Ельцин
Шрифт:
В ноябре 1990 года Ельцин посетил Киев, где он выступал перед парламентом и на равных общался с украинскими официальными лицами. 19 ноября Ельцин и его партнер по переговорам Леонид Кравчук подписали договор о сотрудничестве на ближайшие десять лет. По договору признавались существующие границы, что закрепляло права Украины на Крымский полуостров, в 1954 году выведенный Хрущевым из состава РСФСР и переданный Украине. В Крыму, населенном преимущественно русскоговорящими, была расположена база Черноморского флота СССР. По словам известного националиста Вячеслава Чорновила, Ельцин «привнес в переговоры очень конструктивную ноту», поддержав перспективу большей автономии Украины от Москвы без разрыва тесных связей с Россией [703] . Через месяц Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан (пятая и четвертая по значимости союзные республики) сформировали «совет четырех» и начали работать над собственным договором в противовес горбачевскому. В январе 1991 года советские войска устроили показательное подавление протестных выступлений в Литве и Латвии. В перестрелках возле телевизионных башен в Вильнюсе и в Риге погибло двадцать человек. Озабоченный тем, что подобные действия пагубно скажутся на демократизации, Ельцин сурово их осудил и обратился к русским солдатам в прибалтийских гарнизонах с призывом не совершать «неправильных шагов». Анатолий Черняев в сохранившемся у него черновике письма Горбачеву пеняет ему: «Вы начали процесс возвращения страны в цивилизацию, но он уперся в Вашу же установку о „едином и неделимом“. Мне и другим Вашим товарищам Вы не раз говорили, что русские никому не простят „развала империи“. А вот Ельцин от имени России это нахально делает. И мало кто из русских против этого протестует» [704] . 19 февраля Ельцин впервые заговорил публично об отставке Горбачева. Горбачев же сказал помощникам, что «песенка Ельцина спета» и что время работает против него [705] .
703
Чорновил В. Ельцин внес очень конструктивный момент в политическую реальность Украины // За вильну Украину (украиноязычная газета, Львов). 1990. 23 ноября. Ссылка предоставлена Романом Шпорлуком. Несмотря на полное признание границ, Чорновил говорил, что отношение Ельцина к проблеме Крыма вызывало у него беспокойство.
704
Черняев А. С. 1991 год. С. 76.
705
Брутенц К. Несбывшееся: неравнодушные заметки о перестройке. М.: Международные отношения, 2005. С. 108.
Еще одна проблема была связана с правом России действовать на внешнеполитической арене. Госсекретарь США Джеймс Бейкер, находившийся в Москве 14–16 марта 1991 года, отказался встретиться с Ельциным частным образом, после чего Ельцин отклонил приглашение на званый обед в посольстве. Посол Джек Мэтлок счел его поведение «мелочным и обреченным на провал» [706] . В середине апреля Ельцина довольно холодно принимали в Европейском парламенте в Страсбурге, откуда он уехал через несколько дней; не смог он добиться и того, чтобы президент Франсуа Миттеран встретился с ним в Елисейском дворце [707] . После визита во Францию Ельцин снова штурмовал США. Через Мэтлока он сообщил о своем желании повторно посетить Вашингтон и быть должным образом принятым президентом. В Америку он отправился незадолго до принятия присяги на посту российского президента, но всего лишь по приглашению сенаторов Роберта Доула и Джорджа Митчелла, а вовсе не президента Буша. Принимая Ельцина в Розовом саду 20 июня, Буш всячески подчеркивал свои отношения с советским правительством и упоминал Горбачева чаще, чем Ельцина. Страсбург и Вашингтон напомнили о том, «что Запад смотрит только на Горбачева» [708] .
706
Matlock J. F., Jr. Autopsy on an Empire. N. Y.: Random House, 1995. P. 488.
