Экипажи готовить надо
Шрифт:
Позади всех бежал Боча. Грузный, он шел тяжело, пыхтел, и, как выстрелы, хряпали у него под ногами валежины.
Огонек вдруг исчез, но все знали - там он, прямо по ходу, не видать потому, что спустились с высотки. Склона, между тем, уже не чувствовалось, ровно стало, травянисто, сыро, еще десяток шагов, и под ногами захлюпало.
– Свет!
– прохрипел Юрка.
Пять фонарей один за другим выстрелили далеко вперед пятью конусами света, и насколько они достали, была… осока, косматые кочки, окна ржавой воды. Тревожно пискнул куличок; рядом, справа, что-то зашуршало, зачавкала вроде бы грязь… Это мигом сдвинуло их поплотнее, лучи метнулись туда, где зашуршало, но там никого не
– А раз, знаете, вот так же вот… - вытаращив глаза, прошептал Боря Анохин.
Все поняли: враль сейчас нагонит страху.
– Враль! Ни звука!
– строго сказал командир и взял у Севы карту.
– Завал! Болото… вот оно и здесь, на карте… Эх, дурачье, дурачье, надо же было наверху еще взглянуть!
– казнил себя Юрка.
– Вот так бы и шли…
– А теперь… вокруг если, - прикинул Витя Небратов, - будет крюку километра два, а то и три.
Сева Цвелев сопел, склонив голову набок, думал.
– Фу, - пробасил флегматично, - болото… Не лазили, что ли? Только бы сушины найти… выломаем альпенштоки и - пошел!
– С понятием!
– подумав, одобрил Юрка.
Кочки гнулись под ногами, уходили в вонючую жижу. А потому - быстрей, быстрей, с кочки на кочку, с кочки на кочку, окна обходи стороной, ухнешь - беда. Внизу, под водой, вязкая ледяного холода тина. Еще прыжок, еще, а пока летишь, наметь следующую кочку. Нога толкнулась, и сразу мысль - вон та побольше, полохмаче, на нее, значит! Прыжок, толчок, прыжок, толчок, вперед, вперед!
Но все реже и реже становятся кочки, все сильнее надобен толчок, все затяжнее перелет, все дольше торчишь на месте, выбирая глазами - куда?
Ухнул Гена Муханов, не долетев. Ухнул, и его руку вместе с фонарем поглотила хлябь. Все замерли на своих кочках, балансируя руками, чтоб удержаться, минута прошла в растерянности.
– Шесты ему, шесты бросай!
– приказал Юрка.
– Мухолов, хватайся за шесты.
Два шеста плюхнулись рядом с Геной, он уцепился за них, потом лег на них и, обняв руками кочку, стал выползать. Глаза у него были круглые, лицо белое. Вылез. Тина ошметками сваливалась с него и шлепалась рядом.
Осталось три шеста и лишь четыре фонаря. Юрка подыскивал слова, чтобы ободрить команду, так всегда делал вожатый… но дрогнувшим голосом пробормотал что-то несуразное:
– Ничего, мужики. Дави, холера ее возьми!
– Дави, мужики!
– чему-то обрадовался художник Витя.
И снова запрыгали все пятеро, как кенгуру, как прыгуны с шестом, как диковинной величины кузнечики; и заметались по болоту четыре световых луча.
Боча ухнул основательно. Как подстреленный лось. Вокруг него заклокотало и запузырилось. У Юрки екнуло внутри.
– Боча!
– заорал он, обернувшись.
– Фонарь-то вверх держи, фонарь!
И, подпрыгав ближе, подал Севе шест. То же сделал и Витя Небратов.
Зажав фонарь в зубах, Сева что-то мычал, вращая глазами.
– Да что же мы… вот турки!
– догадался наконец Ширяев и закричал: - Небрат, куда ты тянешь? В другую-то сторону, балда балдой! Так мы до утра не вытащим: я - к себе, ты - к себе! Боча, отпусти его шест!
Боча разжал пальцы, Витя Небратов покачнулся и, как стоял, так и ушел во мрак спиной вперед. Страх зашевелился у Юрки под рубахой и на затылке. Кочка под ногами гнулась, вода давно уже была в кедах, добиралась до колен.
