором многих важных и судьбоносных дел, в частности, постройки нового дома, выбора института для внучки и выхлопатывания для нее направления туда. Она не боялась новизны, была независимой в суждениях, смелой в решениях, последовательной и мужественной в их исполнении. И не было в ее поступках каких-то явных или возмутительных ошибок.
В интернете есть очерк по истории Славгорода, написан он уже авторами новых поколений, которые плохо помнят советский период. Тем не менее отрадно и справедливо, что в разделе о развитии торговли они в числе лучших продавцов первой назвали Николенко Прасковью Яковлевну. Кстати, это немалый почет, демонстрирующий большое количество заслуг, — возглавлять список лучших работников. Спасибо добросовестным авторам.
При этом Прасковья Яковлевна вовлекала в круг своих забот и мужа, дабы он не изобретал глуповатые каверзы да интриги и не возил по посадкам непотребных теток. Борис Павлович охотно проводил время возле Прасковьи Яковлевны, когда она работала, а он бездельничал. Он часами мог оставаться в ее магазине, рыться в книгах, изучать инструкции к мотоциклам и швейным машинкам, беседовать с покупателями о покупках. Если удавалось, он присутствовал у жены на ревизиях, помогая перекладывать учтенный товар, заносить и выносить ящики, вытирать от пыли витрины и укладывать на них пересчитанные образцы. А то еще ездил с Прасковьей Яковлевной на выездную торговлю, которая организовывалась по выходным дням. Иногда возил Прасковью Яковлевну на областную базу, где она отбирала товар для поставок в свой магазин. Когда же не мог сопровождать ее в поездках, то становился дома у плиты и готовил к ее приезду полный воскресный обед.
Он неизменно поддерживал Прасковью Яковлевну в моменты неприятностей по работе, успокаивал ее, давал хорошие советы, служил опорой. Никогда не упрекал в неудачах. Вообще умел поддерживать дружбу в семейных отношениях, делиться своими тревогами или просто новостями с работы.
Много хороших дней провел Борис Павлович с женой, читал ей вслух книги, пересказывал статьи из журналов «Наука и жизнь» и «Вокруг света», которые доставал для прочтения у своих сотрудников. Молодыми они регулярно ходили в кино, ездили в запорожские театры, участвовали в самодеятельности.