707
В Страсбург Ельцина пригласила парижская организация «Международный политический форум», связанная с христианско-демократическими партиями Европы. Когда он приехал в аэропорт, то ошибочно решил, что официальные лица, которые прибыли встречать другого человека, встречают именно его. Мэр города, Кэтрин Траутман, поняла, в чем дело, и на следующий день организовала ужин с местными чиновниками и бизнесменами. «Достойное поведение Ельцина произвело впечатление на этих людей». Когда стало ясно, что Ельцину не позволят принять участие в ассамблее, он покинул Страсбург. Элен Каррер д’Энкоссе, французский ученый и парламентарий, интервью с автором, 11 сентября 2007.
708
Morrison J. Boris Yeltsin: From Bolshevik to Democrat. N. Y.: Dutton, 1991. P. 252.
Это было верно относительно большинства западных лидеров, но не всех: Маргарет Тэтчер стала искренней поклонницей Ельцина с первой их встречи, и ее преемник, Джон Мейджор, разделял ее точку зрения. К ним присоединился Ричард Никсон, 37-й президент США. Никсон приехал в Москву сразу после Бейкера и встретился с Ельциным. Сотрудники неверно проинформировали Ельцина о семейной истории его гостя — сказали, что дед Никсона некоторое время жил в Екатеринбурге, в то время как на самом деле дед Никсона никогда не выезжал за пределы Соединенных Штатов. Фразу Ельцина Никсон выслушал спокойно, промолчал, а потом перешел к обсуждению текущей политической ситуации [709] . Никсону, который обсуждал будущее коммунизма и капитализма еще в июле 1959 года во время прославленных «кухонных дебатов» с Никитой Хрущевым, увиденное и услышанное в 1991 году понравилось. Вернувшись в Нью-Джерси, он сказал помощнице, что поездка в Россию преподнесла ему один сюрприз. «Какой же?» — спросила она.
709
Simes D. K. After the Collapse: Russia Seeks Its Place as a Great Power. N. Y.: Simon and Schuster, 1999. P. 89.
Никсон поднял палец: «Одно слово — Ельцин».
Прошло несколько долгих минут, прежде чем он продолжил: «Черт побери этих репортеров! Их послушать, так можно подумать, что Ельцин — некомпетентный, бесчестный дурак. Единственная причина, по которой журналисты так ужасно к нему относятся, — это его острые углы. В нем нет горбачевского лоска и утонченности». Никсона слегка передернуло, поскольку это описание в такой же степени относилось к нему самому. «Он работает и вдохновляет людей, несмотря на то, что пишет о нем западная пресса».
Неповиновение Ельцина напоминало Никсону его самого. «Этот парень обладает огромной политической привлекательностью. Он обладает потенциалом великого революционера. Он умеет заряжать людей и перетягивает на свою сторону даже молчаливое большинство, — сказал Никсон, делая параллель еще более явной. — Он — очень прямой человек. Он смотрит вам прямо в глаза и абсолютно убежден, что у коммунизма больше нет будущего. Для Соединенных Штатов Ельцин однозначно полезнее, чем Горбачев. Но я не думаю, что он хочет получить его работу».
«Вы хотите сказать, что он не хочет возглавить Советский Союз, а хочет руководить независимой Россией?»
«Верно, потому что он знает, что у Советского Союза нет будущего. Никакого… Если будущее есть у России, то это Ельцин» [710] .
710
Crowley M. Nixon in Winter. N. Y.: Random House, 1998. P. 43. Другому помощнику Никсон говорил (Simes D. K. After the Collapse. Р. 89), что Горбачева можно было бы назвать «Уолл-стрит», а Ельцина — «Мэйн-стрит». В последней своей книге (Beyond Peace. N. Y.: Random House, 1994. Р. 45) Никсон писал, что Горбачев лучше подходил для «салонов», а Ельцин — для «общих комнат».
Об этом Никсон говорил на встрече с президентом Бушем и в своих интервью, а также не раз писал в статьях.
