Ельцын в Аду
Шрифт:
Профессор Россолимо: «Еще до смерти Ленина в разговоре с Анной Ильиничной на другой день консилиума я заявил, что «положение крайне серьезно и надежда на выздоровление явилась бы лишь в том случае, если бы в основе мозгового процесса оказались бы сифилитические изменения сосудов». Так что ни о каком сифилисе речи не могло быть!
Оправившись, создатель СССР снова заходил по комнате.
– «Да, я говорю, несбыточные мечтания, - продолжил он свою отповедь Дьяволу.
– И горе нам было бы, нам и всему» аду, «если бы каким-нибудь хоботом, какой-нибудь нелепой авантюрой Россия, или какой угодно, даже самый цивилизованный по нынешним временам народ», то бишь зона, «был бы ввергнут» в поклонение Дьяволу «в современную нам эпоху! Это явилось бы бедствием, мировым бедствием, от которого» инфернальное «человечество не оправилось бы в течение столетий! Да, прав Иисус Христос, - что ни говорите, а Он был не дурак, и Вам, милейший, следовало бы помнить, что Он говорил... «Блюдите, да не соблазните единого от малых сих»... А что такое народ, толпа?! Это именно те «малые», о которых Он говорил!.. Это соблазн - преступление перед всем миром, перед всем человечеством!! Да, именно. И сколько все мы, пишущие, и говорили, и писали, предостерегая от увлечения... утопиями, сколько мы доказываем, что всякого рода фурьеризмы (от Фурье – пояснил спутнику эрзац-Вергилий), прудонизмы (от Прудона) и оуэнизмы (от Оуэна) ведут только, в конечном счете, к реации, глубокой душной безысходной реакции, чреватой, знаете чем?!» - и он вплотную остановился перед Сатаной, как бы ожидая от него ответа...
Но тот, точно из-за угла мешком пришибленный, упорно молчал. Ильич ждал. Дьявол, как школьник, не приготовивший уроки, не зная, что сказать, стал откашливаться.
– «Хе, - злорадно снова заговорил Ленин, - «экхе-экхе», - передразнил он Повелителя мух, - вот то-то и оно, что «экхе»... Так вот я Вам скажу, мой мудрый и почтеннейший Сократ, чем это чревато. Неизбежная в таком случае реакция привела бы к тому, что здоровая сама по себе идея» борьбы с боженькой «погибла бы, если не совсем, то ее движение было бы застопорено на много десятилетий! Человечество надолго бы было иммунитировано (от слова иммунитет – снова сыграл в переводчика Ницше) этой предохранительной вакциной» от дьяволизма «и получило бы полнейший отврат к нему... Конечно, в конце концов наше дело восторжестует, но эта реакция, повторяю, задержала бы поступательное движение его и столь любезную Вашему сердцу, не говорю, уму – об уме не приходится говорить» – идею недопущения Божьего царства... «И мы, убежденные социалисты-диалектики не можем иначе, как с глубокой враждой, относиться к максимализму, под каким бы соусом он не подавался, как к самому реакционному течению...»
– Не мог бы ты объяснить, что имеешь ввиду?
– попросил Дьявол, не решившийся обвинить собеседника в пустословии; чем-чем, а этим Ленин никогда не страдал. Тот, наконец, снизошел до расшифровки своих мыслей:
– Вы же не будете заставлять нас убеждать сотни миллионов атеистов в том, что Бог есть?
– Нет, конечно...
– Но если Бога не существует, то и Дьявол – выдумка попов?
– Логично.
– Чего ж Вы принуждаете нас советскому народу внушать гнилую идейку о Вашем существовании?! Хотите, чтобы, поклонившись Вам, они получили убедительное доказательство наличия во Вселенной ее Творца?! Вы же нам всю многолетнюю идеологическую работу разрушите! А наша подпольная... извините, подземная Коммунистическая партия? Вот мы, здесь присутствующие, - он обвел взглядом Политбюро, - так славно потрудились во имя наших общих целей – и Вы хотите все погубить?! «Нет, господа хорошие, - забываясь постепенно, продолжал он, упустив из вида, что в кабинете присутствовал лишь один его оппонент, - коллегия, руководящая партийным органом, стоит на страже партийной дисциплины, она охраняет единство партии от всяких поползновений демонстрировать какой-то разброд... И мы не потерпим никаких вылазок, от кого бы они не исходили, против ее цельности! Так и знайте, не потерпим!..»
