Ельцын в Аду
Шрифт:
– У нас с Вами есть один любимый общий принцип: «Не бояться последствий!»
– Так то на земле было. Здесь я поумнел...
Гитлер хотел было дать ему отповедь, но вместо этого произнес:
– Прошу прощения, я должен отпраздновать свой 56-й день рождения...
Секретарша Гитлера Тройдель Юнге: «Самые важные сановники Рейха 20 апреля 1945 года пришли поздравить фюрера; они просили, чтобы Гитлер покинул Берлин и прибыл в группу армий «Юг» в Баварии. Он категорически отказался. Я в это время находилась вместе с другими секретарями в маленьком кабинете. Лицо фюрера было мертвенно-бледным. Он молчал. Он был похож на покойника. Мы осмелились переспросить его, действительно ли он хочет остаться в Берлине. «Конечно, я не уеду!
– сказал
– Я должен ускорить развязку или погибнуть».
Мы онемели от удивления. Впервые он говорил безапелляционным тоном, вслух сказав ту правду, о которой мы давно догадывались: он больше не верил в победу. Он потерял веру...
В последние дни я часто встречала фюрера, бродившего как привидение по темным лабиринтам бункера, молча пересекавшего коридоры, входящего в комнаты. В какие-то мгновения я спрашивала себя, почему он не положит конец всему этому. Теперь было ясно, что ничего уже не спасти. Но в то же время мысль о самоубийстве отталкивала. Первый солдат Рейха кончает с собой, в то время как дети сражаются у стен столицы. Я решилась задать ему вопрос: «Мой фюрер, не кажется ли Вам, что немецкий народ ждет, чтобы Вы стали во главе войск и пали в бою?» - «У меня дрожат руки, я едва могу держать пистолет. Если меня ранят, никто из солдат не прикончит меня. А я не хочу попасть в руки русских». Он говорил правду. Его рука дрожала, когда он подносил ложку ко рту; он с трудом поднимался со стула; когда шел, его ноги тяжело волочились по полу».
У Гитлера с раннего детства болел желудок, причем врачи считали, что это было не органическое, а нервное заболевание.
Фюрера всю жизнь преследовали колики в животе, и он соблюдал строгую вегетарианскую диету. Несмотря на это, Гитлера постоянно мучили газы, что часто приводило к весьма неловким ситуациям, особенно при сильных психических нагрузках. В молодости он переболел туберкулезом и постоянно страдал из-за болезни дыхательных путей. С возрастом развились еще и гипертония, сердечно-сосудистая недостаточность.
С самых ранних лет у Гитлера начались нелады с левой рукой, что заметно уже на первом кинохроникальном кадре, на котором он фигурирует. Кинокадры также безошибочно свидетельствуют, начиная с 1941 года, о болезни Паркинсона у фюрера; синдром этот носил левосторонний характер.
«Я до сих пор поражаюсь, с каким спокойным фатализмом мы обсуждали за едой самые удобные и наименее мучительные способы самоубийства. «Самый верный способ, - говорил Гитлер, - вставить ствол пистолета в рот и нажать спусковой крючок. Череп разлетается в куски, и смерть наступает мгновенно». Ева Браун ужаснулась. «Я хочу, чтобы мое тело было красивым, - запротестовала она, - я лучше отравлюсь». Она вынула из кармана своего элегантного платья маленькую капсулу из желтой меди. В ней был цианид. «Это больно?
– спросила она.
– Я так боюсь долгой и мучительной агонии. Я приняла решение умереть, но хочу, чтобы это было, по крайней мере, без мучений». Гитлер объяснил ей, что смерть от цианида безболезненна. «Она наступает через несколько минут. Нервная и дыхательная система сразу парализуется». Это объяснение побудило фрау Кристиан и меня просить у фюрера одну из таких капсул. Генрих Гиммлер, министр внутренних дел и глава гестапо, как раз только что принес несколько дюжин. «Вот капсула для вас, фрау Юнге», - сказал мне Гитлер».
...Это был самый жуткий день рождения, на каком когда-либо присутствовал Ельцин. Атмосфера «мероприятия» привела всех в трепет, им хотелось, чтобы она поскорее кончилась. Но конец празднества ознаменовался началом новых мук...
Вперед вышла Ева Браун:
– А теперь я хотела бы от имени фюрера и своего собственного пригласить всех находящихся в этом кабинете на нашу свадьбу...