Во время июньского визита Ельцина в Вашингтон американцы получили возможность оценить его способность сразу переходить к главному. На одном ужине он начал произносить подготовленную речь, но через две минуты передал текст переводчику, чтобы тот прочел ее по-английски. «Это вдвое сократило время выступления, и, когда оно кончилось, присутствующие устроили ему восторженную овацию стоя» [711] . Штатные аналитики американской разведки с этого момента начали относиться к Ельцину с уважением. В секретном отчете, распространенном среди государственных учреждений 1 июня советским отделом Центрального разведывательного управления, утверждалось, что правительство и пресса уделяют слишком много внимания выходкам Ельцина, его сильному желанию власти, отношениям с Горбачевым и тактике — «его сказочная персона и выдающаяся политическая одиссея к этому располагают». Но подобная картина является далеко не полной, и настало время признать это. «В противовес стереотипу, у Ельцина есть цели, которые он настойчиво преследует, и стратегия их достижения. Это очень важно не только потому, что цели определяют его действия, но еще и потому, что они в общих чертах отражают российскую демократическую альтернативу имперскому авторитаризму традиционалистов». Особое впечатление на аналитиков ЦРУ произвела способность Ельцина поддерживать движение к переменам в советском обществе и его «тонкое восприятие взаимозависимости целей» [712] .
711
Quayle D. Standing Firm: A Vice-Presidential Memoir. N. Y.: Harper-Collins, 1994. P. 171.
712
CIA, Directorate of Intelligence. Yeltsin’s Political Objectives / SOV 91–10026X, June 1991. Р. 1, 7; рассекреченный вариант, найден на сайтеВ отчете говорилось о том, что Ельцин осознает многоступенчатую взаимосвязь целей и анализа. Он, например, понимал, что «никто не сможет обеспечить процветание России без а) избавления от имперского груза, б) рыночных реформ в экономике и в) сокращения военных расходов». Он сознавал также, что «невозможно построить рыночную экономику, если а) не избавиться от сталинской системы и не создать климат легальности, б) не урезать военно-промышленный комплекс, в) мирным образом не решить социальные проблемы и г) не начать экономическое сотрудничество с Западом». Ему было ясно, что «невозможно решить социальные проблемы мирным образом, а) не устранив тоталитарные структуры, б) не решив национальные конфликты и в) не улучшив условия жизни».
Свое положение в парламенте Ельцин рассматривал как ступеньку к российскому президентству. Большинство его соратников были более заинтересованы в законодательной деятельности и принимали менее активное участие в политике в отношении советского Центра. Даже Владимир Исаков, председатель Совета Республики (одной из двух палат российского Верховного Совета), профессор юриспруденции из Свердловска, политический центрист, был обеспокоен склонностью Ельцина действовать в одиночку. Ельцин выслушивал советы, в принципе соглашался, а потом поступал так, «словно разговора никогда не было» [713] . В феврале — марте 1991 года взаимная вежливость в группе исчезла, и бурные сессии Верховного Совета и съезда сопровождались проельцинскими уличными демонстрациями, в которых принимало участие до 300 тысяч человек. К местам демонстраций стягивались солдаты и милиция. Спасение Ельцина заключалось в том, чтобы заставить законодателей вынести вопрос об учреждении поста президента на всесоюзный референдум, который 17 марта должен был определить будущее СССР. 70 % российских участников высказались за сохранение союза, и 71 % поддержал идею прямых выборов Президента России. Пройдя по самой грани, Ельцин убедил парламент назначить выборы на 12 июня, годовщину принятия декларации о суверенитете, еще до того, как были согласованы президентские полномочия, что предстояло сделать 24 мая, всего за три недели до выборов. Фракция «Коммунисты за демократию», возглавляемая усатым героем афганской войны, летчиком-полковником Александром Руцким, обеспечила необходимое количество голосов.
713
Владимир Исаков, интервью с автором, 4 июня 2001. См. также: Исаков В. Б. Председатель Совета Республики: парламентские дневники, 1990–1991. М.: Палея, 1996.