И тогда-то Юрку охватила ярость. Как бывало в уличной драке, он сжал зубы и, извиваясь всем телом, рванулся к соседней кочке. И перелез. И устоял. Обретя равновесие, потянул за шест что было силы.
– Врешь, чертово болото, врешь, собака, - шептал он сквозь подступающие слезы.
Боча, ворочаясь, как бегемот,
Юрка вытер рукавом лицо, вспомнил про Небратова, направил свет фонаря туда, где по его расчетам плюхнулся художник, но там никого не было. У Юрки стукнули зубы. Он еще пошарил фонарем вокруг и направил его вперед. И - что такое? Три болотных духа лежали животами на осоке и… хохотали.
– Вы чего?
– испуганно спросил Юрка.
– Ох-ха-ха-ох!
– умирал Гена Муханов.
– Нелегкая это работа - Бочу тащить из болота! А, Юр!
– Тунеядцы!
– заржал и Юрка.
Шлепая ногами теперь уже опять по осоке, друзья забормотали нестройным хором:
И никогда мы не умрем, пока
Качаются светила над снастями!
Из-под ног у них шарахались болотные жабы.
Глава 39
Анну Петровну попросили быть судьей соревнований, и она дала свое согласие. Теперь сидела у костра и смотрела на огонь. Пламя выплескивалось из сухих валежин, жаркими рыжими волнами текло вверх, а изодравшись в клочья о тьму, пропадало. Постепенно хворост сгорал, и плеск огня становился прерывистым, пламя начинало подрагивать как бы от страха исчезнуть, а в лад с ним подрагивали, и тоже вроде испуганно, тени от деревьев и кустов, что обступили лужайку со всех сторон.
Неподалеку от костра, завернувшись в одеяло, спит старший вожатый. И странно Анне Петровне все это: и что ночь, что лес страшенный вокруг, и то, что сидит она, Анна Петровна, у огня и ждет пионеров, которые якобы ищут по компасу ее костер…
Вообще этим летом ощущение странности своего положения приходит к ней часто. Даже привыкать она начинает, наверное. Вот и не страшно вроде, какая-то беспечность появилась, что ли?..
Анна Петровна рассмеялась и покосилась на старшего - проснется еще. Сидит, скажет, одна и похохатывает.
Подбросив хорошую сухую ветку из огромной кучи хвороста, который они вдвоем насобирали, Анна Петровна поглядела на часы и здорово засомневалась, что сюда, к этому костру, кто-нибудь придет в такую темень. Хотя у Ивана Ильича была уверенность…
Мысли Анны Петровны возвратились к разговору с Юрием Павловичем, который они только что вели. Разговор был о лагерных делах, о том, что не перегибает ли-де Иван Ильич палку, давая пионерам такие нагрузки. Не крайность ли это?
– Понимаете, Анна Петровна, Иван - человек дела. Вот он и пионеров заставляет: плавай, лазь, карабкайся, коси, пили, плети, ищи. Возьмем два простых примера… Баба-яга, фу, то бишь, Вера Фетисова говорит своим пионерам: перед вами, дети, береза… А Иван: ну-ка, скажем, Петя, определи на глаз, а потом проверь шагами расстояние вон до той березы… Чувствуете разницу? Петя обязательно запомнит дерево, до которого он замерял расстояние. Как же не запомнит, когда с него, с Пети, может быть, семь потов сошло, пока он точно замерил расстояние? Это, мне кажется, далеко не пустяки. Мы сейчас ужасаемся, что за дети пошли, что за молодежь пошла! Я далеко не уверен, что нашел корень зла, но мне кажется, он именно в этом, в отсутствии, ну, действенного, что ли, воспитания… Навязшая в зубах аксиома, что человек воспитывается в труде, в действии… она, по-моему, стала чистой теорией… Вот и вырастают люди, много знающие, все понимающие, но… в руках у них нет этого самого преобразовательского зуда, что ли… За примером далеко ходить не надо. Я сам. Меня с детства напихивали всевозможной информацией, старались в поте лица, чтобы их чадо знало больше всех, разбиралось во всем… А вот приучить, чтобы у этого чада руки чесались утюг починить, пыль вытереть… так нет ведь!