Элидор

Гарнер Алан

Роланд снова закрыл глаза. К двери вело кирпичное крыльцо, на каменном козырьке которого рос мох. Он так крепко зажмурился, что перед глазами у него поплы­ли разноцветные квадраты — той же формы, что и крыльцо. Теперь уже не надо было сосредоточиваться: перед глазами один за другим плыли крошечные проемы, а за ними встало и настоящее неподвижное крыльцо, тя­желое, квадратное.

— Курган должен раскрыться! Он не может скрывать дверь!

— Да, — сказал Роланд. — Вот она. Дверь. Настоящая.

— Тогда смотри! Смотри!

Роланд открыл глаза и увидел квадратную раму крыль­ца,

врытую в дерн, призрачную на фоне черного холма. Вдруг она задрожала и незаметно превратилась в другую дверь: бледную, словно лунный свет, низкую и светлую, словно ясень. Квадратный дольменовый [6] проем из трех каменных плит — две вертикальные и одна поперек. К двери вела ступенька со спиральным узором, который, казалось, медленно вращался, не двигаясь с места. Из две­ри к ногам Роланда упал свет.

6

Дольмен — древнейшее погребальное сооружение из огромных каменных глыб и плит, сложенных: наподобие стола. Иногда плита, за­крывающая вход, имеет большое круглое или овальное отверстие.

— Дверь будет открыта, пока ты держишь ее в голо­ве, — сказал Мэлиброн.

— А ты не идешь? — спросил Роланд.

— Нет. Этот свет смертелен для Элидора. Тебе он не повредит, но будь наготове. Мы знаем, что здесь прячет­ся кто-то без сердца и жалости, хотя и не знаем, кто это.

За каменной аркой шел прямой и ровный коридор, исчезавший в глубине кургана.

— Ты будешь ждать? — спросил Роланд.

— Я буду ждать.

— Мне страшно.

При мысли о том, что он должен углубиться в этот узкийпроход, у Роланда перехватило дыхание. Скала завалит его, стены сомкнутся, земля ляжет на свод, засып­лет его, ляжет на него всем весом, будет давить на него. Стены расплющат его. Он почувствовал вкус глины во рту.

— Я не могу, — сказал Роланд. — Я не могу войти. Уве­ди меня. Какое мне до всего этого дело? Это твой мир — он мертв.

— Нет! — вскричал Мэлиброн. — Гориас не умер!

Но перед глазами Роланда упала пелена и скрыла зо­лотой замок; языки пламени были слишком далеко, что­бы рассеять леденящий холод кургана.

— Найди другого! Другого, не меня! Мне нет до это­го дела!

— Нет, есть, — сказал Мэлиброн. — Мы живем в раз­ных мирах, но они связаны друг с другом. Гибель Элидо­ра не пройдет незамеченной для вас.

— Мне все равно! Мне нет до этого дела!

— Нет, есть, — твердо произнес Мэлиброн. — Твоя сестра и братья там внутри.

И Роланд снова увидел перчатку—она лежала на зем­ле, теперь уже ничем не скованная, перед ступенью, украшенной спиралью.

— Они вошли, каждый в свой черед, — сказал Мэ­либрон. — Время здесь течет по-иному.

— Что с ними? — спросил Роланд.

— Они потерпели поражение. Но ты сильнее их.

— Нет.

— Здесь, в Элидоре, ты сильнее.

— Ты говоришь правду?

— Да, гораздо сильнее. Ты пойдешь.

— Да, я пойду, — согласился Роланд.

Теперь, когда выбора не было, он больше не чувство­вал страха.

— Возьми это копье, — сказал Мэлиброн. — Послед­нее Сокровище — это последний шанс. Оно тебя под­держит не одним лишь стальным острием.

Роланд принял копье в руки. В глубине металла пере­бегали огни, а лезвие светилось радугой.

—А остальные Сокровища какие? — спросил Роланд.

— Меч, камень и чаша. Больше ничему не верь, копьем рази без колебаний — в Вэндви хорошего мало.

Середину кургана освещал неяркий свет — непонят­но, откуда он падал, но теней не было, и все вокруг каза­лось смутным и зыбким. Ничто не останавливало взор. Роланду то казалось, что он не движется с места, а то — что проделал долгий путь, дальше, чем если бы он прос­то вошел в глубь кургана. Оглянувшись, он увидел, что дверь исчезла в сгустившемся свете.

Потом он услышал звук или, вернее, эхо звука, на­столько мимолетного, что не успел его как следует рас­слышать, и все же ему пришлось тряхнуть головой, что­бы избавиться от многократно повторенных пяти-шес­ти нот, похожих на звон капель. Он заметил, что свет слегка изменился и уже не так походил на блеск шелка. Эта перемена соответствовала чистой, бездушной красо­те звуков, которые он все не мог как следует услышать. Коридору, казалось, не было конца. Роланд встревожил­ся. Что-то тут не так — или он уже вовсе лишился чутья.

— Где же конец? — спросил он вслух, больше для того, чтобы услышать звук своего голоса.

И тут же остановился. Стоило ему произнести эти сло­ва, как свет на миг дрогнул... и тут же засиял снова.

— Конец туннеля, — произнес Роланд.

И снова— колебание... Треугольник света в свете. Арка.

— Ко-нец-тун-не-ля.

Роланд вложил всю свою волю в эту мысль — и арка снова возникла, на этот раз более четко.

— Ос-тань-ся-там.

Онвдохнул — арка не дрогнула. Сделал шаг вперед — Она придвинулась и обрела каменное основание, и он сту­пил в круглую комнату, похожую на пчелиный улей.

— Хелен!

Хелен, Дэвид и Николас сидели на полу комнаты и на­пряженно смотрели вверх.

— Дотронься до нее, Роланд, — сказал Николас. — Послушай ее.

— Какой прелестный звук, — сказала Хелен.

— Я хочу снова его услышать, — сказал Дэвид. Голоса их звучали ровно и невыразительно. Роланд поднял взгляд.

То, что он увидел, поразило его до глубины души.

С высоты свода свисала тончайшая нить, а к концу ее была прикреплена хрупкая ветвь яблони в цвету. Ветвь была из серебра, а цветы — хрустальные. Прожилки на листьях и лепестки походили на тоненькие ниточки из ртути.

— Как красиво! — воскликнул Роланд.

— Дотронься до цветов, Роланд.

— Они поют, когда до них дотронешься.

— Мелодия такая прелестная.

— Дотронься до них.

— До цветов.

— Дотронься.

Ветвь была неподвижна, но под взглядом Роланда вдруг как бы дрогнула, пахнула звонким ароматом и за­звучала почти неслышимым уху, затихающим звоном лепестков.

— Коснись цветов, Роланд.

Если он до них дотронется, они запоют, из хрусталя польется музыка, и он услышит...