По предложению Людмилы Пихоя, Ельцин выдвинул Руцкого на должность вице-президента, а два члена «Демократической России» и МДГ, Гавриил Попов и Анатолий Собчак, параллельно вели борьбу за новоучрежденные посты мэров Москвы и Ленинграда. Руководство предвыборной кампанией Ельцина было поручено Геннадию Бурбулису, представительному преподавателю диалектического материализма из Свердловска (родился он в Первоуральске), вошедшему в окружение Ельцина в 1990 году и надеявшемуся стать вице-президентом. 13 мая в эфире впервые появились программы Российского телевидения — одна из первых ласточек завоеванного суверенитета.
Из пяти кандидатов, боровшихся с Ельциным во время его третьих протестных выборов за два года, серьезным соперником был только бывший советский премьер Николай Рыжков, которого выдвинули российские коммунисты. У бровастого лидера новой Компартии РСФСР, Ивана Полозкова, не было ни малейших шансов, и в августе он ушел в отставку. Ельцин уклонился от дебатов с участием всех кандидатов и дважды уезжал из Москвы, формально по парламентским делам, тем самым заявляя о себе как о государственном деятеле, которого не волнует предвыборная возня. Если верить Владимиру Жириновскому, болтливому русскому националисту, занявшему третье место, то помощники Горбачева, работавшие через КГБ, предложили ему посетить те же города, где побывал Ельцин, и выделили 3 млн рублей (около 2 млн долларов) его кандидату в вице-президенты, Андрею Завидии, чтобы обеспечить сотрудничество Жириновского. Но Завидия, как утверждает Жириновский, не стал вовлекать его в эту игру и присвоил 90 % денег, а тот плана своей поездки не изменил [714] .
714
Владимир Жириновский, интервью с автором, 22 января 2002. О роли КГБ и КПС. в формировании партии Жириновского и ее финансировании см.: Яковлев А. Сумерки. М.: Материк, 2003. С. 574–575.
Как и в 1989 и 1990 годах, на Ельцина работала целая армия демократов-любителей. Отчасти координируемые группой, сосредоточенной вокруг Ельцина, и «Демократической Россией», они печатали и фотокопировали материалы, распространяли их на станциях московского метро и даже ходили по домам. Пожилые учителя ездили на электричках по Московской области и разбрасывали листовки в поддержку Ельцина из окон. Председатель профсоюза пилотов «Аэрофлота» Анатолий Кочур убедил экипажи перевозить ельцинские материалы в грузовых отсеках и передавать активистам на местах. Основной лозунг кампании звучал так: «Народного депутата в народные президенты!» Более всего сторонников Ельцина беспокоила возможность того, что он не наберет большинство голосов в первом же туре, а во втором проиграет кандидату, выбранному по принципу «кто угодно, лишь бы не Ельцин».
Ельцинская кампания была направлена против Горбачева и КПСС, а не против Рыжкова или Жириновского. В обличительном интервью, показанном по центральному телевидению, Ельцин привел в пример успокаивающие выступления Горбачева за последние недели, назвав их доказательством того, что коммунизм, который сделал из советских граждан подопытных морских свинок в своем нелепом эксперименте, доживает последние дни:
«Примерно месяц назад он [Горбачев] всюду твердил, что выступает только за социализм, только за социализм, и у нас нет другого пути. Более семидесяти лет мы маршировали к светлому будущему, и как [он говорит], мы будем идти дальше и как-нибудь дойдем. Нашей стране не повезло… В самом деле, этот марксистский эксперимент решили поставить на нас — судьба нас к нему толкнула. Вместо какой-нибудь африканской страны стали экспериментировать с нами. Кончилось тем, что мы доказали нежизнеспособность этой идеи. Нас просто столкнули с пути, по которому шли цивилизованные страны мира. И это сказывается сейчас, когда сорок процентов народа живет за чертой бедности, и хуже того, в постоянном унижении, когда приходится получать продукты по талонам. Это постоянное унижение, ежечасное напоминание, что ты раб в своей стране» [715] .
715
Yeltsin Gives Speech in Moscow / FBIS-SOV-91–106. 1991. June 3. P. 75.