Ельцын в Аду
Шрифт:
Если какая-нибудь страна, подобно России, отгораживается от всего мира, то лишь с целью лишить своих граждан возможностей для сравнения. Сталин установил в Балтии большевизм потому, что солдаты его оккупационной армии были просто ошарашены, сравнив тамошнюю жизнь со своей. Сперва он этого не хотел».
– Но, герр Гитлер, Вы ведь не станете опровергать тот неоспоримый факт, что антикоммунизм – родимое пятно гитлеризма?
– Не стану. Но вместе с тем в обеих наших доктринах, в их социальной и государственной практике очень много общего. «Вообще-то между нами и большевиками больше объединяющего, чем разделяющего. Из мелкобуржуазного социал-демократа и профсоюзного бонзы никогда не выйдет настоящего национал-социалиста, из коммуниста – всегда». В 20-30-е годы такие переходы из коммунистов в нацисты и обратно не были редкостью.
– Да, - согласился Фридрих, - в Вашей и сталинской империях многое поразительно совпадает. Как в Германии, так и в Советском Союзе царил тоталитарный режим с присущим такому общественному строю культом личности диктатора (фюрера или вождя), с занимавшей монопольное положение и игравшей «руководящую роль» единственной партией; с практически безвластными, в сущности, фиктивными и выполнявшими чисто демонстративные функции представительными органами – рейхстагом и Верховным Советом; с жесточайшей репрессивной системой и массовым террором вплоть до геноцида, осуществляемого через сети концентрационных лагерей «KZ» («кацет») и «ГУЛаг». Параллелизму в государственном устройстве соответствовало и сходство многих идеологических постулатов. В Советском Союзе все объяснялось и оправдывалось законами классовой борьбы, в Германии – расовой войны. Антирелигиозная политика большевиков в своих разрушительных и репрессивных проявлениях зашла, правда, дальше, чем в Германии, но враждебное отношение к христианским конфессиям в равной степени присуще и нацистам. И даже в художественной политике насильственно насаждавшиеся социалистический реализм в СССР и культурная программа «кровь и почва» вкупе с эпигонским неоклассицизмом в Третьем рейхе стоили один другого.
И Гитлер, и Сталин без конца льстили своим народам. Первый величал немцев расой господ. Второй громогласно объявлял советских людей первопроходцами, строителями коммунизма, прокладывавшими новые пути человечеству. А тихонечко, себе в усы, оба обзывали соотечественников дураками. Общество было обречено и слышать, и говорить только то, что разрешалось. Судьба инакомыслящих была одинаковой — их упрятывали в лагеря или уничтожали. Так что существовала единственная альтернатива верноподданничеству. Ну а те, кто попрактичней, поэластичней, вовремя перестроились. При Гитлере многие коммунисты стали нацистами. Вышли из одной партии и вошли в другую. Больше всего перестройщиков оказалось в рабочей среде. Как говорится, в гуще народной.
Даже в отношении оппонентов режима у вас схожая терминология. В рейхе: «член семьи врагов нации», в СССР: «член семьи врага народа». В обращениях к массам Вы со Сталиным копировали друг друга: «Победа будет за нами». В обеих империях праздновали 1 мая - День международной солидарности трудящихся и Праздник национального труда. Большие чистки оба тирана провели в 1937-1938 годах. Правда, Гитлер убил в тысячи раз меньше чиновников – в основном, отправлял их в отставку. Вы даже работали с советским диктатором в одно и тоже время: ночью, а днем спали – и свои команды заставляли подстраиваться под вас! Оба устраивали по ночам коллективные просмотры художественных фильмов.
– «В боевые времена я привык долго не ложиться. После собраний мне приходилось сидеть с товарищами по партии, и к тому же я так заводился от своих речей, что до утра не мог заснуть», - попытался оправдаться Гитлер. Но Ницше так же трудно было сбить со следа, как хорошую борзую.
– Эту родственность обеих политических и идеологических доктрин и Вы, герр Гитлер, и Сталин осознавали. И в то время как политическая необходимость, продиктованная данной исторической ситуацией, заставляла вас обоих в предвоенные и тем более в военные годы воспитывать своих граждан соответственно в антикоммунистическом и антифашистском духе и предавать друг друга пропагандистской анафеме, втайне вы испытывали чувство «профессиональной солидарности диктаторов» и за спиной своих народов, которым не положено знать «лишнее», в узком кругу приближенных лиц признавались в своих неофициальных симпатиях.
