Ельцын в Аду
Шрифт:
– Этот сюжет ближе к лермонтовскому «Демону», чем к моему!
– возразила Гиппиус.
– У меня идея оригинальная, ни у кого не украденная! Это я вам объясняю вовсе не потому, что претендую на какую-то там премию, - тут же пошла она на попятный.
– «Золота» я тебе не дам! Ты писала о себе и о страданиях человечества, я - только пристежка, повод для философствования! А потому первое место я отдаю Мирре Лохвицкой. По таланту она тебе сильно уступает, зато любит меня искренне и бескорыстно. Плохо, что теперь совсем забыты ее произведения – драмы «Бессмертная любовь», «In nomine Domine» («Во имя Божие»), а также мелкие баллады о шабашах и демонессах. Миррочка, дьявололюбица, почитай свои стишата!
– Баллада «В час полуденный», - объявила сатанофилка:
«У окна одна сидела я, голову понуря.
С неба тяжким зноем парило. Приближалась буря.
В красной дымке солнце плавало огненной луною.
Он – нежданный, он – негаданный, тихо встал за мною.
Он шепнул мне - «Полдень близится; выйдем на дорогу.
В этот час уходят ангелы поклоняться Богу.
В этот час мы, духи вольные, по земле блуждаем,
Потешаемся над истиной и над светлым раем.
Полосой ложится серою скучная дорога,
Но по ней чудес несказанных покажу я много».
И повел меня неведомый по дороге в поле.
Я пошла за ним, покорная сатанинской воле.
Заклубилась пыль, что облако, на большой дороге,
Тяжело людей окованных бьют о землю ноги.
Без конца змеится-тянется пленных вереница,
Все угрюмые, все зверские, все тупые лица.
Ждут их храма карфагенского мрачные чертоги.
Ждут жрецы неумолимые, лютые, как боги,
Пляски жриц, их беснования, сладость их напева.
И колосса раскаленного пламенное чрево.
«Хочешь быть, - шепнул неведомый, - жрицею Ваала,
Славить идола гудением арфы и кимвала,
Возжигать ему курения, смирну с кинамоном,
Услаждаться теплой кровью и предсмертным стоном?»
... Бойтесь, бойтесь в час полуденный выйти на дорогу;
В этот час уходят ангелы поклоняться Богу,
В этот час бесовским воинствам власть дана такая,
Что трепещут души праведных у преддверья рая».
Всех присутствующих заколдобило....
– Ай, хорошо! Еще, змеючечка моя ненаглядная!
– засюсюкал Отец лжи.
– Отрывок из стихотворения «Праздник Забвения».
«И арфу он взял, и на арфе играл.
И звуками скорби наполнился зал.
И вздохи той песни росли и росли,
И в царство печали меня унесли.
Он пел о растущих над бездной цветах,
О райских, закрытых навеки вратах;
И был он прекрасен, и был он велик,
В нем падшего ангела чудился лик».
– Победа за тобой, Лохвицкая! Так держать!
– одобрительно похлопал свою фанатку по фантомному плечику Повелитель мух.
– Конкурс закончен!
– объявил он.
– А награда?
– робко прошептала Мирра, с обожанием глядя на своего кумира.
– А ты ее уже получила – я тебя похвалил и даже до тебя дотронулся! – загоготал Люцифер.
– У-у-у!
– зарыдала разочарованная фифа.
– Вот-вот! Помучайся!
– выразил удовольствие предмет ее почитаний.
– А почему меня опять к состязанию пиитическому не допустили?
– на сцену выскочил всклокоченный Барков.
– Я уже пять раз заявки подавал!
– Да ты ж непристойности читать будешь!
– объяснил хозяин инферно.
– С каких пор ты, Плутон, стал бояться матерщины?
– от удивления глаза Ивана Семеновича чуть не вылезли из орбит.
– Но стихи должны быть про любовь ко мне!
– Про нее и буду декламацию делать!
– осклабился Барков.
– Я с тобой – читай! Только у тебя все опусы длинные, как твой член, а у меня времени мало: вскоре пойду участвовать в эфиропередаче «Вечность славы».
– Да я с купюрами буду...
– Валяй!
Барков по привычке попытался набрать воздуха в грудь, не сумел. Прошептав: «Господи, благослови!», чем вызвал негативную реакцию у нечистой силы, объявил:
– «Приапу». Поема...
– Приап – древнегреческий бог плодородия, изображался обыкновенно с гигантским мужским достоинством, а то и с несколькими сразу, - пояснил Ницше своему спутнику.
Тем временем знаменитый ругатель начал декламировать:
– «Нельзя ль довольну в свете быть
И не иметь желаньев вредных?
Я захотел и в ад сойтить,
Чтоб перееть там тени смертных.
Мне вход туда известен был,
Где Стикса дремлющие воды,
Откуда смертным нет свободы
И где Плутон с двором всем жил.
... Я смело в крепость ту сошел,
Насколь тут дух был ни зловонен,
К брегам который Стикса вел,
И сколь Харон был своеволен,
Без платы в барку не впускал,
Со мною платы не бывало,
Мне старого еть должно стало
И тем я путь чрез Стикс сыскал.
Потом, лишь Цербер стал реветь,
Лишь стал в три зева страшно лаять,
Я бросившись его стал еть,
Он ярость должен был оставить
И мне к Плутону путь открыть.
Тут духов тьмы со мной встречались,
Но сами, зря меня, боялись,
Чтоб я не стал их еть ловить.
... Я муки в аде все пресек
И там всем бедным дал отраду,
Ко мне весь ад поспешно тек,
Великому подобясь стаду.
Оставя в Тартаре свой труд,
И гарпии, и евмениды,
И демонов престрашны виды -
Все в запуски ко мне бегут.
Я, их поставя вкруг себя,
Велел им в очередь ложиться,
Рвался, потел, их всех е... я,
И должен был себе дивиться,