Ельцин
Шрифт:
Как показывали опросы общественного мнения, в конце мая уровень поддержки Ельцина снизился, потом снова вырос. Свой небольшой рекламный бюджет Ельцин приберег для последнего этапа. В день голосования 12 июня его электоральная махина получила 45 552 041 голос, то есть 59 % действительных бюллетеней. Рыжков набрал 18 % голосов, а Жириновский — 8 %. Больше всего голосов Ельцину принесли Урал, Москва, Ленинград (который уже собирались переименовать в Санкт-Петербург), Поволжье и урбанизированные части Центральной России и Сибири. Наихудшие результаты показал «красный пояс» — коммунистически настроенные регионы, расположенные южнее Москвы [716] . Как и предсказывал Анатолий Лукьянов, Ельцин подтвердил свою власть, не побоявшись спросить у народа, и его поведение резко отличалось от поведения Горбачева в 1990 году, который испугался такого испытания и предпочел быть избранным Съездом народных депутатов. Один поклонник Ельцина сказал Горбачеву, что тот слишком робок, чтобы пытаться получить мандат доверия от общества. Ельцин рискнул и может считать себя избранным «не закулисным путем, за спиной народа, а… от народа». Если советские руководители продолжат свои нападки на Ельцина, их действия снова бумерангом ударят по ним самим: «Действия обанкротившейся верхушки против Ельцина всегда давали противоположные результаты. Они вызывали гневное возмущение народа, повышали его авторитет» [717] .
716
О
717
Алексей Емельянов, в книге: Доброхотов Л. Горбачев — Ельцин. С. 339.
Торжественная инаугурация в Кремлевском дворце съездов состоялась 10 июля. В первом ряду по указанию Ельцина посадили православного священника, раввина и муллу, чтобы показать телезрителям, что в его России приветствуются широкие взгляды. В начале церемонии выступили Патриарх Московский и всея Руси Алексий II и народный депутат РСФСР, ленинградский актер Олег Басилашвили. Затем Ельцин, положив левую руку на текст российской конституции, а правую прижав к сердцу, принес присягу на пятилетний президентский срок. Задача президента, сказал он, в том, чтобы ввести Россию в мировое сообщество как «процветающее, демократическое, миролюбивое, правовое и суверенное государство». В то же время Ельцин попытался слегка снизить ожидания граждан: «Президент не Бог, не новый монарх, не всемогущий чудотворец, он — гражданин» [718] .
718
Мы можем быть твердо уверены: Россия возродится // Известия. 1991. 10 июля.
Шахназарову Горбачев посетовал, что ему пришлось отговаривать Ельцина от прямой трансляции церемонии на огромном экране, установленном на Красной площади, от салюта из 24 орудий и от намерения принимать присягу на Библии, как американские президенты. Президент СССР прибыл поздно, речь произнес короткую. Виновник торжества отреагировал аналогичным образом: когда Горбачев протянул ему руку, Ельцин сделал несколько шагов вперед и остановился, вынудив Горбачева самому идти к нему для рукопожатия. Горбачев, у которого ельцинские амбиции, как обычно, вызвали краску гнева, теперь по-иному воспринял его деловую хватку. «Какие амбиции… и простодушная жажда скипетра, — говорил он Шахназарову. — Как это совмещается с политическим чутьем, ума не приложу. Однако, черт знает, может быть, именно в этом секрет, почему ему все прощается. Царь и должен вести себя по-царски. А я вот не умею» [719] . После инаугурации Горбачев распорядился выделить Ельцину кабинет в Кремле. Кабинет находился в здании № 14, расположенном напротив здания № 1, где находился кабинет Горбачева. Разделяла их только мощенная булыжником площадь [720] .
719
Филатов C. Совершенно несекретно. С. 84–87; Батурин Ю. и др. Эпоха Ельцина. С. 122; Шахназаров Г. С вождями и без них. С. 377.
720
Из двух основных административных зданий в Кремле здание № 14, построенное в 1930-х годах, после того как Сталин стер с лица земли мужской и женский монастыри и маленький дворец, чтобы освободить для него место, было гораздо более скромным, хотя кабинет Брежнева находился именно здесь. В здании № 1, законченном в 1790 году, до 1917 года размещался Правительствующий Сенат империи, а после революции оно в основном принадлежало Совету министров СССР.