Альберт Шпеер в очередной раз вмешался в диалог:
– Вы правы, герр Ницше! «Симпатизируя режиму Сталина, Гитлер считал своим действительным врагом не Советский Союз, а западные демократии».
– Герр Шпеер не совсем точен. СССР я не любил – как и его правительство. Но лично Сталину я очень благодарен: ведь именно его политика в отношении германских социал-демократов привела меня к победе на выборах.
– Не может быть!
– ахнул ЕБН.
– Очень даже может быть! Именно Сталин принудил Коммунистический Интернационал организовать конфронтацию между немецкими социал-демократами и коммунистами. Ведь советский вождь рассматривал Коминтерн не как объединение коммунистических партий, а как инструмент своей власти в разных странах. Да вот пусть свидетель – русский шпион сам расскажет!
Из сталинский зоны подал голос коминтерновский разведчик (а заодно известный советский публицист) Эрнст Генри:
– «Слова Сталина были таким же приказом Коминтерну, как его указания Красной Армии и НКВД. Они разделили рабочих друг от друга как бы баррикадой.
Везде, как будто спятив с ума, социал-демократы и коммунисты неистовствовали друг против друга на глазах у фашистов... Отказался Сталин от теории социал-фашизма только в 1935 году, но было уже поздно – Гитлер смеялся и над коммунистами, и над социал-демократами».
Правда, не один Джугашвили помог фашистам прийти к власти в Германии, а почти все советское руководство. Зиновьев, многолетний руководитель Коминтерна, еще в 1929 году писал, что «контрреволюционные вожди германской социал-демократии на деле готовят участие буржуазной Германии в войне против СССР». Лидеров левого крыла немецких эсдеков он называл «ренегатами коммунизма», утверждая, что они приносят гиганский вред германскому и мировому революционному движению, «служа прикрытием для самой контрреволюционной политики». Социал-демократия, по его словам, «все более и более превращается в партию социал-фашизма».
– А как же столько лет нам вдалбливали, будто задолго до 1933 года германские коммунисты призывали немецких трудящихся к единому фронту против фашизма?
– все недоумевал Борис Николаевич.
– Так-то оно так, но делалось это в неприемлемой форме: социал-демократам предлагали объединиться с коммунистами через голову их собственных лидеров, - обьяснил Генри.
– На состоявшемся в Москве VI конгрессе Коминтерна в 1928 году на первый план была выдвинута задача «борьбы против социал-демократии». Основной доклад делал Бухарин. В Москве с 3 по 19 июля 1929 года заседал X расширенный пленум ИККИ. Там уже говорят о социал-фашизме как о порождении социал-демократов. Бела Кун утверждал: фашизм Муссолини родился из идей социал-демократов. Куусинен заявил: «У фашистов и у социалистов одинаковые цели; разница только в девизах и методах». Мануильский, Лозовский, Молотов, Тельман и другие пели с ними в унисон.
– Чем же объясняется столь неверная стратегия руководителей Коминтерна?
– в Ельцине проснулся крупный политик.
Ответил Гитлер, предварительно указав шпионской душеньке сгинуть:
– Прежде всего, конечно, диктатом Сталина, но также и слепотой многих так называемых вождей мирового рабочего движения. Раскол среди германских трудящихся, устроенный Советами и Коминтерном, привел меня к власти! Ведь абсолютного большинства голосов я на выборах ни разу не получил! Вместе социал-демократы и коммунисты в 1930 году имели 13 миллионов 169 тысяч голосов против нацистских 6 миллионов 409 тысяч, то есть вдвое больше! В июле 1932 года – 14 миллионов 242 тысячи против наших 13 миллионов 745 тысяч. А в декабре того же года 13 миллионов 228 тысяч против 11 миллионов 737 тысяч. Иными словами, перевес всегда был на стороне рабочих партий. Если бы они выступили единым фронтом, национал-социалистическое движение очутилось бы на задворках истории.