Люцифер молчал, пораженный этим нахальством, всей нелепостью его диктаторского поведения... Но ведь Ульянов кругом прав, так что трудно было возражать. Сатане оставалось только смотреть Ленину прямо в глаза, выражение которых становилось, по мере того, как тот говорил, все более наглым и злым.
– «Быть великим – значит: дать направление», - восхитился Ницше, высоко ценивший в людях дар полемиста.
– «Ленинский стиль – это сочетание русского размаха с американской деловитостью», - не удержался от похвалы и Сталин.
– «Человек выпрямляет кривые пути; Гений идет кривыми», - процитировал одну из своих «пословиц ада» Вильям Блейк.
– Ты – мой достойный последователь, - только и нашел что сказать владыка преисподней. — Ладно. Согласен, до окончательной победы над Богом поклонение мне атеистов, включая ваших советских адозаключенных, отменяется.
– Вот и хорошо. «Опасны не ошибки, а упрямая их защита», - Ленин тоже сделал комплимент Дьяволу, от которого того перекосило.
– А теперь открой: каким таким важным делом ты все время занят?
– Думаю.
Ницше попытался зааплодировать.
… О высшей самодисциплине Ленина свидетельствуют 7000 листов, которые он написал только цитатами. Одни его конспекты заполнят большой книжный шкаф...
– Почему в одиночестве?
– Учась в гимназии, я никому и никогда не давал списывать. Когда приходили гости, убегал из дома через окно. Потому что при жизни «не любил глупых людей с глупыми разговорами».
Дьявол не уставал допытываться:
– Над чем размышляешь? Или это секрет даже от меня?
– Никаких секретов у меня нет, всю жизнь заранее предупреждал в своих книгах человечество о том, что собираюсь с ним делать. Тайны хороши в тактических вопросах: когда и где собрать съезд, сделать экспроприацию, раздобыть денег. Что касается стратегических целей, то их скрывать вредно. «Идея становится всесильной, когда она овладевает массами». Значит, главные замыслы прятать от мира нельзя.
– Так какие идеи ты вынашиваешь?
– Примитивно говоря, теологические...
– Да Вы что, товарищ Ленин?
– охнул Жданов.
– Теология – продажная девка небесного империализма...
– Заткнись, дурак!
– резко оборвал своего идеолога Сталин.
– А поподробнее?
– продолжил допрос Дьявол.
– Я пишу в уме книгу «О возможностях построения коммунизма в одном отдельно взятом аду».
– Ты же вроде что-то подобное там, на земле писал?
– Не путайте. Там он сочинил опус «О возможности построения социалистического ада в одной отдельно взятой стране – Российской империи» и претворил его в жизнь, - съехидничал Ницше.
Ленин среагировал на злую реплику совершенно неожиданным образом.
– «Ага, вот и Вы» подключились к дискуссии, - сказал он, - «давно бы пора... Будем вместе работать? Вы, надеюсь, притянете» и Вашего близкого друга, великого композитора и плохого философа Вагнера, «который глупо стоит в стороне и не хочет примкнуть к нам... Ну, а Вы? С нами, не правда ли?» Ведь Вы же против Бога и церкви? У нас ведь одинаковое презрение к буржуазной нравственности. «Революционер не может руководствоваться понятиями личной чести, для него существует лишь вопрос политической целесообразности. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ее побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции». Разве Вы не готовы подписаться под этими моими словми?
– Зачем Вам нужны я и Вагнер?
– «Когда мы перетянем на свою сторону всех архимедов, земля хочет не хочет — а перевернется».
– Фридрих, ты же по сути был совсем не злым человеком! Разве тебя не коробят цинизм большевиков, их стремление все вопросы решать репрессиями и войнами, их постоянное насилие над народом, их стремление создать и поддерживать милитаризм в странах, которые они захватили?!
– воззвал к своему спутнику Борис Николаевич.
– Это же варвары!
– Массовая политика — хаотический феномен. «Чтобы возвыситься над этим хаосом и придти к... организованности, надо быть приневоленным необходимостью. Надо не иметь выбора: либо исчезнуть, либо возложить на себя известную обязанность. Властная раса может иметь только ужасное и жестокое происхождение. Проблемы: где варвары ХХ века? Ясно, что они могут появиться и взять на себя дело только после потрясающих социльных кризисов; это будут элементы, способные на самое продолжительное существование по отношению к самим себе и гарантированные в смысле обладания самой «упорной волей». Мое определение полностью подходит и к фашистам, и к коммунистам. Далее — о войне.