Елена Троянская
Шрифт:
— Да? Я здесь.
Он молча обнял меня. Он был гораздо выше ростом, и когда прижал меня к своей груди, то я уперлась взглядом в его черный плащ, который закрыл для меня белый свет.
— Никак не могу поверить своему счастью… Ты выбрала меня…
Я подняла лицо. Я никогда ни с кем не целовалась, не знала, когда и как это делается, но догадалась, что теперь должен последовать поцелуй.
Он поцеловал меня в губы и еще крепче прижал к себе. Было странно, что ко мне кто-то так прикасается, находится так близко. Вот
Он обхватывает ладонями мое лицо, приближает его вплотную к себе. Потом он гладит мои волосы, оттягивает их, мне больно. Но я не смею подать голос, терплю. Мне кажется, если я сейчас, в первый раз, пожалуюсь, это его обидит.
— Елена… Елена… — бормочет он, его дыхание становится все прерывистее.
Я ничего не чувствую. Ничего, кроме того, что мое сердце готово вырваться из груди от ужаса. «Перестань!» — хочется мне крикнуть, но я понимаю, это бессмысленно и к тому же глупо. А чего я ожидала, когда задавалась вопросом, что значит быть замужней женщиной?
— Елена…
Он делает шаг в сторону большого ложа с белыми простынями, устланного меховыми шкурами, которое находится в углу комнаты. Я следую за ним. Я позволяю ему снова сжать мое запястье — это старинный ритуальный жест. У меня перехватывает дыхание. Я не знаю, что делать. Знаю только одно: теперь моя очередь выдержать ужасное испытание, то испытание, которое держат с глазу на глаз.
Он мягко подводит меня к белой льняной глади, садится, усаживает меня рядом. Руки у меня ледяные, дышу я медленно-медленно.
Не думай ни о чем, забудься, уговариваю я себя и сворачиваюсь калачиком сбоку от него.
— Елена…
Он поворачивает меня и начинает раздевать. Я коченею от ужаса, хочу остановить его, но приказываю себе молчать: «Не мешай ему. Он имеет право касаться тебя, как хочет, снимать с тебя платье».
Не думай ни о чем, забудься.
Огонь в очаге разгорается, потрескивая. Менелай с удовольствием смотрит на него, делает одобрительное замечание. Снова поворачивается ко мне.
— Моя любимая, — шепчет он.
Он гладит мне плечи. Я вздрагиваю от его прикосновений, но заставляю себя лежать смирно.
— Любимая…
Его слова щекочут мне шею.
Он отбрасывает в сторону последний кусочек ткани, прикрывавший мою наготу. Мне холодно, стыдно, страшно. Скорее бы уже все кончилось.
Он сжимает меня, он…
Я не могу описать этого словами. Удар, удар, боль… Конец. Какое счастье, что так быстро.
— Елена…
Он кладет голову мне на плечо.
— Елена… — произносит он с глубоким вздохом, еле слышно.
Он спит.
Когда он совсем затихает, я приподнимаюсь и в неверном свете очага нащупываю теплые шерстяные покрывала — в комнате становится холодно. Потом отползаю на самый дальний край кровати и укрываюсь.
В
Он спит, веки со светлыми ресницами закрыты. В утренних сумерках я пытаюсь разглядеть его лицо — впервые я могу сделать это спокойно, не спеша.
Он мой друг, мой сообщник. Я поняла это в первый же момент нашего знакомства. И если уж непременно нужно выходить замуж, то лучше за того, кто будет другом. А то, что я чувствовала себя так ужасно, когда пришлось окончательно отдать себя во власть мужчины, без чего не бывает супружества, не должно поколебать моей уверенности в правильности выбора.
Он делал вдох-выдох, он доверчиво и безмятежно спал. Он столько приложил сил, чтобы завоевать меня. Теперь он отдыхает.
Как Геракл после своих трудов, подумала я и тихонько засмеялась. Мужчины должны время от времени отдыхать.
Но труды прошлой ночи… Отчего они вызвали у меня такую неприязнь? Почему я осталась холодна и не испытала восторга, почему мне на помощь не пришла Афродита?
Афродита… С почтением я обращалась к ней мысленно, опасаясь произнести хоть слово вслух и разбудить Менелая. Афродита, прости меня, если по свойственному людям легкомыслию не вспомнила о тебе, когда выбирала мужа. Твое великолепие смущает меня, поэтому я не призвала тебя в таком деле, которое имеет к тебе самое прямое отношение. Но сейчас я, Елена, прошу у тебя прощения и помощи.
Ведь жизнь без страстной любви покажется такой длинной, даже если будет совсем короткой.
Менелай шевельнулся и открыл глаза. Его рука дрогнула — и ее тяжесть стала меньше, потому что она ожила. Потом он выпростал обе руки и обнял меня.
— Елена, любимая… — пробормотал он. — Вот и началась наша совместная жизнь.
Я положила голову ему на плечо — мускулы под кожей были расслаблены.
— Да. И пусть боги сделают ее счастливой.
Все будет хорошо, сказала я себе. Должно быть хорошо. Выбор сделан, обратного пути нет.
Клитемнестра и Агамемнон приехали днем. Мы успели встать, обойти дворец и поиграть с их маленькой дочкой, милой Ифигенией. Она уже твердо держалась на ножках и бойко лопотала, хоть и не всегда понятно, но очаровательно.
— Славно, славно! — говорил, ухмыляясь, Агамемнон очень громко, как все, что он делал.
В его глазах играл мерзкий огонек, который он безуспешно пытался пригасить. Он не сводил с меня взгляда, щурясь, посматривал на Менелая. Я знала, что прошлую ночь он провел вместе с нами — пусть мысленно, — хотя обещал, что мы с Менелаем останемся вдвоем.