Ельцын в Аду
Шрифт:
Из художников первым придал мне «ужасную красоту» Спинелло Аретинский. В «Страшном суде» Микельанджело демоны уже мало чем отличаются от грешников: художник достигает в них впечатления не внешним безобразием, но ужасною экспрессией внутренних страстей. Демоны Мильтона в «Потерянном рае» сохранили и после падения немалую долю прежней своей красоты и величия. Однако злые духи в стихах Торквато Тассо, наиболее народного из четырех великих классических поэтов средневековой Италии, имеют чудовищные и ужасные формы и воспроизводят все страшные призраки античной мифологии.
Восемнадцатый век, погасивший костры ведьм и обративший повелителя зла в философскую идею, увенчанную, после многих второстепенных немецких «Фаустов», гениальным синтезом в «Фаусте» Гете, окончательно очеловечил Сатану. А протестующий романтизм XIX века усилиями Байрона, Альфреда де Виньи, Лермонтова и других настолько облагородил и возвысил меня, что Люцифер, Демон, Мефистофель стали излюбленными владыками-символами людской мысли, решительно торжествующими в воображении бунтующего человека над своими исконными небесными врагами. Сообразно с этим моральным повышением стал я физическим красавцем. Эй, Майков, прочитай мое любимое!
– «Господень ангел тих и ясен,
На нем горит блаженства луч,
Но гордый демон так прекрасен,
Так лучезарен и могуч!»
– Это эстетическое отношение ко мне как олицетворению прекрасной и гордой мысли нашло себе, уже в XX веке, конечное и блистательное увенчание в гениальных творениях кисти и пера - «Демоне» Врубеля и «Мастере и Маргарите» Булгакова.
И даже когда Дьявол атомного века некрасив, он сохраняет в наружности своей ту значительность и, как говорится, «интересность», которая привлекает к нему уважительное внимание больше самой блистательной красоты. Мефистофель в мраморе Антокольского, в сценическом гриме Эрнста Поссарта и Шаляпина сделал европейскому обществу близкою и фамильярною зловещую фигуру кавалера в бархатном колете, шелковом плаще, в берете с тонким, колеблющимся петушьим пером и длинною шпагою на бедре...
Этот мой образ – несомненно, из всех художественных самый популярный, несмотря на то, что появился в XVI веке. Но он сразу так фантастически полюбился и привился к поверьям Европы после ею пережитой Реформации, что этот вид Дьявола надо считать как бы средним между собственною моею формою и теми излюбленными моими метаморфозами, о которых теперь будет речь.
Имея свой собственный индивидуальный образ, я сверх того обладаю способностью изменять свою наружность по желанию, причем в этом я совершенно неограничен и вполне заслуживаю название адского Протея - древнегреческого бога, который мог менять свой облик. Так прозвали меня иные богословы. Но пусть за меня лучше скажет Мильтон!
– Злые духи «принимают по своему желанию тот или иной пол или сливают их вместе. Так мягка, так проста бестелесная сущность, что, будучи свободною от мускулов и сочленений и не прикрепленная, подобно телу, к бренной поддержке костей, она может вливаться, следуя планам воздушных существ, в любую форму, ясную или темную, жидкую или твердую и, таким образом, приводит к намеченным результатам деяния своей любви и злобы».
– Замечательно!
– одобрил великого английского поэта лукавый.
– Если верить человеческим фантазерам, куда реже случалось, чтобы я являлся в своем собственном виде. Таков был я, искушая Иисуса. Десятки, если не сотни художников пробовали свои силы над этим сюжетом, одинаково находя камень преткновения как в образе Христа, так и в лике Сатаны. Самая известная картина – Ари Шеффера – балетна, а огненный Дьявол Репина хоть и оригинален, но надуманно груб.
Ну, и последняя из придуманных людьми моих мелких гнусных привычек. Не всегда искушение Дьявола направляется на цели крупного греха. Весьма часто злой дух ограничивается просто тем, что разобьет человеку молитвенное настроение, не даст ему сосредоточиться в благочестивом размышлении, либо просто рассердит или выведет из терпения. Это я якобы повторяю гулким эхом слова читаемых молитв, заставляю чихать проповедника в чувствительнейшем месте его проповеди, это я назойливою мухою сажусь десять раз на лицо засыпающего, покуда тот не обозлится и не заругается.
Обидно, право! Буду я размениваться на мелочи, когда мне предстоит грандиознейшая задача – совершить Вселенскую Революцию, свергнуть Царя Небесного... Тьфу, набрался большевистской фразеологии... Надо меньше с Лениным и Сталиным общаться...
От изобразительного искусства перейдем к литературе. Сейчас мы подведем итоги очередного инфернального поэтического конкурса. Все знают, что у нас, как в Вестминтерском аббатстве в Лондоне, есть свой собственный «Уголок поэтов». Только у меня их похоронено в тысячи раз больше, чем там, ха-ха-ха! Но, чтобы оттянуть приятную процедуру награждения, вспомним о тех, кто заслуженно уже стали лауреатами!
... Зал горестно вздохнул. Дьявол обрадовался:
– Обманул, обманул!
– по-детски захлопал он в ладоши.
– На сей раз мы не будем читать гениальные, но чертовски длинные поэмы Данте Алигьери «Божественная комедия», то есть, конечно, ее первую часть - «Ад», или Джона Мильтона «Потерянный рай». Я сделаю краткий обзор тех, кто выиграл в последних конкурсах, и тех, кто претендует на победу в нынешнем. Засим обнародую четырех победителей.
– Подождите, а кто в жюри?
– возопил кто-то.
– Какое еще жюри? Здесь, как на земле, - победителей заранее определяют устроители творческих соревнований! Правда, Борис, ведь в России 90-х так было и на выборах, и в литературных конкурсах?
Итак, в период Возрождения, в Новое время, не говоря уже о современности, мое восприятие человечеством изменилось к лучшему. Борьба против тирании церкви увенчалась успехом, и я стал фактически идеологическим… нет, скорее теологическим знаменем этой великой войны между Землей и Небом!
Цивилизация не забыла в победе своей этой моей заслуги и отблагодарила меня устами своих поэтов, превративших Дьявола в светлый и могущественный символ бесстрашного и неутомимого знания. «Дух отрицанья, дух сомненья» рушит догматы и искореняет предрассудки, бунтует мысль и страсть, поражает все виды духовной тирании и утверждает свободу, под широкими крыльями которой нарождается жизнь нового человечества.
Великий французский поэт Бодлер, призвал меня на помощь тоске своей звуками божественной молитвы. Он также описал мою окончательную викторию над человечеством. Бодлерчик! Вспомни свое предисловие к сборнику «Цветы зла»!
– «... Вельзевул на подушке сладчайшего зла
Убаюкать торопится разум наш пленный,
И, глядишь, нашей воли металл драгоценный
Этот химик премудрый сжигает дотла.
Он по ниточке водит нас, вечный наш враг.
С каждым днем, с каждым шагом мы близимся к аду,