Ельцын в Аду
Шрифт:
– Какой еще член?!
– Правительства, Госдумы, Союза художников или кинематографистов… Или хотя бы Рублевского клуба...
– Не слыхал про такой...
– Неужто есть клуб фанатов Андрея Рублева?
– обрадовался Ницше.
– Что-то ты все время пальцем в небо попадаешь, мистер... точнее... герр...
– скривился привратник.
– В этот клуб входят те, кто имеют виллы на Рублевке...
– Слышь, ты, - не уступал авторитет, - а какая на хрен разница между геем и петухом?
– Та же, что между борделем и бардаком...
– Не поя, л…
– Бордель — заведение для сексуальных услуг, бардак — способ ведения хозяйства в России, - со скучающим видом знатока пояснил садомазохист.
– Все равно не врублюсь, отчего мне к вам нельзя?
– тупил отвергнутый.
– Мастью не вышел, барабанщик (попрошайка)! Знаешь, какие люди организовали голубое движение, высшей формой которого стали гей-клубы и парады? Вот, например, герой армянского эпоса Давид Сосунский...
– Вынужден Вас огорчить, - защитил историческую правду Ницше, - но, во-первых, Сасунский, во-вторых, никогда сей литературный персонаж к сексменьшинствам не принадлежал, хотя и был армянином.
– Да? Ну ладно, - швейцар отнюдь не огорчился.
– Кстати, скоро мы станем, слава Дьяволу, сексбольшинством...
– Не допущу! — взвизгнул лукавый.
– Род человечий прекратится — кого я искушать и мучить буду?!
– Как скажешь, Хозяин!
– не стал спорить цербер в парике и вновь обратился к авторитету: - А вот еще был среди наших основателей гениальный физик Гей-Люссак...
– Сколько раз надо вбить в Вашу скорбную разумом голову: это — фамилия, а не сексуальное пристрастие!
– возмутился знаменитый ученый.
– Во непруха прет!
– пожаловался, ни к кому конкретно не обращаясь, привратник миниада под названием «Достанкино».
– Не те примеры привожу... А вот на сей раз не промахнусь! Про Августа слыхал?
– Шо я, совсем тупарь, название месяца не знаю?
– возмутился опетушенный.
– Это — не летний месяц, а римский император, жил на рубеже старой и новой эр, - подсказал Фридрих.
– Его прозвище, точнее титул, вошло в мировой календарь.
– Да ну?
– Кентяра истину базарит, - авторитетно подтвердил Ельцин.
Швейцару надоел чужой исторический экскурс, и он пустился в свой собственный:
– Так вот, знаешь, почему знатный, но бедный Октавий стал всесильным Августом? Потому что его толкал в зад сам Юлий Цезарь!
– Не взад я его толкал, а вверх!
– сделал поправку величайший из римлян, от своих легионеров получивший прозвище «муж всех жен и жена всех мужей».
– Завидуешь, пролетарий сексуального труда? Могу и тебя толкнуть!
– Ой, как здорово!
– восхитился садомазоцербер.
– Это же моя голубая (вдвойне!) мечта! Одним махом... ну, не одним, несколькими десятками махов тазом Цезарь подбросит меня на вершину гей-иерархии!
– Здесь вам не земля!
– взревел бешеным слоном Люцифер.
– Это там можно стать кинозвездой или лордом, если позволить вышестоящему воткнуть себе в гудок (совершить анальное сношение). Ты — просто бельмондо (сумасшедший), если думаешь, что в пекле из манечки превратишься в глиномеса, коли тебе Цезарь под кожу вдует. Случаем, ты в натуралы обратно не хочешь?
– Не, я в детстве уже был натуральным блондином, а потом поработал на ТВ — и стал натуральным геем. А может, ты сам, Хозяин, мне вдуешь? У меня зад — волнующий!
– Размечтался!
– Ой, какой ты противный...
– От такого комплимента не откажусь! Однако базаришь ты много не по делу... Слушай, а давай я тебя бабой сделаю?
– Не в кайф! Мое место здесь, в гей-клубе!
– У параши твое место!
– Параша, кажется, старинное русское женское имя?
– блеснул лингвистическими познаниями немец.
– Ага!
– согласился Сатана и смачно заржал.
– Не, я баб чисто конкретно не люблю! Пощади, Хозяин!
– зарыдал швейцар, но как-то вяло.
– Ладно, гитарой (женским половым органом) одарять не буду. Однако и не помилую. Приговариваю к наказанию: две сотни лет пребывания в женских банях...
– Как прикажешь...
– изобразил печальный вздох объект дьявольской разборки — как показалось Ницше, не очень убедительно. Это заметил и Повелитель мух.
– Отставить!
– скомандовал он сам себе, словно генерал — связистке, принявшей неудобную для него позу.
– Пургу ты гонишь (притворяешься)... Это для активного педрилы — кара, а для тебя — самый кайф, ты ж секелишь…
– Чего он делает, Ваше адское величество?
– не утерпел Фридрих.
– Выражаясь твоим высокопарным штилем, феминопритворяется...
– Это не высокий стиль, с Вашего позволения, а жалкие графоманские потуги! Почему не сказать точно и просто: корчит из себя женщину?!
– Ух, какие мы, философы, обидчивые и дерзкие! Где уж нам до ваших литературных парнасов долететь, мы-то книг не сочиняли! Кстати, зря... Скольких писак я вдохновил на шедевры! В ближайшие же пару столетий займусь... А пока решим, что делать с секелем-натуралом... Или натуралкой? Вот же поистине чертов язык! Ага, придумал... Значит, так: будем срочно тебя лечить — делать из тебя настоящего мужчину!
– В армию, что ли, отправишь?
– с неподдельным интересом вопросил наказуемый.
– Пуркуа бы и па?
– как не говорят французы. Люди в мундирах, как, впрочем, в кольчугах и латах, подобных тебе весьма ценят и очень активно – ха, ха - пользуют! Приговариваю тебя к ста годам пребывания в спартанской армии!
– Почему именно там?
– шепотом осведомился у своего гида его подопечный.
– В античной Спарте все поголовно воины были педерастами, к женщинам их допускали лишь в возрасте тридцати лет — для продолжения рода.