Если в 1990 году Горбачев был настроен против реформ, то весной 1991 года маятник качнулся в обратную сторону. Опасаясь, что Съезд народных депутатов СССР и ЦК партии перестанут его поддерживать, что республики заключат соглашение по собственной инициативе и что усилится народное недовольство ростом цен, он возобновил усилия по объединению республик в рамках нового союзного договора. Переговоры «Девять плюс Один» (девять республик и советское правительство), проходившие в государственной резиденции Ново-Огарево, построенной для советского премьер-министра 1950-х годов Георгия Маленкова, длились с 23 апреля до конца июля и превратились в еще одно ожесточенное сражение Горбачева с Ельциным. Горбачев видел будущую страну федерацией, в которой центральная власть сохраняла бы как можно больше полномочий [721] . С чувством понятной грусти Ельцин думал, что Советский Союз, созданный Лениным и Сталиным, обречен. «Я русский, — говорил он французскому ученому русского происхождения в Страсбурге, — и меня не радует идея краха империи. Для меня это Россия, это российская история. Но я знаю, что наступает конец… Единственный путь [вперед] — это избавляться от империи как можно быстрее или смириться с происходящим» [722] . Он имел в виду трансформацию СССР в конфедерацию (хотя по-прежнему говорил о «федерации»), в которой Россия и другие суверенные республики контролировали бы все налогообложение и природные ресурсы, а отдельные функции (национальная безопасность, железные дороги, электроснабжение и атомная энергия) делегировали бы центральной власти, которая отчитывалась бы перед республиками по каждой строке бюджета. Словесная баталия между Ельциным и Горбачевым, случившаяся 24 мая, высветила разногласия относительно принципов наполнения федерального бюджета — основы основ финансового «здоровья» правительства:
721
Сначала Горбачев пытался составить новый союзный договор, ведя переговоры в рамках структур СССР. Когда в апреле он начал вести переговоры непосредственно с союзными республиками, это стало знаком того, насколько сильно ослабели его позиции, и сделало его уязвимым для давления по целой последовательности проблем. Roeder P. G. Where Nation-States Come From: Institutional Change in the Age of Nationalism. Princeton: Princeton University Press, 2007. P. 178–180.
722
Интервью Каррер д’Энкоссе. Пересмотрев результаты межреспубликанских переговоров, проведенных предыдущей зимой, и ожидая, что соглашение в декабре 1991 года не будет подписано, Ельцин специально обсуждал с Каррер д’Энкоссе возможность создания добровольного «содружества» трех славянских республик — России, Украины и Беларуси.
Ельцин: О налогах… В союзный бюджет мы перечисляем фиксированную сумму по программам, которые осуществляются или совместно, или Союзом, в том числе для республик. По расчету, а не по проценту. Только так…
Горбачев: Нет, подожди. Под программу. А под постоянные функции? Армия, фундаментальные исследования…
Ельцин: А имеется в виду и армия тоже. Мы будем смотреть, так сказать. Раскройте нам, пожалуйста, весь…
Горбачев: Борис Николаевич! Тогда у нас федерации нет.
Ельцин: Мы собираем в один банк и отдаем вам…
Горбачев: Нет, нет… Необходим федеральный налог.
Ельцин:
Горбачев: Тогда федерации нет.
Ельцин: Почему? Почему?
Горбачев: Нет федерации.
Ельцин: Это федерация.
Горбачев: Нам нужен федеральный налог… Вы хотите по всем вопросам ставить нас на колени.
Ельцин: Вы нас на колени хотите поставить [723] .
723
Батурин Ю. и др. Эпоха Ельцина. С. 135, 137.
Горбачев уступил в вопросе налогообложения после того, как он пригрозил выйти из переговоров «Девять плюс Один», а Ельцин разоблачил его блеф. «Не доводите нас до того, — в частной беседе предостерег Ельцин Горбачева, — чтобы мы решили этот вопрос без вас» [724] . Чтобы повысить свободу России и подорвать влияние КПСС, 20 июля Ельцин издал указ о ликвидации первичных организаций любой партийной принадлежности в учреждениях и органах государственного управления на территории РСФСР. Воспрепятствовать этому Горбачев, по всей видимости, был не в состоянии.
724
Болдин В. И. Крушение пьедестала: штрихи к портрету М. С. Горбачева. М.: Республика, 1995. С. 403.
23 июля рабочая группа в Ново-Огареве парафировала договор по созданию Союза Суверенных Государств; 15 августа он был опубликован, а его подписание назначили на 20 августа. В черновике была учтена точка зрения России на налогообложение и распоряжение природными ресурсами, а также на положение автономных республик в составе РСФСР (они могли подписывать договор только в качестве подразделений России). За Центром сохранялось право объявлять войну и руководить армией, хотя все вопросы внешней политики и государственной безопасности относились к совместной юрисдикции. В знак признания нового международного статуса России президент Буш, приехавший в Москву, чтобы встретиться с Горбачевым, 30 июля посетил Ельцина в его новом кремлевском кабинете. После встречи Ельцин расхвалил союзный договор и указ от 20 июля перед советскими и иностранными журналистами. На официальном ужине в Кремле он безуспешно пытался переиграть Горбачева, сразу направившись к Барбаре Буш и проводив ее к столу. Горбачев пишет о недовольстве Ельцина тем, что его не посадили за главный стол на ужине в резиденции американского посла Спасо-Хаус, и о том, как он настаивал на беседе с Джорджем Бушем [725] . Накануне вечером Горбачев, Ельцин и президент Казахстана Нурсултан Назарбаев встретились в Ново-Огареве и договорились, что после подписания договора Назарбаев сменит Павлова на посту главы советского правительства; пост вице-президента предполагалось отменить; ожидалось, что полетят и другие головы, в том числе и Владимира Крючкова, руководителя КГБ, — чье ведомство и подслушало этот ночной разговор. Ельцин предупредил Горбачева о том, что у стен есть уши. Горбачев ему не поверил, но в мемуарах признал, что Ельцин оказался прав [726] .
