Эльф из Преисподней. Том 3
Шрифт:
Телегу мотало влево-вправо, наши пожитки плясали по стенам. Верилия бросилась на свой драгоценный рюкзак, крепко обняла его, чтобы он не укатился, и её укатило вместе с ним. Ко мне вынесло Лютиэну, смертельно побледневшую, крепко сжимающую губы. Сестре тряска определённо не пошла на пользу.
Однако это не помешало ей мгновенно сообразить, в чём дело. А сообразив, она без прелюдий перешла к действиям.
— Подержи меня! — крикнула она, и я схватил её за талию, прижал к себе, чтобы её не унесло. А эльфийка воздела руки, сложила пальцами хитрую фигуру. Безупречной
Трюк сестры не понравился ни рабам, ни их надсмотрщикам, что собрались на полях. Мало того, что их окатило волной пыли, которая сорвала с некоторых маску, так трупы преследователей приземлились аккурат на мясную кучу, которая от такого обращения разозлилась и принялась раскачиваться, давя всех, кто стоял поблизости.
Масла в огонь добавляли дьяволы-извозчики, которые не стеснялись съезжать с дороги и без разбора давили бедолаг, очутившихся у них на пути. А тех, кому посчастливилось избежать роковой встречи, поджаривали с небес бабау.
В общем, сегодня у невольников наметился особенно несчастливый день. Я полуосознанно собирал их боль, сосредоточившись на том, чтобы не дать вывалиться Лютиэне. Она продолжала колдовать, однако после первого успеха её поджидала неудача. Перья вроков заискрились, и пылевая лапа взорвалась, густым облаком прокатившись по окрестностям. Сестра разочарованно застонала, закусила губу. Я ощутил, как под землёй шевелятся корни задушенных в этом мясном аду растений, однако они были медленными, чересчур медленными, чтобы помочь нам расправиться с быстрыми летунами.
Сам я сконцентрировался на выбранной цели, приказал уплотниться воздуху перед одним из вроков. Расстояние и недружелюбие измерения сыграли свою роль: простейшее усилие обернулось чудовищным напряжением. Я будто забрался в шкуру немощного юнги, которому капитан приказал в одиночку поднять якорь — без рычага, одним руками ухватиться за цепь и тянуть вверх.
В конце концов воздух повиновался: врок с размаху впечатался в незримый барьер, превратившись в уродливую кляксу из мяса и перьев. Но это отняло столько сил, что я едва не отпустил Лютиэну.
Допустим, я бы велел извозчикам остановиться. Допустим, мы приняли бы бой на месте и даже перебили бы врагов — бабау швырялись в нас примитивными огненными шарами, ничего особого в их атаки не содержали.
Но ведь сюда заявится местная стража, начнутся разборки. Я прекрасно понимал, чем закончится выяснение обстоятельств. Никто не будет копаться в первопричинах, нас попросту закуют в ошейники и заставят ухаживать за мясными кучами до тех пор, пока мы не превратимся в подкормку для них.
То есть у здешних балбесов, разумеется, ничего не выйдет, но должен же быть лимит того, сколько миров настраивать против себя? Скромность, намертво высеченная в моей душе, бастовала против излишнего привлечения внимания. А я был пропитан добродетелями, как ни посмотри. Кто я такой, чтобы противостоять собственному смирению?
Укрывавший нас тент наконец занялся огнём. В ткани наметились тлеющие прорехи, сквозь которые я увидел дорогу впереди.
К счастью, поездка подходила к концу. На горизонте выросли низкие каменные стены, из гостеприимно распахнутых ворот тянулась цепочка навьюченных животных.
Мы подъезжали к Крапуле.
Видимо, осознав, что вскоре завяжется городской бой, вроки и бабау поднажали. Один дьявол даже спрыгнул со своей птички, провалился сквозь дыру в потолке и, кувыркнувшись, врезался в стену. Секундное промедление перед тем, как вскочить, стоило врагу жизни. К нему скользнула Верилия, вонзила оба кинжала — один в горло, второй под левое ребро. Брызнула насыщенно-алая кровь.
Впрочем, она терялась на фоне насыщенно-алого тела бабау. У этих дьяволов кожа была прозрачной до такой степени, что с лёгкостью проступали все мышцы, все вены. Тварь выглядела полностью освежёванной, даже будучи живой, а уж умерев, представляла собой ещё более жалкое зрелище.
Это если забыть о длинных, острейших когтях на руках и ногах, десятисантиметровых шипах на локтях и шнурообразном хвосте, на конце которого пристроился костяная шпора. С неё сочился яд, который прожигал деревянный настил телеги.
— Да что им надо?! — возопил я.
Мы ведь вели себя как паиньки. Никого не обижали, никого не убивали. Тащились себе по Цереру, разглядывая местное отсутствие достопримечательностей и давясь удушающим воздухом.
— Привет от Мементо Мори, — выдохнула Верилия, ухватив мёртвого бабау за плечо. На нём чернела татуировка: схематичный глаз, вписанный в раскрытую ладонь.
И как они нас отыскали? Хотя спорить не буду — компания из свободных смертных весьма приметна в рабовладельческом зеве Церера.
— А, эти парни… Неужели ты для них так важна?
— Им важно поддерживать репутацию. А давать всяким смертным оскорблять себя — верный способ её просрать.
Нет, никогда мне не понять такого настроя. Лично я всегда стремился к миру и никогда не устроил бы погони через несколько измерений, лишь бы отомстить. Более миролюбивого демона, чем я, не найти во всём Эфирии. Но раз уж недоумки из Мементо Мори решили объявить мне войну, то, так и быть, я пойду против своих принципов.
Не сегодня, не завтра, но когда-нибудь я выслежу всех главарей этой никчёмной шайки и вывешу их внутренности на ближайшем дереве.
Но сперва — убить Карнивана и вернуться на Землю. А лучше — окунуться в Эфирий, дабы восполнить утраченное могущество.
В отличие от благосклонного к демонам Мундоса, Универсум не спешил подчиняться воле. А я за тысячелетия неоспоримого доминирования как-то подзабыл, каково это — выскребать со дна бочки со смолой, чтобы наспех залатать пробоины в корпусе.