Ельцын в Аду
Шрифт:
– Вот так-то! Это - бывший сотрудник Коминтерна из Индии. Решением Политбюро ЦК ВКП(б) и лично товарища Сталина определен на охрану государственных границ Второго СССР в качестве моей сторожевой собаки...
– Как же можно?!
– не то восхитился, не то вознегодовал Ницше.
– Человека одним словом превратить в пса?!
– Чего тут такого!
– возмутился невежеством своего гида бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС.
– Партийный орган любого ранга, панимаш, мог превратить кого угодно в дерьмо или в труп, не то что в какую-то там овчарку!
– Верно говорите!
– подтвердил Карацупа.
– Настоящую-то собаку здесь не сыщешь!
– Кстати, почему?
– забормотал писатель.
– Ведь многие представители рода «канис» куда лучше людей...
– Церковь учит, что у собак нет души, значит, ад или рай для них закрыты, - просветил неуча экс-коммунист, под старость обратившийся почти в святошу.
– Такая вот загогулина. А этому, - Ельцин кивнул на индуса, - как я понял, не привыкать. В тридцатые годы все коминтерновцы – и советские, и иностранные - были сталинскими шавками, так что он просто свою давнюю роль теперь и в преисподней исполняет.
– Ладно, потехе – вечность, но и делу – час, - переиначил пословицу полковник.
– Службу надо исполнять. Кто вы такие и чего хотите?
– Он заказан генералиссимусом Сталиным, а я его веду в Кремль, - показал призрачным пальцем на подопечного эрзац-Виргилий.
– Чего? Кого заказал товарищ Сталин, того можно везти только в морг!
– захихикал Карацупа, явно довольный своей шуткой в стиле «черного юмора».
– Ваше остроумие плоско, как русский блин – конечно, не тот, что комом!
– охладил его пыл Фридрих.
– Вы не пытайтесь из себя конферансье изображать, а просто пропустите нас...
– Я никого никуда в жизни не пропускал – только не выпускал! Или ловил!
– Как так?
– искренне удивился Ельцин.
– Ты же шпионов и диверсантов сначала пропускал на территорию СССР, а на обратном пути хватал...
– А откуда, кстати, взялось столько нарушителей границы – иностранцев?
– тоже выразил свое недоумение Ницше.
– Кроме Вас ведь Ваши коллеги их тоже сотнями ловили.
– Гм, - смутился герой-пограничник.
– Нарушители-то все были несознательными советскими гражданами, которые к буржуям перебежать пытались... Их куда тяжельше было отлавливать, нежели чужаков: те перешли распаханную землю – и очутились на нашей территории, где все против них. А наши перебежчики миновали контрольно-следовую полосу – и уже на Западе, где нам их не взять!
– И как же Вы ухитрились больше четырехсот своих сограждан от буржуазного образа жизни уберечь?
– в вопросе философа подоплекой явно служил марксов девиз «Подвергай все сомнению».
– Весь советский народ помогал! Перебежчики-то были в основном либо ВН (враги народа, кто не понимает), либо ДВН, дети евонных, либо кулаки, либо инородцы сосланные, либо утеклецы из лагерей. Местные жители и в прилагерных, и в пограничных зонах охотно выдавали нам, доблестным чекистам, беглецов: за каждого пойманного мы платили поштучно – столько-то килограммов муки, столько-то метров мануфактуры.
– Неужто все друг на друга доносили?
– удивился Ницше.
– Сначала — не все, только коммунисты, а потом и беспартийных приучили! Вот, пусть товарищ Гусев, секретарь Центральной контрольной комиссии, подтвердит!
– Товарищ Карацупа совершенно прав! Я откровенно заявлял еще в 1925 году: «... Каждый член партии должен доносить. Если мы от чего-либо страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства».
– А беспартийных как соблазнили?
– продолжал допытываться философ.
– Поощряли морально и материально. В 1928 году за сообщение о спрятанном хлебе было обещано 25 процентов конфискованного зерна. Отобранное имущество раскулаченного поступало в колхоз как пай бдительного бедняка, сигнализировавшего о «затаившемся классовом враге».
Ну и, конечно, доносительство обосновывалось юридически. Знаменитая 58-я статья Уголовного Кодекса СССР о государственных преступлениях, принятая в 1926 году, имела специальный двенадцатый пункт о недонесении. Наказание — вплоть до расстрела.
Апофеоз доносительства наступил в 30-е годы, когда прокурором СССР стал товарищ Вышинский. Доносы и оговоры с его поощрения прочно внедрились в прокурорско-следственную и судебную практику, получили распространение в качестве одного из достоверных, не требующих тщательной проверки доказательств.
– Внимание, говорит нарком госбезопасности Ежов!
– раздался голос.
– Не только товарищ Вышинский добился успехов в этом деле! Главная заслуга — органов НКВД. «Мы со своим аппаратом всеми щупальцами опираемся на большинство нашей страны. На весь наш народ... Разведка наша народная, мы опираемся на широкие слои населения...»
– А я нарком Микоян, даже такой афоризм выдал: «У нас каждый трудящийся — работник НКВД»!
– к разговору подключился еще один член сталинского Политбюро.
Ельцин содрогнулся. Выслушивать доносы и карать приближенных на их основании, без тщательной проверки, он тоже любил...
– И чего с пойманными делали?
– попытался затаить дыхание (которого у него не было) Ницше.
– Чаще всего пристреливали их на месте и тащили тела на волокушах в лагеря или в приграничные поселения. Там их, истерзанных овчарками, должны были увидеть на утреннем разводе все бригады и население. Тех беглецов, что успевали уйти далеко, бросали, отрубив кисти рук, – для доклада по начальству. Однако кисти рук – скоропортящееся доказательствою, и спустя некоторое время нам поступило новое указание – доставлять уши погибших.
– Это что: закон такой был?
– не поверил Ельцин.
– Закон был слишком мягким! Согласно статье 158 УК РСФСР, за побег из мест заключения полагалось до двух лет тюрьмы - дополнительно к прежнему сроку, за несанкционированный переход государственной границы – немного больше. В военное время, правда, наказание ужесточили: теперь беглецов судили по статье 58 пункт 14 – за «контрреволюционный саботаж». Кара – смертная казнь. Ну, на границе – как на фронте!
– И не жалко тебе было своих соотечествеников ловить и тащить на смерть?
– спросил потрясенный Ельцин.