725
См.: Beschloss M. R., Talbott S. At the Highest Levels: The Inside Story of the End of the Cold War. Boston: Little, Brown, 1993. P. 412–13; Stewart G. E. SIC TRANSIT. P. 361–362; Горбачев М. Жизнь и реформы. М.: Новости, 1995. Т. 2. С. 308.
726
Ельцин Б. Записки президента. М.: Огонек, 1994. С. 54–56; Горбачев М. Жизнь и реформы. Т. 2. С. 556–557.
Непродуманный государственный переворот 19–21 августа 1991 года, организованный консерваторами, с которыми Горбачев в 1990–1991 годах вступил в союз, и предвосхитивший подписание союзного договора, вчистую выбил почву из-под ног Горбачева, КПСС и советского государства. Заточив Горбачева в его летней резиденции в Форосе, восемь руководителей путча ввели в Москву войска (около 750 танков и БМП), объявили Геннадия Янаева исполняющим обязанности президента и сформировали Государственный комитет по чрезвычайному положению, которое они провозгласили на срок в полгода. Как пишет Ельцин в «Записках президента», ГКЧП был командой весьма пестрой: «В ГКЧП не было лидера. Не было авторитетного человека, чье мнение становилось бы лозунгом и сигналом к действию» [727] . Премьер-министр Павлов в трудные минуты прикладывался к бутылке; председатель КГБ Крючков предпочитал дергать за ниточки, оставаясь за сценой; смертельно бледный вице-президент Янаев, выступая по телевидению, не мог сдержать нервной дрожи. Другие члены ГКЧП входили в партийное руководство или представляли военно-промышленный и аграрный комплексы.
727
Ельцин Б. Записки президента. С. 96.
Больше всего недалекие заговорщики недооценили прирожденного лидера — Президента России. Они много рассуждали о Горбачеве, но совершенно не подумали о Ельцине и о российском правительстве. В феврале 1991 года, после того как Ельцин потребовал, чтобы Горбачев ушел в отставку, к журналисту Павлу Вощанову, в 1989 году сопровождавшему Ельцина в США, обратился полковник КГБ и попросил устроить встречу с Ельциным, чтобы обсудить совместные с Янаевым действия по «спасению страны». Вощанов передал это предложение Ельцину, и тот ответил: «Посмотрите, что они будут делать, но с этой шантрапой на какие-то контакты мы не пойдем» [728] . Тот же вопрос был поднят 7 или 8 августа во время разговора Крючкова и члена Политбюро, первого секретаря Московского горкома КПСС Юрия Прокофьева, который на пленуме в ноябре 1987 года выступил с обличительной речью в адрес Ельцина, а впоследствии поддержал ГКЧП. Прокофьев настаивал, что к Ельцину нужно относиться иначе: «Сейчас главное — не Горбачев, поскольку Михаил Сергеевич уже потерял авторитет, а Ельцин. Он популярен, и народ его поддерживает. Это фигура, от которой зависит решение проблемы». Будучи уверен, что ельцинские авторитарные наклонности и его враждебность по отношению к Горбачеву позволят им вить из него веревки, Крючков «высказался примерно так: с Ельциным мы договоримся, решим эту проблему без каких-либо мер» [729] .
728
Вощанов, интервью в документальном фильме «Президент всея Руси» Евгения Киселева (1999–2000) (экземпляр предоставлен Е. Киселевым) в 4 частях, часть 3. Горбачев пишет об этом в мемуарах (Горбачев М. Жизнь и реформы. Т. 2. С. 555) и критикует Ельцина за то, что тот не сказал ему: «Наверное, оставлял про запас, вдруг еще пригодится».
729
Прокофьев Ю. До и после запрета КПСС. С. 244. Хорошо информированные москвичи говорили мне, что были уверены в том, что Крючков и заговорщики посвятили Ельцина в свой план. Но никаких доказательств тому нет. Руслан Хасбулатов, который в то время был исполняющим обязанности спикера российского парламента, а потом превратился в злейшего врага Ельцина, одним из первых встретился с ним утром 19 августа и «застал его обрюзгшим, растерянным», что могло означать лишь одно — путч стал для него неожиданностью. Хасбулатов Р. И. Великая Российская трагедия. В 2 т. М.: СИМС, 1994. Т. 1. С. 161.