Эхо вины
Шрифт:
Он умолк. В полумраке комнаты Натан не мог отчетливо видеть лица женщины, но сразу почувствовал что-то неладное.
– Вирджиния!
Она с удивлением отметила про себя, что в его голосе звучат нотки тревоги. Можно подумать, он действительно озабочен ее состоянием, ее проблемами.
– Что случилось, Вирджиния? Вам нехорошо?
Натан вонзил в нее изучающий взгляд.
– Вы плакали, – произнес он твердо.
Вирджиния терла глаза, несмотря на то что скрыть свое состояние ей уже не удавалось.
– У меня был
– Мигрень?
– Да. У меня это бывает. И я – вот дурочка – снова приняла таблетку, когда было уже поздно. А ведь в этом деле счет порой идет на секунды.
Она изобразила на лице жалкое подобие улыбки. Натан глядел на нее с озабоченным видом.
– И часто у вас случаются такие боли?
– Как правило, на смену погоды. Завтра обещали похолодание. Может быть, это одна из причин.
– Может быть, – повторил Натан, явно не удовлетворенный таким объяснением. – Так вы разговаривали с мужем?
– Голова у меня болит вовсе не из-за этого. Мой муж тут ни при чем.
– А боли начинаются у вас снизу, с затылка?
– Да.
– Вы позволите?
Не дожидаясь ответа, Натан шагнул к дивану, встал сбоку и начал массировать Вирджинии затылок и воротниковую зону. Его сильные руки с загрубевшей кожей касались ее шеи умело и нежно. Моментально угадывая точки, которые нужно было размять, Натан надавливал на них интенсивными, но бережными движениями. Иногда ей было немного больно, но ни разу – невыносимо. Постепенно измученные спазмами мышцы Вирджинии обмякли, по ее телу стало разливаться приятное тепло.
– Вы где-то учились делать массаж? – спросила она.
– Нет. Я всего лишь доверяю своей интуиции. Ваши боли утихли хоть немного?
– Да. Мне намного лучше, – кивнула потрясенная Вирджиния.
Он продолжал разминать ей шею.
– Кажется, ваши мышцы согрелись. Отчего они у вас так напряглись, Вирджиния? Из-за чего вас всю просто скрючило судорогами?
– Говорю вам, из-за перемены погоды.
За спиной Вирджинии раздался недоверчивый смешок.
– Погода решила поменяться весьма кстати, не правда ли?
Тут он надавил ей на шею так сильно, что женщина вскрикнула.
– Ай! Больно!
– Это самая проблемная точка, – заявил Натан. – Настоящая причина ваших слез. Я нашел ее.
Теперь его рука нежно гладила то самое место, которое явилось источником пронзительной боли. Вирджиния ощутила, как по ее коже побежали мурашки: они подбирались к горлу, плясали по спине, а потом лихо скатывались с позвоночника, будто с горы. Внутри нее как будто бы распался громадный перетянутый узел, и это было не просто расслабление мышц… Нечто другое… неописуемое…
К собственному ужасу Вирджиния вдруг снова расплакалась, слезы хлынули у нее из глаз горячим неудержимым потоком.
«О боже, нет! – содрогаясь, думала она. – Только не сейчас!»
Но сдерживать слезы было уже бесполезно. Они
– Все в порядке, – бормотал он успокаивающе. – Все хорошо. Плачьте, Вирджиния. Плачьте, сколько вам хочется. Вы так давно не плакали, верно? Очень давно.
Он мягко гладил ее по голове. В этот момент в нем чувствовалась колоссальная сила, и в то же время – ошеломляющая нежность.
– Мне так… стыдно, – хватая ртом воздух, с трудом выговорила Вирджиния.
– Стыдно? Чего вам стыдиться – слез? Вот ерунда! Или… Из-за чего же вам стыдно, Вирджиния?
Подняв голову и потирая опухшие веки, она вглядывалась в лицо Натана. Из-под мокрых ресниц оно казалось таким расплывчатым.
– Майкл, – сдавленно произнесла она, в следующий момент уже жалея об этом. Зачем она назвала это имя?!
Натан продолжал ласково поглаживать ее волосы:
– Кто такой Майкл, Вирджиния?
Выскользнув из его рук, женщина вскочила и помчалась на кухню. Ей все-таки удалось в самый последний момент добежать до раковины.
Натан пошел вслед за ней. Он придерживал ей голову и откидывал назад пряди ее волос, чтобы они не запачкались.
Наконец Вирджинии полегчало. Она отошла от раковины, пошатываясь на ватных ногах, и с трудом преодолела расстояние до ближайшей табуретки. Обессилено падая на сиденье, она чувствовала непреодолимое желание рассказать про Майкла.
4
В детстве они поклялись друг другу, что поженятся, когда вырастут. Им было в то время по семь лет. Иного будущего для себя они и представить не могли, потому что были влюблены, и им казалось невозможным любить кого-то другого.
Когда им исполнилось по двенадцать, они повторили свою клятву – еще серьезнее и торжественнее, чем в прошлый раз. Родители уже сказали им: двоюродные брат и сестра не должны становиться мужем и женой. Но подростки решили, что взрослые просто строят им козни. «Что ж, – сказали они сами себе, – будем бороться!» И их любовь стала для них еще более романтичной и заманчивой.
Они мужественно готовились к тому, что приличное общество ни за что не смирится с их поступком, что родители в гневе затопают ногами и прогонят их на улицу и что нынешние знакомые – все до одного! – при встрече с ними будут переходить на другую сторону улицы.
Каждый день в самых мрачных красках дети рисовали перед собой ужасную картину, где они были изгоями и отщепенцами, и упивались своим положением. Ведь несмотря ни на что они были вместе и знали, что это навсегда. Никто и ничто не сумеет их разлучить. Их любовь – это маленький островок вечного блаженства в черном океане всеобщей враждебности.