Впервые о своем неизбежном печальном конце Ева догадалась, когда узнала о покушении на своего возлюбленного в июле 1944 года. Как только восстановили связь с штаб-квартирой фюрера, она позвонила туда. Затем написала письмо: «Я вне себя. Я умираю от страха, я близка к безумию. Здесь прекрасная погода, все кажется таким мирным, что мне стыдно... Ты знаешь, я тебе говорила, что, если с тобой что-нибудь случится, я умру. С нашей первой встречи я поклялась себе повсюду следовать за тобою, также и в смерти. Ты знаешь, что я живу для твоей любви. Твоя Ева».
С середины 1944 года начались интенсивные бомбардировки «Бергхофа». Обитатели прятались в бункере, у Евы и там была отдельная комната с ванной. Она бросила все – и ринулась в Берлин, в рейхсканцелярию, хотя и знала, что там ее ждет смерть. Адольф для вида поворчал, что она приехала (он велел ей оставаться в «Бергхофе»), но был доволен. Он чувствовал себя больным и очень одиноким. В начале 1945 года Шпеер предложил ей место в самолете фельдъегерской связи, чтобы улететь из столицы, но Ева отказалась. Гитлер тоже приказал ей спасаться. Его любовница отрицательно покачала головой.
«Ты же знаешь, что я останусь с тобой. Я никуда не поеду». И тогда Гитлер сделал то, чего никогда не делал: поцеловал Еву в губы при всех. Женщины, включая Магду Геббельс и секретарш, все решили остаться. Фюрер настаивал на их отъезде, но безуспешно.
... 22 апреля 1945 года Ева написала своей сестре Гретль:
«Не могу понять, как все это могло произойти, но мы больше не верим в Бога. Посыльный уже ждет письмо. Прими мою любовь и пожелания всего наилучшего, моя верная подруга! Передай привет родителям, они должны вернуться в Мюнхен или Траунштейн. Передай привет всем друзьям. Я умираю так же, как и жила. Мне не будет это тяжело. Ты знаешь это.
Всех люблю и целую,
Ваша Ева.
Сохрани это письмо, пока не узнаешь о нашем конце. Я знаю, я требую от тебя слишком многого, но ты храбрая. Может быть, все снова будет хорошо, но он потерял надежду, а мы, боюсь, надеемся напрасно».
Муж Евиной сестры Герман Фегелейн 25 апреля покинул Имперскую канцелярию и обратно уже не вернулся. На следующий день вечером он позвонил Еве, пытался уговорить ее покинуть Гитлера и бежать с ним, пока еще было время. Та отказалась. Вождь Третьего рейха послал по следам Фегелейна эсэсовцев, приказав им схватить группенфюрера. Его нашли в собственной квартире в Шарлоттенбурге, где он как раз готовился к побегу. На Фегелейне была гражданская одежда, с собой чемодан, в котором кроме других ценных вещей лежали 100 000 рейхсмарок. Эсэсовцы привели его в рейхсканцелярию, где Гитлер отдал приказ «строго» допросить его. Ева проявила сочувствие. Но не к Фегелейну, не к своей беременной от него сестре, а к Гитлеру. «Все покинули тебя, - в ярости кричала она, - все предали тебя!» Фюрер рассматривал возможность заменить расстрел для своего проштрафившегося фаворита отправкой на фронт, чтобы тот мог реабилитировать себя. Но Ева его переубедила. Казнь Фегелейна была тем самым предрешена...
В ту самую ночь, когда Ева Браун и Адольф Гитлер поженились, солдаты караульного взвода вывели Германа во внутренний двор Имперской канцелярии. Прогремели выстрелы; Ева знала, что произошло. Но смерть ее родича, произошедшая незадолго до ее собственной кончины, казалось, не сильно тронула ее.
Душа Фегелейна, черная, как сам мрак, показала пальцем на одинокое белое пятно у себя на груди:
– Ева, это – знак единственного светлого чувства во мне - любви к тебе. Не смея соперничать с фюрером, я женился на твоей сестре. Я хотел спасти тебя – а ты меня предала. Ведь могла бы попросить фюрера меня пощадить. Война уже фактически кончилась, моя казнь была бессмысленной жестокостью...
Ева Гитлер гордо вскинула голову и закусила губу, хотя из глаз ее катились слезы:
– Я хотела было за тебя заступиться, но узнала, что ты собрался бежать вместе с женой венгерского дипломата, бросив свою беременную супругу – мою сестру...
– Я всегда считал, что вся вина Евы в том, что она, глупая, полюбила монстра. Типа «Любовь зла – полюбишь и козла». А она, оказывается, с характером! И христианка плохая – загубила свою душу самоубийством, - сделал попытку горестно вздохнуть Борис.